К
К
КАВКАЗ
(2011)
Когда генералом, министром обороны огромной страны становится человек, никогда не читавший ни Льва Николаевича Толстого, ни генерала Ермолова, ни генерала Паскевича, которые были наместниками русских императоров на Кавказе, то это странно. Он говорит: «Мы батальонами за три дня – там все!» – и кладет бесчисленное количество русских мальчишек неподготовленных. Это преступная безграмотность.
Нас гонят с Кавказа, потому что Кавказу нужны уважение и сила. На Кавказе сила без уважения есть оскорбление, а уважение без силы считается как трусость, как слабость. А мы и силу там потеряли, и уважение не принесли. И не понимаем, что пятилетний мальчик носит кинжал на поясе не потому, что это предмет костюма, а потому, что это знак его принадлежности к гордому Кавказу.
Если бы эти генералы читали Толстого!
Когда предают земле тело убитого чеченца, то на это время останавливаются военные действия. Это ритуал. Шамиль – кровный враг России, который вел войну с Россией, был приближен к России. И заканчивает свою жизнь как бы другим человеком.
Если бы в то время вместо того, чтобы ввести войска, генералу Дудаеву дали бы звание генерала армии и сделали бы заместителем министра обороны, переведя в Москву, этого ничего бы не было.
Потому что – это Кавказ. (XV, 48)
(2012)
Интервьюер: Как Вы относитесь к лозунгу «Хватит кормить Кавказ»?
Это слабый лозунг, лозунг слабого корня.
«Хватит кормить Кавказ» – потому что он у нас все отнял? А миллионы гектаров земли, которые не обрабатываются? При чем здесь Кавказ?
Другой разговор, в коня ли корм? Но это не главное в этом лозунге. Это до боли знакомая логика, которая предполагает, что если мы не будем кормить Кавказ, то все у нас будет хорошо. Но нет, у нас не будет хорошо. Потому что голодный Кавказ, который перестали кормить, придет сюда – правдами и неправдами отнимать то, что ему недодали. Или уйдет в другую сторону. И мы потеряем Кавказ.
А потеря Кавказа – это развал страны. (XV, 66)
КАГАНОВИЧ
(1994)
Лазарь Моисеевич Каганович, поворачивая ключ взрывного устройства, чтобы разрушить храм Христа Спасителя, сказал легендарную фразу: «Так мы задерем подол всей России…»
Вдумайтесь?!
Неужели после этого можно сказать себе: «Ладно, забыли, с понедельника у нас новая жизнь»? (I, 65)
КАЗАЧЕСТВО
(2003)
Вопрос: Найдет ли казачья тема отражение в вашем творчестве?
Меня волнует исход Белого войска в двадцатые годы, «Ледяной поход» через донские степи в Крым. Этим трагическим страницам казачества посвящены стихи Туроверова, по ним можно писать сценарий.
Тема «Ледяного похода» ждет своего воплощения… Частично я уже ее коснулся. Сейчас на РТР снимаются четырнадцать серий моего документального сериала «Русские без России» об исходе Белого движения. Там есть сцены невероятные. Кони, которые выносили из боев своих хозяев, тычутся мордами в ворота их усадеб. А последнее, что делали казаки, когда уходили, – вспарывали матрасы, чтобы хоть чем-то накормить лошадей… (XII, 9)
(2004)
Есть чудная книга – «История Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества Полка». В ней – масса иллюстраций. Одна из них замечательная, такая современная иностранная карикатура, когда мчится кавалергард какой-то, француз, наверное; причем он с пистолетом, он вооружен, он на прекрасном коне, а навстречу ему казак с пикой, на каком-то коне безумном, который вообще неуправляем. За спиной его лук. Борода. Что-то непотребное.
Это очень показательное отношение вообще, так сказать, как к русскому казачеству, да и к русскому войску до момента, пока это войско и это казачество не доказывают совершенно обратное. Причем на деле, не в пропаганде карикатуры, а на деле.
Был замечательный случай, когда казаки переправлялись через реку во время первой Отечественной войны 1812 года. Они переправлялись через реку и сняли с себя мундиры, потому что ну как можно в мундирах переправляться (много в мокром мундире не навоюешь). Поэтому они переправлялись через реку, сняв с себя мундиры, и неожиданно попали навстречу подошедшему к этому берегу авангарду французских войск. И тогда эти казаки, мгновенно, как были, в чем мать родила, вскочили в свои седла, успев только кто шашку выхватить, а кто просто палку. И эти голые люди армадой развернули хорошо вооруженных, готовых к бою, экипированных французов. Они гнали их, потому что приняли решение лихо, сразу. Нет вопроса – на коня и вперед.
