Н
Н
НАВАЛЬНЫЙ
(2012)
Интервьюер: Что Вы думаете про Алексея Навального? С чем связана его популярность в определенных слоях российского общества?
Я посмотрел интервью Навального с Парфеновым.
Очень обидно, когда справедливейшие требования большого количества людей используются для собственной выгоды. Когда я узнаю, что Навальный учился в Йеле, что он юрист с американским образованием… Ну я понимаю, если бы оттуда приехал физик, допустим, который вернулся в Россию, отучившись в США, и здесь ему не дают работать. Я бы поверил, что он вышел на площадь, потому что ему не дают заниматься физикой. А когда я вижу, что это чисто идеологический проект…
Знаете, осведомлен – значит вооружен. Нужно просто понимать: кто, откуда и зачем это делает. Навальный был в партии «Яблоко», его оттуда выгнали, как говорят, за русский национализм.
Русский националист, который имеет стипендию в США?
Какой-то странный «русский националист» получается… (XV, 66)
НАГРАДЫ
(1990)
У меня около шестидесяти международных наград и ни одной – от своего Отечества.
Может, оно и к лучшему. Возвращать не надо будет… (I, 31)
(2005)
Интервьюер: Насколько для Вас важны награды? Будете ли Вы в процессе работы над «Утомленные солнцем – 2» стремиться прежде всего к фестивальному успеху?
Никогда в жизни.
Я, может быть, все это имею потому, что никогда об этом не думал. Человеку, который думает о наградах, их никогда не хватит. Если человек снимает кино и думает, что должен получить Госпремию, например, так ему ее мало будет…
Конечно, я мечтал когда-нибудь получить «Оскара». Мало того, я единственный русский режиссер, который трижды был выдвинут на «Оскара» – за «Очи черные», «Ургу» и «Утомленные солнцем».
Но чтобы, начиная работать, прикидывал, для кого я это делаю, – да никогда в жизни! У меня тогда ничего не получится. Ведь каждая картина – это поиски нового киноязыка. (II, 48)
(2009)
Интервьюер: Признайтесь, любите получать награды?
Понимаете, если берешься за дело, рассчитывая на премии и призы, как правило, ничего не дождешься.
И хотя, спору нет, получать их приятно, но у меня есть другие мерила успеха и счастья.
Например, когда снимал фильм «Урга», жил в степях Монголии и Китая. Там обстановка была чудесная: вот, кажется, тихая, безветренная погода, а руку поднимешь – и можно потрогать ветер. Когда над картиной «12» работал, утром бежал и думал: «Никита, если бы тебе сказали: «Ты получишь «Золотого льва» или «Оскара», но за другую ленту, что бы ты стал снимать?», и однозначно себе ответил: «12»!
Если ты выговариваешься, пытаешься достучаться до зрителей – это и есть счастье… (I. 137)
(2011)
Интервьюер: Когда я зашла к Вам в кабинет, то первое, что бросилось в глаза, – огромное количество наград, любовно размещенных на стенде под стеклом. Скажите, Вы их пересчитываете?
Я с определенного момента стал относиться к этому легко. Не то чтобы все равно, а просто легко, потому что, как говорил мой отец: лучше на груди, чем на подушке впереди. А потом это, согласитесь, красиво. Посетителям есть что делать в паузах – разглядывать все это.
Интересно, всех ли радует эта картинка?
Я об этом не задумывался. Но те, кого это может раздражать, ко мне не так часто ходят.
Вот ваш фильм «Предстояние» – он ведь тоже был награжден. Причем за духовность в культуре.
Ну, может быть…
Но для меня основным является то, насколько глубоки значение и смысл сделанного. Насколько я выполнил то, что хотел. И насколько то, что хотел, нужно другим людям. И совершенно никакого значения не имеет, что обо мне пишут. Эта картина «долгоиграющая», эта картина на долгие годы. И то, что сейчас происходит, то, как ее колотят – это даже очень хорошо. Бывают явления, смысл и значение которых постигаешь позже, через какое-то время. (II, 69)
НАЛОГИ
Налог на «чистый диск»
(2009)
Интервьюер: Люди шумят по поводу идеи взимания сбора с «чистых дисков» и с бытовой техники. Говорят, Михалков собирается обложить налогом утюги и чайники…
Во-первых, это бред, потому что речь идет о DVD-технике. Во-вторых, по моей инициативе в проект этого закона попало только отчисление определенного процента от дисков. Остальное возникло уже в процессе обсуждения в Госдуме и правительстве.
Отчисление в пользу Союза кинематографистов?
Шестьдесят процентов – Союзу. Насчет оставшихся сорока будут решать люди, которые разрабатывают механизм распределения. Меня волнует, чтобы Союз кинематографистов России не стоял перед государством с протянутой рукой, а имел возможность реального дохода. И доход этот – абсолютно справедливый и логичный результат той деятельности, которой занимаются кинематографисты.
У меня есть зона моей ответственности – в первую очередь, старики Союза. Вопрос не только в том, чтобы помочь именитым, но и в том, чтобы поддержать тех, кто помог им стать именитыми. Гримеры, монтажеры, художники по костюмам – публика не знает их в лицо и по фамилиям, но это не значит, что их можно бросить на произвол судьбы…
Сегодня вопрос наконец-то обсуждается на государственном уровне, и я не понимаю, как это может вызвать иные эмоции, кроме радости. Насколько же надо ставить во главу угла свою личную ненависть к одному конкретному человеку, чтобы огульно, наотмашь, отказаться от помощи всем остальным!
У меня другого пути нет. Сидеть в старом кресле, проеденном молью и со сломанной ножкой, и наслаждаться «мифической властью» – не мое. Мне нужно создать механизм, который будет хотя бы ближайшие пять лет кормить стариков – это раз, и обеспечить поддержку экспериментальному, молодому, артхаусному кино – два.
Пять лет – прогнозируемый срок существования DVD как носителя. А что дальше?
Думаю, за это время Союз встанет на ноги. Дальше попробуем принять общее решение, что все члены Союза кинематографистов, заключая тот или иной контракт, три процента заработка автоматически отчисляют в пользу Союза. Может быть, к тому моменту изменится сама форма нашего сообщества и Союз превратится в профсоюз – не знаю.
