13

13

Судьба каждого вернуться в свой дом… встреча с миром отца. — Аллюзия на евангельскую притчу о блудном сыне, не однажды возникающую в дневнике Пришвина, начиная с революционных лет.

В дневнике 1930–1931 гг. притча о блудном сыне переосмысливается: если, начиная с революционных лет, все происходящее в России так или иначе соотносится писателем с евангельской парадигмой, вмещающей возвращение блудного сына, покаяние, прощение и пир — продолжение жизни («станем есть и веселиться»: Лк 15: 23), то в дневнике 1930–1931 гг. писатель обнаруживает, что уничтожается исток и самый смысл жизни, время обращается вспять, «проходит само по себе», «к нему жизнь не пристает» («ясней и ясней становится, что тема времени есть "сын на отца"»; «теперь… сын распинает отца») — сын, распинающий отца, обрекает себя на тупик, ему некуда возвращаться. И никуда не денешься от упрямой «фрейдистской» и пр. логики: вытеснение Отца — искажение божественной воли — ведет к появлению «отца народов» со всеми вытекающими отсюда последствиями… Интуиция писателя может иногда подвести его в оценке реальных событий, но никогда не подводит в понимании их причин и истинного содержания («Мы жили долго сознанием, что Отец послал Сына для спасения нас на смерть и что ужас Распятия есть "воля Господня". Но вот теперь, если сын распинает отца (в этом есть ens realissmus (суть. — Ред.) времени, то чья же тут воля?»). Кроме того, — может быть, это и есть самое главное, — природа «заблуждения», по Пришвину, иная: это не личный выбор пути, а обман, соблазн «малых сих» («Колокола, все равно как и мощи и все другие образы религиозной мысли, уничтожаются гневом обманутых детей. Такое великое недоразумение…»). Ср.: Дневники. 1930–1931. С. 617–618.