И в этом было все казачество.
Или, скажем, знаменитая история, когда три императора (русский, прусский и австрийский) вместе наблюдали за ходом боя, и французские войска почти захватили их в плен, то наши казаки (численностью в три раза меньше, чем французы) отчаянным броском отбили своих императоров.
Если бы этого не случилось, то вообще история могла бы повернуться в другую сторону, и вообще бог знает, чем бы это все закончилось.
Поэтому 17 октября (день битвы под Лейпцигом) стал полковым праздником лейб-казаков. (XV, 2)
(2004)
Бессудные расстрелы, грабежи, насилия, бесправие бросили казачество в пучину Гражданской войны.
Казаки какое-то время надеялись остаться вне этой свары, предполагая, что – будь здоров царь в Москве… а мы, казаки, здесь на Дону как-нибудь перекантуемся. Но не вышло. Потому что уж слишком казачество само по себе – была сила нутряная, сила коренная для России. Поэтому когда такой передел, такой катаклизм навалился на страну, такая сила, как казачество, не могла остаться в стороне.
Это привело к ужасающим кровопролитиям. При выселении терских станиц с такими знакомыми названиями, как Калиновская, Ермоловская, Михайловская, Романовская, они преименовывались в села. Революционные горцы истребили более тридцати пяти тысяч мирных жителей – стариков, женщин, детей, и произошло самое страшное. Произошла катастрофа – казаки стали этническим меньшинством. Я думаю, что не нужно далеко ходить за примером, чтобы доказать, чем нам все это обернулось, причем сегодня…
До революции казачье войско насчитывало около шести миллионов человек. Только на Дону проживало около трех с половиной миллионов. Первая мировая война и в особенности Гражданская резчайшим образом сократили количество казачества. До шестидесяти процентов было сокращено казачество на Дону и до семидесяти пяти процентов в других регионах, в других войсках. В местах проживания уральского казачества казаков осталось в некоторых местах до десяти процентов. Но это еще не вся беда. Это было только начало. С 1920-х годов на страну обрушивается коллективизация. Начались расстрелы, изгнание, репрессии, и казачество действительно оказывается на пороге полного уничтожения…
Вообще большевики отличались удивительной способностью все фальсифицировать. Есть одна статья, в которой о казачестве они говорили буквально следующее: «что у него нет заслуг перед русским народом и государством»?! Это у тех, кто еще в долетописные времена охранял границы Руси, это те казаки, предки которых присоединяли к России сибирские земли. Это те казаки, которые во главе с атаманом Трубецким приняли прямое участие в избрании царя Михаила Федоровича Романова.
Или еще одна характеристика: «Не отличались способностями к полезным боевым действиям»?! Наполеон, великий Наполеон предпочитал казачье седло. Наполеон, изумленный этой фантастической атакой, лавой казачьей, которая сметала все на своем пути, приказывал своим маршалам изучать эту атаку. (Но, как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть, хотя и француз.) Это ведь воспитывалось с молоком матери. Для этого нужно было родиться в степи и дышать степным воздухом, ковылем, ветром, жить вместе с табунами для того, чтобы знать, что такое упоение в этом бою, в атаке лавой. Научиться этому за партой невозможно…
Я думаю, что здесь еще очень важна и другая культура. Казачья культура – особая культура. Это ведь не просто, так сказать, казачьи песни, казачий круг, пляски, сабля, нагайка…
Нет, это настоящее, это корневое, это живое, это образ жизни, а не просто внешняя форма. (XVI, 2)
Кубанский казачий хор
(2003)
Вопрос: Почему Вас заинтересовал Кубанский казачий хор?
Это естественно, когда внимание привлекает такой выдающийся коллектив. Ну и плюс к тому – наши добрые товарищеские отношения с Виктором Гавриловичем Захарченко…
Учитывая, что предстоит такое серьезное мероприятие, как концерт Кубанского казачьего хора в Кремлевском зале в Москве, Виктор Гаврилович попросил моего товарищеского совета. Это мероприятие протокольное, ограниченное во времени. И не забывайте, что есть сцена, на которой идет концерт, а есть миллионы зрителей, и очень часто бывает, что на сцене концерт прошел блистательно, а по телевизору он никакой. Здесь очень важно соблюсти все законы телевизионного жанра.