Какие социальные блага сможет обеспечить Союз кинематографистов, если ваш проект реализуется?
Во-первых, у нас есть желание и, надеюсь, возможность вернуть Дом творчества в Пицунде, который сейчас находится в разрушенном состоянии. Хочу верить, что мне удастся договориться с президентом Абхазии Сергеем Багапшем.
Во-вторых, есть планы откупить землю под Домом творчества в Болшеве и снова его запустить, тем более что мы надстроили еще один этаж…
Я могу только предлагать свои идеи, свои возможности, свою энергию. Я не разрушитель по натуре. Мне интересно созидать, будь то Союз кинематографистов, Московский кинофестиваль или охотничье хозяйство. (I, 140)
(2010)
Решение взимать однопроцентный налог с производителей и импортеров цифровой техники и носителей было принято Государственной думой.
Такой налог собирают по всему миру, ничего нового здесь нет. Отчисления идут на развитие кинематографа, музыкального искусства.
Большое заблуждение считать, будто «налог на флешки» придумал Михалков с целью класть деньги себе в карман. При этом я согласился возглавить Российский союз правообладателей (РСП), и огромное число уважаемых людей – Пахмутова, Добронравов, Хотиненко, Расторгуев, Пьявко, Башмет – выразили надежду, что именно РСП получит право собирать эти отчисления.
Если не буду уверен в чистоте этого дела, тут же уйду… (XV, 46a)
НАРОД
(1999)
Народ может какое-то время ошибаться, какое-то время его можно обманывать, но все равно рано или поздно он точно понимает: врут ему или нет.
Интервьюер: Пример Сталина… говорит о том, что скорее поздно, чем рано.
Когда народ увидит, что ты то или другое делаешь, не подминая людей под себя, не исходя из своих корыстных интересов, тогда даже если ты ошибаешься, то народ всегда это может простить, во всяком случае, русский народ.
Только для этого с народом надо разговаривать.
Горбачев разговаривал-разговаривал, и что?..
Горбачев не разговаривал с народом, он ему объяснял. А это разные вещи.
Разговаривать с народом… Как Вам объяснить? Это выйти на улицу и подержать за руку старушку…
Извините за неуместную аналогию, это как Гитлер детей на руки брал?
Это популистские методы, это другое. Это делается для того, чтобы сфотографировали. Вот какой я: «Гитлер и девочка».
Народ почувствует, если ты этих людей любишь, если ты их чувствуешь, если ты корневой своей системой улавливаешь, в чем вы сходитесь с любым из тех, с кем ты сейчас общаешься на другом уровне.
Это и не «ля-ля» Горбачева, и не фотографии Гитлера. (II, 31)
Русский народ
(1990)
Я верю в глубочайший разум нашего народа. Он обязательно должен восторжествовать.
Жалко только, что в России часто путь к разуму лежал через страдания, насилие и самодовольную глупость… (I, 33)
(1998)
Я не надеюсь на политиков. Я надеюсь на народ, на его инстинкт самосохранения.
Нельзя больше позволять играть собой. Нельзя поддаваться чужому сценарию и играть в нем роль «массовки каскадеров».
Народ, общество через газеты, через ТВ, через любые мирные формы общественной организации должен очень громко и очень четко сказать властям: «Мы – не за «тех» и не за «этих». И уж тем более мы не равнодушны, мы – не глина, которую вы лепите и бросаете друг в друга. Ребята, вы очень плохо нами правите. Вы вечно киваете друг на друга. Ладно! Мы сами не ангелы, к тому же мы вас и выбрали, отказываться бесполезно. Поэтому и терпим. Но если вы мало того что не способны разумно править, вы еще и ведете дело к лобовому столкновению, хотите создать опять двоевластие и решать свои проблемы за наш счет – то вот на сей раз вы крупно ошиблись! За вас и под вашу дудку мы драться не станем, не мечтайте!»
Если бы это случилось, то началась бы новая глава нашей истории. Новое мироощущение: мы сами что-то можем. Вот откуда берется и «национальная идея» – не из чужих статей, а из своих поступков…
Все тот же Иван Ильин очень любил повторять фразу Томаса Карлейля: человек не должен жаловаться на свое время, из этого ничего не выйдет. Время плохое, ну и что же, на то человек и живет, чтобы сделать его лучше!..
Начинай же! Только этим ты сделаешь невозможное возможным. (I, 73)
(1998)
Есть гениальные стихи у одного белогвардейского поэта, Николая Туроверова. Они начинаются так:
Уходили мы из Крыма Среди дыма и огня, Я с кормы все время мимо В своего стрелял коня…
И вот я подумал, что можно сделать гениальную притчу о коне, который сначала носится под красным всадником. Потом его хозяина убивают, он переходит к белым. Он верно служит и белым, выносит из боя раненого офицера. Потом опять достается красным, потом опять белым. И конь уже не понимает, почему в конце концов его расстреливают с кормы? Ведь он верно служил тому, кто его взнуздал. За что же гибель?..
Вот история нашего народа. То одни его взнуздывают, то другие… И сейчас происходит то же самое. Почему происходит ужасающее лобовое столкновение?
Потому что демократы взнуздали его в одну сторону, коммунисты – в другую. А так как корневой основы нет под ногами, то народ, как тот конь, плывет, не зная куда, зачем и как ему выплыть…
И в результате получается то, что мы имеем. (I, 76)
НАСЛЕДИЕ
Культурное наследие
(2001)
Интервьюер: Какие чувства у Вас как у президента Российского Фонда Культуры вызывает новая, возвращенная на Родину реликвия?
Наверное, в первую очередь это чувство не президента, а русского, православного человека.
Поразительное ощущение сопричастности нашей великой истории возникает, когда касаешься руками бумаги, которую подписывал Суворов. Чувство надмирности, что ли, буквального физического соприкосновения с прошлым…
Конечно, такие документы, такое ощущение соприкосновения волнуют необычайно. Я помню, в Мадриде простоял четыре часа в музее Прадо, хотел прикоснуться к картине Босха. Но все время – то экскурсанты, то смотрители. Наконец, дождался. И, вопреки всем правилам, прикоснулся к одному месту из триптиха.
Я давно его наметил – там, где уточки плавают в раю. Так вот поздоровался с Босхом… (II, 38)
(2005)
Есть конкретные вещи…
Это и перезахоронение Ильина и увековечение его памяти…Это и Братское кладбище в Москве на Соколе… Восемнадцать тысяч человек, воинов Первой мировой войны всех стран (Англия, Америка, Латвия) там лежат, и это нужно увековечить…
Это и памятник Антону Павловичу Чехову, на семьдесят девять сантиметров опустившийся…
Но по большому счету – нам нужно защищаться.
Мы чего-то все время стесняемся и боимся. Не надо понимать толерантность как слабость. Невозможно представить себе, скажем, католический хор, который поет в Кремле, или, допустим, выставку, где президент России выглядит в образе Гитлера, или съезд великих масонских лож в Латвии, где принимает участие и великая ложа из России…
Но это не значит, что нужно запрещать что-то, избави бог.
Никогда вы не могли себе представить, допустим, Макдоналдс в Грановитой палате. Трудно себе представить это, невозможно. Это не значит, что не должно быть Макдоналдса. Но это значит, что он должен быть там, где он должен быть…
Мы должны понимать, что, если мы не будем к этому относиться как к защите национальных интересов, в которые входят и основы безопасности культуры, то никакие памятники, никакие реставрации нам не помогут. Все это бессмысленно. Они будут мертвыми совершенно стоять. Они будут музеями, туда будут возить японских туристов, эти японские туристы будут смотреть, цокать языками, фотографироваться и потом дома показывать, как они посетили Россию. Но если это не станет естественной частью жизни нашего народа – это бессмысленно.
Вопрос заключается не в том, чтобы что-то чужое запрещать, а в том, чтобы защищать свое…
Все равно, хотим мы или не хотим, есть Кострома и есть Таллинн. Они разные города, и они очень хорошие города. Но Таллинн – это чужой город, а Кострома – свой.
Давайте помогать своим, давайте помогать тому, без чего практически все наши усилия абсолютно тленны. (IX, 2)
НАСМЕШКА
(1991)
Интервьюер: Вы, конечно, не потерпите насмешки над собой?
Насмешки?
Ну как Вам сказать: не надо путать шутку с насмешкой.
Я человек резкий, и даже порою слишком. Но я стараюсь быть терпеливым с людьми, которые в какой-то степени от меня зависят, допустим, по работе. И абсолютно нетерпим к бестактным проявлениям со стороны людей, которые имеют власть. (I, 37)
НАЦИОНАЛИЗМ
(1998)
Интервьюер: Вы русский националист?
Я считаю себя русским патриотом, и давайте научимся различать эти понятия.
Националист – это тот, кто любит себя за счет других. Мы лучше вас. Знаете анекдот: «Армяне лучше, чем грузины!» – «Чем?» – «Чем грузины!» А патриот – это тот, кто хотя любит, ценит и понимает свое, но это вовсе не мешает ему точно так же – ценить и любить иное. Ему близок любой, кто по-настоящему его понимает или хотя бы пытается понять. И вообще истинными интернационалистами могут быть только истинные патриоты – как и в искусстве только истинно национальное становится интернациональным на века.
И никогда у меня не было ни желания, ни времени различать моих друзей и коллег по национальному признаку: Кеосаян – армянин, Тодоровский – еврей, Ибрагимбеков – азербайджанец, Квирикадзе – грузин, Янковский – русский.
Но я, как говорится, ценю их не только за это… (I, 72)
НАЧАЛО
(1969)
Интервьюер: Как Вы впервые начали сниматься?
Это произошло совершенно случайно.
Я дружил с Томашевским, приемным сыном Оганесяна. Он кончал десятый класс. Я учился в девятом. Коля Томашевский решил поработать в группе «Приключения Кроша». Попробовал себя в главной роли. Я взялся за роль Вадима.
Опыт «Кроша» помог мне в работе над ролью Коли в фильме «Я шагаю по Москве». Снимался я в этом фильме в горячее время в прямом и переносном смысле. Летом прошлого года я сдавал вступительные экзамены в театральное училище и был занят на съемках. Свалились они на меня неожиданно. Работа над фильмом шла очень быстро. Я моментально втянулся в нее и целыми днями пропадал на съемочных площадках. Было страшно интересно. Над ролью Коли мне пришлось порядком покорпеть.
Но в том, что роль, говорят, получилась, все-таки не столько моя заслуга, сколько режиссера Данелия… (I, 2)
НАЧАЛЬНИК
(1998)
Интервьюер: Если честно, зачем Вам пост «начальника кино»?
По романтическому убеждению, что я могу помочь.
У меня есть команда, программа и цель.
И я никогда бы не пошел на это место, если бы была альтернативная программа лучше нашей и люди, которые могли бы ее осуществить. (I, 69)
«НАШИ»
(2002)
«Наши»!
Это очень важное слово – «наши».
Оно несколько дискредитировано было скандальными передачами Невзорова. «Наши» для демократической общественности стали выглядеть почти как фашисты.
Но это неверно, неправильно!
Когда мы смотрели хоккей и говорили: «наши» играют, «наши» выигрывают, или «сегодня наши играют»; «наши» победили, «наши» проиграли…
А кто такие эти «наши»? Чем они объединяются? Только ли паспортом они объединяются?
Я думаю, что нет!
Их объединяет – единая история, единая культура, единая традиция, единый менталитет, который, в свою очередь, включает в себя огромное количество, я бы сказал, калейдоскопической перламутренности: когда, с одной стороны, это калейдоскоп разноцветный, а с другой стороны – это разные оттенки белого цвета, зеленого, синего и так далее…
Мы все играли в детстве в «казаков и разбойников». И конечно же, казаки были «хорошие», а разбойники «плохие». Важно было кого-то догнать, пленить, схватить. Мы играли в партизан, мы играли «в войну»… Вспомните, какой была тогда эта война – «наши и немцы»…
В какую «войну» играют сейчас ребята?..