Все-таки этот концерт, прежде всего, представление Кубани, казачьего духа. Это очень важно сегодня, когда образ казачества развенчивается благодаря ряженым. Лампасы и нагайка – это еще не казак.
Казак – это дух!
Казаком можно быть и без всякой атрибутики. Мой прадед Василий Иванович Суриков сам был казаком, только сибирским, яицким. Мой дядька, Петр Петрович Глебов, играл Мелихова в «Тихом Доне». Собственно, и сами Глебовы тоже из казачьего рода… Во мне сидит это казачество, я это люблю. Тут все замешено на внутренних, корневых вещах, которые трудно объяснить.
Я бы никогда не решился поучаствовать, как я сегодня участвую в работе Кубанского казачьего хора, в постановке оперы или циркового представления. Каждый должен заниматься своим делом, и, видит бог, я не вмешивался в профессиональные дела хора. Я просто делился опытом. И с наслаждением слушал песни хора – потому что это был просто двухдневный концерт для меня одного.
А достоин ли Кубанский казачий хор выступать на такой сцене, как кремлевская?
Есть множество сцен, которые недостойны принять такой хор!
Выступать в Кремлевском дворце хор достоин, безусловно! Это очень профессиональный коллектив, очень духовный.
И вообще… казаки всегда себя чувствовали как равные: и в станице, и в столице. Казак не может быть провинциалом – он всегда остается казаком. Казак всегда находил свое место, потому свой мир, свой быт он возил с собой.
А что касается Кремлевского зала… Главная сцена страны за последние годы видела много такого, чего бы ей и не надо было видеть.
Мне было очень просто работать с коллективом хора, потому что не было наигранного (или ненаигранного) благоговения. Обстановка была профессиональной и поэтому нормальной. (XII, 9)
КАЗИНО
(2006)
Вопрос: Вы игрок? В Монте-Карло, скажем, не ездили? Я боюсь казино.
Я попадаю туда не очень часто, и заканчивается это, как правило, неприятным ощущением банкротства. (I, 124)
КАЙДАНОВСКИЙ АЛЕКСАНДР
(2004)
Кайдановский – человек с образованием дореволюционного университета, абсолютно не похож на артиста. В его благородном аскетизме и хроническом одиночестве было что-то мистическое, завораживающее, как и во всем, что он воплотил на экране…
Кайдановского тогда <в пору съемок «Свой среди чужих, чужой среди своих»> не знал никто. Он также закончил «Щуку». Успел отслужить в армии в кавалерийском полку и сняться в нескольких картинах в небольших эпизодических ролях. Именно после нашего фильма начнется его восхождение, его актерский взлет. Правда, на какое-то время за Кайдановским после роли поручика Лемке закрепилось амплуа «белого офицера». «Я сыграл сто восемь офицеров», – скажет он потом в одном из своих интервью.
Но потом будет работа с Абдрашитовым, Соловьевым, Ароновичем…
И будет «Сталкер» Тарковского. (II, 44)
КАК ЖИТЬ? ЗАЧЕМ ЖИТЬ?
(1994)
Надо не бежать на референдумы, не скандировать, стоя под флагами, а осознать, каким образом жить каждому из нас и всем вместе…
Как жить?
Надо дело делать! Надо понять – кто мы!
Для этого нужно оглянуться назад. Оглянуться и посмотреть: как раньше все было обустроено. Какой была национальная идея, без которой ни одно общество, ни одно государство, тем более Россия, жить не может.
Что мы строим? Куда мы идем?
Капитализм, социализм с человеческим лицом, правовое государство? Что такое правовое государство? Кто нам это объяснит?
Каждый понимает по-своему. Каждый приходит со своей конституцией. А все это, вместе взятое, лишает людей воли жить…
Сейчас необходимо сделать так: никого не слушать, спокойно осмотреться и попытаться осознать малую родину, в которой ты живешь, неотъемлемой частью Большой Родины, которой ты служишь… (XI, 1)
(1999)
Сегодня люди задают вопрос: как жить? Себе, друг другу…
Но не понимают одной важной вещи: никогда не найдем ответа, если первым не поставим вопрос: зачем мы живем?
Большевики это очень правильно поняли и воспользовались этим.