При такой подаче этой проблемы, которую мы наблюдаем в средствах массовой информации, доброго, естественного отношения к тому, что называется «наши», там нет.
Нет! И в этом вся проблема! (IX, 1)
НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛИ
(2004)
Вы понимаете, когда читаешь про то, как мне отказали от дома Путина, поскольку Путин наконец понял, что я делал из него массовку, или что моя цель – разорить Союз кинематографистов долгами, то у меня, к сожалению, создается ощущение (другого объяснения попросту нет), что все это говорят и пишут очень порочные люди, которые предполагают, как бы они поступили на моем месте. И боясь, что именно так я и поступаю, они все время предупреждают окружающих, чего надо опасаться.
Но это только их помыслы!
У кого и когда я что-нибудь взял? Кого я обманул? Какой власти я добился, став председателем того же Союза? Когда было, чтобы я говорил одно, а делал другое?
Никто ведь не утруждается фактами. Мне рассказывал приятель, что при нем зашел разговор обо мне, и вдруг некие люди стали осуждать меня с яростью и «знанием дела». Приятель спросил: «А вы знакомы с Михалковым?» – «Нет. Но мне все поведала одна знакомая секретарша…»
Все эти сплетни – результат словоблудия и тусовочного безделья… Раньше меня это обижало, оскорбляло, раздражало. Мне хотелось схватить за грудки того, кто говорит и пишет про меня гадости. Хотелось заорать: «Да вы что, офигели? Вы что несете? Ну спросите у меня! Ну найдите хоть что-нибудь!» Вы присылаете мне четыре проверки КРУ, потому что не можете понять, как можно ничего не украсть, а целиком вложить большие деньги в съемки. Вы присылаете КРУ – и ничего не находите. Понимаю, это очень обидно! Когда уверен, что есть что искать, а выясняется – нечего. Как не обидеться. Ведь не хочется верить в то, что кто-то честнее и чище, чем ты сам.
А еще заманчиво, не зная ситуации, обсуждать с президентом, сколько фильмов можно было снять на те деньги, которые дали Михалкову на «Сибирского цирюльника».
Кто дал? Министр культуры? Он дал миллион – и все. Дали люди, которые Михалкову доверяют.
А тебе дадут такие деньги? А если дадут, ты сможешь их употребить? Ты сможешь развести сцену на восемь тысяч человек? Сможешь без компьютерной графики синхронизировать движение порубочной машины, убегающую массовку и падающие деревья? Машина исчезает за бугром, а деревья все падают и падают… Ведь это не просто так: нужно найти натуру, договориться и выкупить у лесхоза около ста деревьев, ювелирно их подрубить, так, чтобы они падали последовательно и синхронно с движущейся машиной. И все это подготовить так, чтобы снять одним дублем, ведь деревья уже подрублены, и для второго дубля их не восстановишь! Ты сможешь это? Тогда о чем ты говоришь? Дайте мне как Михалкову, и я сниму не хуже, чем он? Да на! Михалкову, чтобы добиться таких денег, нужно было вкалывать как лошадь тридцать пять лет!..
Вот так я реагировал…
А потом вдруг подумал: вы пишете ложь, вы не знаете правды, но почему-то не удосуживаетесь ее узнать. Зачем вы это делаете? Наверное, именно затем, чтобы я закричал: «Нет, не прав имярек! Он жулик, который лжет!» (Был такой мерзкий Булгарин, который прославился и вошел в историю литературы только благодаря тому, что писал пасквили и доносы на Пушкина и Грибоедова. Реально Пушкина с Грибоедовым сегодня нет, а булгариных – море.) Ты хочешь, чтобы я тебе доказывал, что я другой? Но разве можно тебе это доказать, если ты не желаешь ничего знать? Я хочу, чтобы только те люди, которых я уважаю и люблю, знали и чувствовали, какой я на самом деле. Эти люди не будут требовать от меня доказательств. А вот вы, которые пишете, будто я собираюсь обанкротить Союз кинематографистов, или строю ипподром где-то в чистом поле под Нижним, или прибрал к рукам какой-то сахарный завод в Ульяновске… Вы сделали из меня монстра – так и бойтесь его сами! Чем хуже вы меня оцениваете, тем страшнее вам со мною общаться.
И бог с вами!
Бедный мой старик-отец, которого поносят до сих пор. Как-то я сказал ему: «Отец! Люди, которые дожили до девяноста лет, даже до восьмидесяти, давно никому в стране не нужны. О том, что они еще существуют, знают только они сами и родственники, которые за ними ухаживают. На тебя выливают ушаты грязи? Да ты счастлив должен быть! Ты их возбуждаешь! Любому человеку пожелаю, чтобы к девяносто годам, никого не убив, не зарезав, не будучи диктатором, Пиночетом, он так же возбуждал общество». (I, 102)
(2010)
Интервьюер: Вы сейчас под пулеметным огнем со всех сторон. Вас атакуют за фильм «Утомленные солнцем – 2», за Союз кинематографистов, за распределение госдотаций в кино. Грешным делом подумалось: может быть, Вам просто комфортно «под обстрелом»? Как Вы себя чувствуете в таком положении?
Как на фронте.
Понимаете, страшно бывает, если тебя обвиняют правдиво, справедливо. Если человек вынужден отбиваться от справедливых обвинений, ему приходится оправдываться. А когда обвиняют и ты понимаешь, что это неправда, ложь, то это другая ситуация.
Я так говорю не потому, что я такой хороший. Я вспыльчив, я неуравновешен, бываю невнимателен, пренебрежителен в каких-то ситуациях, излишне резок, хотя, к счастью, отходчив, бываю несправедлив. Это все – правда. Но я не бываю вором. Не насаждаю в Союзе кинематографистов диктатуру. Не могу назначать, как пишут, на выборные должности приближенных себе людей. Не выгоняю инакомыслящих. Это ложь. Просто обыкновенная ложь…
Что касается фильма, то если посмотреть общую панораму нашего кинематографа и найти именно нашу картину, чтобы ее топтать, то я ничего не имею против. Значит, фильм наш попал в точку и ударил по пошлости и гламуру, и сейчас можно увидеть, кто чего стоит, поэтому и приходится моим оппонентам прибегать к примитивной лжи и подтасовкам. Например, пишут, что Михалков всех артистов погубил, а своих детей пожалел. Ну это же просто на уровне… Даже не знаю, как это расценивать. Не замечают даже того, что герой Тёмы < Артёма Михалкова > в финале картины лежит с оторванными ногами и превращается в бугорок под снегом…
Понимаете, я из казачьего рода. И если не иметь этой энергетики, казачьего стержня, который помогает все это переносить спокойно, конечно, человека можно раздавить. Но когда веришь в то, что делаешь, раздавить тебя трудно… Я не верю, что Господь дал нам возможность снять такую картину для того, чтобы ее просто унижали маленькие и злые.
А ироничную реакцию по отношению к себе, которой в последнее время стало много, Вы как воспринимаете?
А Вы не видели «Прожекторперисхилтон»?
Нет.
Ну вот найдите в Интернете и посмотрите.
А для читателей, которые не смогут посмотреть в Интернете, может быть, расскажете все-таки?
Ну… я человек веселый.
Меня огорчает глупость. Но тот, кто говорит глупость, тот в ней и варится. Она не должна прилипать. Меня мама учила: «Никогда не обижайся! Если тебя хотели обидеть, не доставляй удовольствия тому, кто этого хотел, а если не хотели, то всегда можно простить». Поэтому полного удовлетворения я своим критикам доставить не смогу.
А потом, Вы обратили внимание, что вся критика – она очень похожа?
Ну не вся, может быть…
Но суммируя… Это ведь переделки одного и того же, согласны со мной?
Только отчасти. Есть те, кто Вас любит и хвалит. Есть те, которые ругают за то, за что еще никто не ругал… Понимаете, сложился некий образ Михалкова в народе…
Это не в народе сложился!
Давайте не будем народ смешивать с теми, о ком идет речь. Народ – это одно, а эти люди – совершенно другое. В народе образ совершенно иной, поверьте.
Какой?
Поехали со мной в Вологду, в Новгород Великий, в Кострому, в Ярославль, в Нальчик. Поехали! И там увидите реальный образ Михалкова, который сложился в народе. А то, что происходит внутри московской «песочницы» или санкт-петербургской «песочницы», меня не беспокоит. Вот если то, что я делаю, то, что я говорю, то, что я думаю, насторожит Эдика Артемьева, или Сашу Адабашьяна, или Леню Верещагина, то насторожусь и я. А когда меня поливают и попросту лгут…
Вы понимаете, у человека, который слово «барин» использует в отрицательном смысле, – холопская психология. Рабская. «А, ну конечно, барин приехал!» Кто это может сказать? Кучер. Посудомойка. Дворник. А «барин» – это всего-навсего обращение. «Барин, не хотите ли чаю?» Это как «товарищ, не хотите ли чаю?» или «господин…». Но слово «барин» почему-то стало ассоциироваться со словом «бездельник». Но хорош бездельник – такую картину поднять в условиях разрушенного кино! По восемнадцать часов работать!
Обижает меня это? Абсолютно нет. Я не считаю необходимым выяснять отношения с людьми, для которых слово «барин» оскорбительное. (I, 147)
НЕЗАВИСИМОСТЬ
(2001)
Я привык жить по средствам, и это благодаря воспитанию моей мамы. Она говорила: «Всегда бери от жизни чуть меньше того, на что ты, как тебе кажется, имеешь право».
В этом основа независимости. В этом иммунитет от соблазнов.
То, что мне необходимо для моей жизни, работы, удовольствий, общения, с Божией помощью, у меня есть. Если я хочу поехать на охоту, у меня нет проблем купить все, что необходимо, или взять билет на самолет. Если я хочу заниматься спортом, у меня нет проблемы купить себе хорошую ракетку и заплатить за аренду корта. Я люблю дорогую и классическую одежду. Мне хочется себя чувствовать комфортно, удобно, легко и… независимо в любой ситуации. Кроме того, я считаю, что гарантия твоей независимости – к любому человеку пытаться относиться с серьезным, достойным интересом, кто бы он ни был.
Бунин был убежден, что художнику должен быть интересен любой человек, хотя Василий Васильевич Розанов и писал: «Человек без веры мне вообще неинтересен».
Может быть, он и прав… (II, 36)
НЕЛЮБОВЬ
(1994)
Нельзя строить отношения на нелюбви…
Многие демократы не понимают: не любить большевиков – еще не значит любить Россию. И собирают команду по принципу: ты против них? Значит, с нами!
Это утопия. Ненависть не может объединять.
Мы и фашистов победили не потому, что их ненавидели, а потому, что Родину любили. Сегодня тоже такое время, когда нужно бороться не «против», а «за»… (I, 57)
(1998)
Если меня не любят, то на уровне каком-то генетическом. Как правило, это люди, с которыми я никогда не общался близко и которые не могут сказать, что я им сделал что-то плохое.
Но поговорите с теми, с кем я работаю. Любовь объяснять не нужно: просто люблю со всеми потрохами, мне приятно с тобой быть. Объяснять приходится – нелюбовь. Я могу допустить, что не устраивает вообще мое существование. Независимое, активное, иногда агрессивное. Но никто же не говорит конкретно: ты сделал то-то и то-то дурное.
Я не прошу никого меня любить.
Мне интереснее побыть на велосипеде в лесу, чем на тусовке со стаканом. Мысли приходят, я могу упасть три раза, подняться, матюгаться, орать, проклинать свой велосипед. Это моя жизнь, и никто не заставит меня жить по иным законам. (I, 70)
(2002)
Одна из самых больших издержек и ошибок сегодняшнего мира – это американизация мира, на примерах и образцах которого во многом, к сожалению, воспитываются наши дети, а подчас и взрослые. Ошибка эта заключается в том, что сегодняшние Соединенные Штаты объединяют людей по большевистскому принципу: ты их не любишь, иди к нам!
Принцип нелюбви везде, а в России в особенности, никогда не был и не мог быть основой для долгосрочного сближения людей.