Мое поколение помнит, как в школе задавался вопрос: «Зачем вы живете?» И ответ: «Чтобы построить коммунизм». А все остальное у нас уже есть: и лучшее мороженое, и армия, и балет…
Мы знали – зачем живем.
Другой разговор, что цель была ложной. Нам заменили все цели. Разве то, как строился социализм, не было религией? Павка Корчагин, героизм строительства новостроек, ГЭС и т. д., и т. п.
Нам заменили одно другим.
Исконное желание верить – это необходимость для русского человека… (VII, 1)
(2001)
Как бы объяснить, чтобы меня, наконец, поняли и поверили?
Грибоедов сказал, что есть жизнь внутренняя, которая намного более серьезна и интересна, чем жизнь внешняя.
Многие люди не могут уяснить, что вопрос, как жить, менее важен, чем вопрос: зачем жить?.. (II, 33)
(2001)
А ведь исконно первым вопросом для русского человека был вопрос «ради чего жить?», а потом уже «как?».
И мы узнаем «как жить?», когда задумаемся «зачем жить?». (I, 83)
(2005)
Интервьюер: Мы все часто задаемся вопросом: «Как жить?» Вот-вот! И думаем о том, где взять зарплату, где то, где это… До тех пор, пока вопрос «как жить?» будет главным, мы не найдем ответа на него. То есть мы будем временно находить ответы и временно пользоваться ими. А настоящего выхода не будет. Потому что главный вопрос для русского человека звучал иначе: «Зачем жить?» А это вопрос религиозный….
Смотрите… Веками государи, рабочие, крестьяне, интеллигенция, купцы, даже грабители на дорогах – словом, все вне зависимости от социального положения, рода деятельности и возраста питались от одних и тех же духовных корней. И убийца преступал те законы, которые для всех были едины. Это законы, обозначенные в заповедях. Вера не есть необходимость биться головой о паперть, исполнять обряды… Вера – источник той силы, которая помогает находить правильное решение во все времена.
И сейчас тоже.
А без нее мы будем искать решения в Голландии, Германии… где угодно. Будем жить по принципу «как?». Но не будем ставить перед собой вопроса «зачем?».
Я убежден, что дети трех, четырех, пяти лет, которые сегодня ходят в церковь, через десять – пятнадцать лет будут другими, нежели мы. Один может стать водителем, другой – премьер-министром. Но они будут на одном языке разговаривать, ибо у них единый корешок, из которого они вместе выросли, – духовный. (II, 51)
КАРА ЮРИЙ (1999)
Я вам сейчас одно письмо зачитаю. Это письмо кинорежиссера Юрия Кары к премьер-министру Правительства Москвы господину Лужкову Юрию Михайловичу:
«Уважаемый Юрий Михайлович, с глубоким уважением и симпатией относясь к Вам как к политику, государственному деятелю, выдающейся личности и поддерживая Вас в вашем начинании, хотел бы быть полезным отечеству. Вся съемочная группа и актеры фильма «Мастер и Маргарита» очень благодарны Вам за то, что еще в 1994 году Вы сразу же откликнулись…»
И так далее.
Дальше идет жалоба на своего продюсера, а заканчивается письмо так:
«Вы поверьте, Юрий Михайлович, мы снимали этот фильм не только для избранных, а для всего отечества. Если Вы не возражаете, то мы с артистами могли бы проехать с этим фильмом по всем регионам отечества, выступая в поддержку Вас и вашего «Отечества». Этот фильм, поверьте, уважаемый Юрий Михайлович, действительно является настоящим отечественным достоянием в отличие от восхваляемого «НДР» фильма о странной любви кадета к американской проститутке».
Ну как вам?
Уж если ты ходишь с вазелином и уже готов, так сказать, применить его так, как хочешь применить, то зачем же ты пытаешься одновременно этот вазелин использовать в другом назначении, к другим людям?
Кто тебя тянет за язык?
Хочешь помочь Юрию Михайловичу – помоги, пожалуйста… Но зачем же походя, ради того, чтобы язык стал более мягким и длинным, этим языком одновременно исторгать, как змея, яд в надежде, что это тебе больше поможет?..
Сколько же можно жить по принципу: «не то жалко, что у меня корова сдохла, жалко, что у соседа жива». (VI, 3)
«КАТЫНЬ»
(2010)
Интервьюер: Во время обсуждения на канале «Культура» Вы искренне сказали, что не считаете «Катынь» Анджея Вайды антироссийским фильмом?
Абсолютно искренне.