Я подчеркиваю: долгосрочного сближения людей!
Объединяющаяся «против» помещика или заводовладельца толпа объединяется по принципу «мы вместе его не любим». Но, как показала история, когда побеждается тот, кого «не любят», то выясняется, что не любили-то они одно, а любят – совсем разные вещи.
И вот тут начинается собственно жизнь, которая постепенно приводит в тупик…(IX, 1)
(2009)
Вопрос: А Вас почему так не любят? Что в Вас раздражающее такое? А Вы подумайте.
Я думаю, что в нашей стране нельзя быть одновременно умным, красивым, талантливым и из хорошей семьи.
Спасибо Вам большое. Я не мог Вам так ответить. (I, 136)
(2010)
Интервьюер: Вы как-то сказали, что ваша личность вызывает глухой, глубинный, абсолютно бессмысленный, но очень мешающий жить протест. И еще: «Если меня не любят, то на уровне каком-то генетическом». У Вас есть объяснение этому явлению? Почему Вас вот так не любят? В чем дело?
Зачем это мне-то объяснять себе самому?
Вы понимаете, в чем дело? Вот если я люблю, объяснять ничего не надо. А если я не люблю, я обязан это объяснить. Тем, кто это испытывает, пишет, говорит и об этом судачит. У меня вопрос простой: «Что я вам плохого сделал? Конкретно?» Одного человека ты мог ограбить, другому нахамил. Что я вам плохого сделал? И выясняется, что ни-че-го. Никто не может мне предъявить претензию в связи с тем, что я его оскорбил, унизил или чем-то обидел. Почему я и говорю, что это на уровне каком-то генетическом.
Мешает это? Мешает.
Вам это неприятно?
Как Вам сказать? Ведь важно же, кто это. Когда человек тебя не любит и не может объяснить, он мне не интересен.
То есть это Вас как-то не тревожит? Вы не испытываете по этому поводу какого-то такого неуюта, чувства, я не знаю, как это сказать?
Я буду неискренен, если скажу Вам, что я от этого получаю удовольствие. Нет.
С другой стороны, это дает такой драйв, бойцовский. Я, так сказать, по характеру такой. Если меня все время по шерсти гладить, то я засыпаю. И это очень опасно, потому что я становлюсь безопасным. Это для меня опасно, потому что это нехорошо. Но ведь есть… Давайте разговаривать, да? Допустим, я говорю моим оппонентам: «Ребята, прямой эфир. Сели и поговорим».
И что? Никто этого не сделал?
Никто не делал.
Да ну ладно!
Да я сколько раз предлагал.
Это страшно интересно, в прямом эфире.
Я сколько раз предлагал.
Вот возьмите последний <Чрезвычайный> cъезд Союза кинематографистов. Мне было предъявлено четырнадцать претензий, где было воровство, вот это все. Есть, да? Но на каждый вопрос я дал абсолютно полный ответ, и выясняется: это, ребята, неправда. А если это неправда, то какая мне разница, каким образом мне с вами общаться по этому поводу? Вы же видите, что это неправда. Я вам доказал? Доказал. Возьмите диск съезда нашего, посмотрите внимательно его – два с половиной часа. Это блокбастер с точки зрения того, что на каждый конкретный вопрос людей, которые тебя обвиняют, ты даешь конкретный ответ. И выясняется, что все не только не так, а совсем наоборот.
Потому что тебя обвиняют эти люди в том, что они сами не сумели бы сделать, если бы были на моем месте.
Зависть?
Ну, зависть – это вообще движущая сила нашего отечественного истеблишмента. (V, 24)
(2011)
Интервьюер: А как Вы считаете, почему так много людей Вас не любит?
Я долго над этим размышлял и пришел к выводу, что не страшно быть ненавидимым беспричинно, страшно, когда тебя есть за что ненавидеть…
Как там меня называют? Барин? Значит, ненавидят за барство.
А еще за «мигалку». Хотя ее как раз я себе не сам назначил. Зато сам ее снял, когда почувствовал, что не имею права занимать должность председателя Общественного совета при Министерстве обороны. И я тогда ушел из него. И «мигалку» сдал. Нет ее у меня теперь.
Интересно, стало людям от этого легче?
Сомневаюсь, разве что тем, что живут по принципу: «Что бы ты ни заказал – у твоего соседа в два раза больше будет. Тогда выбей мне глаз!»
А вообще, враги нужны. Без них было бы очень скучно. Они все время заставляют тебя не расслабляться, держат в нужном боевом тонусе. Меня куда больше пугает не ругань, а похвалы. Это значит, что вдруг что-то пошло не так. Звоночек – пересмотреть свои действия и жизнь… (XV, 58)
НЕМЦОВ
(1998)
У нас не только дружат по расчету, но и не дружат.
Немцов стал вице-премьером и за все время ни разу не позвонил, хотя во время губернаторства Бориса Ефимовича в Нижнем у нас были достаточно искренние и близкие отношения.
А тут – как отрезало.
Поэтому и я не стал звонить Немцову… Обошелся.
Бывает…
Наверное, кто-то подсказал Борису Ефимовичу, что, занимая этот высокий пост, не стоит общаться с Михалковым… (I, 75)
НЕУДАЧИ
(1987)
Интервьюер: Вы боитесь неудач?
Нет, не боюсь.
Но не потому, что я такой смелый. Просто – боюсь бояться неудач. Боюсь работать суетливо, боюсь начать шарить глазами и ворочать ушами по сторонам, пытаясь поймать настроение момента и угодить тем, кто может решить, успех это или провал… (I, 25)
«НИКА»
Академия «Ника»
(2001)
Интервьюер: То, что «Нику» под себя подмяли, Вас не радует?
Итак, суть – телеграфно.
Ко мне пришел Игорь Шабдурасулов и сказал, что Гусман хочет отдать ему «Нику», поскольку устал искать деньги. На мой вопрос: «При чем тут я?» Игорь ответил: «Мы хотим, чтобы Союз кинематографистов стал одним из учредителей премии».
Я сказал, что такое решение в компетенции секретариата Союза, но в любом случае следует учесть: так называемой Российской академии кино юридически не существует. Есть частное предприятие Юлия Гусмана и Виктора Мережко. По большому счету я никогда не интересовался, что это за «Ника» такая, но и не мешал ей. Единственное – с определенного момента не давал в конкурс своих фильмов, но это, в конце концов, мое право. Могу я не выставлять картины на «Нику» после «Оскара» или перед Каннами? Могу. Это дело нашей Студии.
Вот и все.
Поэтому мне смешно слушать, будто я кого-то под себя подмял. Гусмана, что ли? Мы не в том возрасте и не той сексуальной ориентации.
Надеюсь, оба…
Так что же будет с «Никой»?
Надо поступить по закону. Спокойно и взвешенно. Для начала создать в России нормальную киноакадемию.
И что же ждет прежних академиков?
Большинство, убежден, ими и останутся, но теперь это будет надлежащим образом юридически оформлено.
А судьи кто?
Гильдии режиссеров, сценаристов, актеров.
Они сами выдвинут кандидатов. Президентом академии я предложил бы избрать Георгия Данелия, а лауреатов «Ники» определять при помощи электронного голосования, как это делается в Америке с «Оскаром». (I, 80)
(2002)
Интервьюер: Далась Вам эта «Ника»… Чем она Вам так мешает?
А кто сказал про помеху?
Газеты пишут, журналы.
Меньше читай всякие глупости. Сколько раз тебе говорил: на заборе что написано? А там – дрова.
Пресса уверена, будто я решил создать свою Академию и учредить при ней премию исключительно в отместку «Нике». Во-первых, Академия не моя, ее учредителями стали ОРТ, РТР, Министерство культуры, Российская Академия наук, редакция «Российской газеты» и Союз кинематографистов России. И, во-вторых, при чем тут «Ника»?..
А то не знаете? Она же награда одноименной киноакадемии. Забыли, как ее получали?
Начнем с того, что «Ника» вообще не может претендовать на звание Национальной премии, поскольку так называемая Академия, ее учредившая, никогда не была легитимной, она всегда оставалась самодеятельной, без правильно оформленных документов.
Скажем, я числился ее академиком, хотя никто не спрашивал моего согласия и не избирал туда. С таким же успехом я могу наречь тебя фельдмаршалом, а себе присвоить звание генералиссимуса и даже пошить мундир с лампасами и эполетами.
И что?
От этого ни я, ни ты великими полководцами не станем. Максимум, чего добьемся, так это того, что нас в психушку заберут…
Шутки шутками, но я знаю другое – год назад секретариат Союза кинематографистов принял решение о создании Российской киноакадемии. На том заседании присутствовали господа Гусман, Мережко, Шабдурасулов. Я предложил: чтобы не терять «Нику», давайте сделаем ее премией Российской киноакадемии.
Люди, не страдающие болезненными амбициями, сказали бы огромное спасибо за то, что выдуманная ими самодеятельная награда становится «Оскаром» российского масштаба. Мы согласились, чтобы учредителями премии остались пять физических лиц. Они по-прежнему выходили бы раскланиваться на сцену Дома кино, Гусман в бабочке по-прежнему упражнялся бы в остроумии.
Ради бога, на здоровье!
Мы готовы были даже закрыть глаза на то, что спонсорами премии являются организации и компании, которые почему-то не хотят афишировать участие в данном проекте. Мы шли на это, хотя не скрою, мне странно подобное поведение людей, дающих деньги. То есть они участвуют в публичном мероприятии, но при этом предпочитают оставаться в тени.
Поразительно, да?
Хотелось бы все же знать, чьи это деньги, зачем их вкладывают?..
Если бы Гусман указал источник получения денег, «Ника» стала бы наградой вашей Академии?
Теперь уже едва ли.
Гусман со товарищи нарушили договоренности, поступив как классические карманники, которые бьют по левому плечу и вытаскивают кошелек из правого кармана.
Они решили перерегистрировать свою киноакадемию. Когда я узнал об этом, сильно изумился.
Оч-ч-ч-ень!
Вроде бы вели серьезный мужской разговор. Игорь Шабдурасулов, директор «Ники», сказал мне: «Понимаешь, времени мало. Хочу создать Большое жюри, чтобы успеть посмотреть все фильмы». Я согласился, полагая, что, пока это жюри будет занято просмотром картин, мы зарегистрируем Российскую киноакадемию, главной премией которой, как и договаривались, станет «Ника». На самом же деле оказалось, что Игорь Владимирович и Юлий Соломонович собрали именитых кинематографистов не на утверждение Большого жюри, а на учреждение новой академии «Ника».
Разве так поступают партнеры?
И тогда Вы решили показать, что этот номер с Вами не пройдет?
Ничего и никому не собираюсь доказывать!
Жизнь сама все расставит по местам. И пора бы закончить эту глупость – кричать на каждом углу о какой-то михалковской академии…
А знаешь, почему сейчас засуетился Юлий Соломонович?
Увидел среди учредителей нашей Академии два национальных телеканала и волнуется: вдруг они «Нику» показывать не захотят, а без эфира, дорогой товарищ, она и самому Гусману нужна, как зайцу стоп-сигнал…
Премий может быть сколько угодно, как, к слову, и академий. Только я не понимаю, с какой стати «Ника» должна быть премией Российской киноакадемии, которая уже, кстати, зарегистрирована?
Когда мы предлагали вариант с «Никой», все на это согласились, но Гусман поступил иначе.
А теперь что?
Отменять решение съезда, дезавуировать свидетельство о регистрации Российской киноакадемии и объявлять, что академия «Ника», учрежденная академиками Гусманом, Шабдурасуловым и Мережко на деньги анонимных спонсоров, и есть та самая Национальная Российская киноакадемия, которую поручил создать съезд?
Просто ребята, видимо, были убеждены, что, поставив нас перед свершившимся фактом, они заставят всех принять его как должное. Подложили грабли нам, а наступили на них сами и теперь на нас же обижаются.
И пошло, поехало… Михалков сводит счеты с «Никой», имперские амбиции «Самодержца Всея Кино»… (II, 39)
Премия «Ника»
(1994)
Приз «Ника» я не считаю за награду.
Эта церемония не имеет никакого отношения к серьезному, честному кинематографу. Обыкновенный тенденциозный междусобойчик, великосветская тусовка для своих.
Могут посчитать, что мной движет обида: мы выставляли «Ургу» по пяти номинациям, а приз получили по одной. Но дело не в обиде. «Урга» названа лучшим фильмом Европы 1993 года, и видит Бог, мне этого достаточно.
Я вообще не хотел участвовать в этой кампании, но уговорили друзья. И пришлось убедиться на своем опыте, что в «Нике» все несерьезно, похоже на школьную стенгазету. Все для своих и про своих…
Когда же в интервью для «Кинопанорамы» я сказал об этом Виктору Мережко, то, уже когда говорил, был уверен, что в передачу это не вставят. Он решил проще: вообще вырезал мое интервью… (I, 57)
(2000)
Из любого можно сделать любое…
Можно награждать призами три сделанных в стране картины. И сделать из этого торжественнейшее мероприятие, эпохального значения. И даже назвать, что это картины тысячелетия. Хотя общая сумма собранных денег за эти фильмы (за все три) тридцать девять тысяч долларов. Сама «Ника», думаю, стоила тысяч восемьдесят…
Из любого мероприятия можно сделать фарс… (XII, 5)
(2002)
Я действительно давно разуверился в непредвзятости результатов голосования академиков «Ники». Все решает Гусман с приближенными в зависимости от ситуации, политики, личных пристрастий, да и просто удобства…
История с Гостюхиным была тому яркой иллюстрацией. Мне множество раз звонили сотрудники Гусмана и сам лично Юлий Соломонович, клянясь, что Гостюхин получит премию, умоляли уговорить Володю, лежавшего с температурой и воспалением легких в Минске, все же приехать.
Я поддался уговорам и действительно несколько раз звонил Гостюхину, убеждал прилететь хоть на день, просил, обещал, поскольку поверил Гусману, что премию Володя точно получит. Гостюхин извинялся в ответ, объяснял, что лежит пластом и что у него съемки на носу, благодарил и просил меня получить «Нику» за него.
Когда во время церемонии награждения объявили фамилию моего любимого грузинского друга Гуджи Бурдули, я обомлел. И не оттого, что этот замечательный артист получил премию, а от мысли, кем же я сейчас выгляжу перед Володей, который, может, смотрел трансляцию по телевизору и которого я почти уговорил приехать с температурой в Москву?
И тут мне окончательно стал ясен принцип устроителей «Ники»: артисты все хороши, а приз дадим тому, кто приехал на церемонию, чтобы «дырок» в трансляции не было.
С тех пор я в чистоту «Ники» не верю.
Гусман может еще тысячу раз повторить мне: «Клянусь мамой, Соломоном, хлебом, жизнью, детьми!» – «Не ве-рю!»
Но это мое личное мнение. «Нику» получали многие заслуженнейшие артисты и режиссеры, – и дай им Бог. И конечно же, большинство из лауреатов действительно были лучшими, но я для себя решил в этой игре больше не участвовать, ибо вовсе не желаю, чтобы я или мои друзья зависели от настроения Юлия Соломоновича и его сподвижников. (II, 39)
НИКОЛИНА ГОРА
(2003)
Понимаете, Николина Гора, как и другие старые поселки – Красная Пахра или Переделкино, – некий поселок, в котором жили люди, рожденные и воспитанные до 1917 года, то есть существовал определенный класс людей, который ехал жить не в Горки, не в Барвиху, а именно туда. Хотя и Барвиха, и Николина Гора возникли в одно и то же время, в 1920-е годы.
Это был кусок земли, достаточно далеко отстоящий от Москвы, с понтонной переправой, без моста, зимой по льду, с проселочной дорогой между дачами, и никакого престижного места он собой не представлял ни в 1920-е, ни в 1930-е годы. Река разливалась до самого низа, до горы. Строил там дачу Отто Шмидт, строил дачу Вересаев, жили там Никулин, Мясищев, Прокофьев, Капица. Даже если посмотреть строения – это было не напоказ.
Сейчас на Рублевку рвутся нувориши, для которых это знаковое место просто потому, что там жило всегда правительство – и дача Сталина, и дача Хрущева. Думают, что они выбирали самые лучшие места. А это не так.
Я взял землю под городом Горбатовом на Оке, где снимался финал картины «Сибирский цирюльник», и земля эта намного более освящена тишиной, чего уже не найти на Николиной Горе сегодня.
Интервьюер: А ваше первое впечатление, когда Вы туда приехали?
Сугробы, огромное количество снега.
Я живу там лет пятьдесят уже и последние десять лет постоянно. В московской квартире удается ночевать раз пять или шесть в месяц. Я хорошо помню это ощущение оторванности. (Я жил там круглый год с пяти лет с нянькой-испанкой, которая жила в нашей семье, одна из тех детей, которых в 1937 году привезли в Россию. Ее звали Хуанита, и рабочие, которые достраивали нам дом, как только ее не называли.)
И вот это одиночество, пустота вокруг, совершенно зимняя, потому что никто зимой там не жил. И все детство – это бесконечное ожидание приезда родителей, потому что они могли приехать только в субботу и воскресенье, и то лишь зимой по льду, а весной в разлив мы были вообще отрезаны от большой земли. Сельский магазин, поселок РАНИС – работников науки и искусства.
А друзья?
Те, кто там жил. Паша Фрумкин, Саша Васильев, Кравченко.
Мы вместе учились в маленькой домашней школе, на такой же даче, потому что в школу в деревне было ходить довольно далеко, восемь километров. Один педагог вел несколько предметов. Начальную школу, первый класс, мы вообще в Москву не выезжали.
У Вас деревенское помещичье воспитание получилось?
Ну не настолько помещичье, но деревенское точно. (XV, 25)
(2007)
Интервьюер: Расскажите историю этого легендарного места – ведь Вы живете здесь уже полвека, не так ли?
Совершенно верно, последние пятьдесят лет я живу здесь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.