При этом я считаю «Катынь» фильмом обиженного человека, что нехорошо. Обида ослепляет художника, для него враг обезличен. Враги – все, кто по ту сторону границы.
Такое кино – исключительно для местного пользования. (I, 144)
КВИРИКАДЗЕ ИРАКЛИЙ
(1983)
Ираклий Квирикадзе – человек с абсолютным национальным слухом. Корни его кинематографа – а он создал свой кинематограф – целиком в грузинской культуре.
Его «Пловец» – одна из лучших картин, виденных мною в последнее время. Сочный юмор, сплавленный с тонкой иронией. И изначальная потребность автора (которую благодарный зритель сразу улавливает) в постоянном осмыслении своего места, а следовательно, и места своих героев в жизни.
В фильмах Ираклия Квирикадзе (а можно сказать и так: в тех удивительных историях, которые он то ли вспоминает, то ли придумывает, чтобы поведать их с экрана) узнаешь подкупающие черты его личности: широту мировоззрения, истинную порядочность, мужественность, врожденную готовность быть настоящим другом. Словом, то, что делает человека лидером, но без какой-либо фанаберии.
Ираклий Квирикадзе – в ряду тех талантливых мастеров, которые продолжают умножать прекрасные традиции грузинской школы кино. (II, 5)
КГБ
(1992)
Генерал КГБ, который развенчивает свою организацию и на этом становится депутатом Верховного Совета, мне отвратителен.
Если ты понял, что то, чему ты присягал, гадко, напиши письмо и застрелись. Ты – офицер. Ты присягал. Но не красуйся на телеэкране, развенчивая дальше.
Разве я не прав?
Понятие чести, правил, понятие греха и стыда изуродованы и потеряны…
И меня совершенно не интересует, был митрополит Питирим (Нечаев) связан с КГБ или нет. Это его проблемы взаимоотношений с Богом, с совестью. Он что – преступник? Расстреливал людей? Сажал их в тюрьмы? Писал доносы?
Ну, например, один священник рассказывал мне, что вынужден был писать проповеди в трех экземплярах. Один – себе, другой – в Синод, третий – в КГБ. И переживал это мучительно…
Я же знаю, что такое «сотрудничество», в котором упрекают митрополита Питирима. Значит, тогда я тоже агент КГБ! Когда едешь за границу, тебе говорят: «Слушай, Никита Сергеевич, там будет народ. Ты скажи, что так, мол, и так. Съезд у нас был. Решения хорошие принял». Я отвечал: «Есть! Обязательно скажу!» Но никогда этого не делал, конечно. А офицер ставил галочку, что беседовал с таким-то, дал задание…
На кого может стучать митрополит? Вы только вдумайтесь. Чем он занят? Шифровками? Слежкой?
Он служит утром и вечером по нескольку часов, издает массу прекрасной религиозной литературы, а между этим еще в поте лица своего работает на КГБ?
Ну тогда это просто гениальные люди… (I, 43)
КИНЕМАТОГРАФ
(1976)
Интервьюер: А как Вы попали в кинематограф?
Когда я учился в Щукинском театральном училище, меня пригласили сниматься в кинофильме «Я шагаю по Москве».
Дебют прошел, вероятно, удачно, потому что меня сразу начали усиленно приглашать другие режиссеры. Сейчас на моем счету более двадцати ролей.
Сразу же после «Я шагаю по Москве» решил, что моя жизнь должна принадлежать кино. Ушел из театрального училища во ВГИК к Михаилу Ромму…
После окончания института кинематографии у меня была задумка снять романтический фильм. Но пришлось отложить из-за службы в армии.
Ну, а потом был «Свой среди чужих, чужой среди своих», сценарий которого написал в соавторстве с драматургом Володарским.
И вот новое решение, вернее, уточнение к предыдущему: «Режиссура – для меня жизнь»… (I, 3)
Кинематограф советский и российский
(1989)
Сейчас в нашем кино жуткая сумятица: «Мосфильм» отделяется, приобретает независимость, внедряется новая модель кинематографа, жизнь между «да» и «нет» у Госкино.
Значительно смещен, на мой взгляд, и оценочный критерий. То, что раньше называлось безвкусицей, теперь может быть объявлено новаторством.
Выступишь против – прослывешь врагом перестройки.
Словом, проблем огромное количество, к сожалению, не идущих на пользу кинопроцессу. А с другой стороны, требующих решения. Известно, сколь болезненна, ранима натура художника. Но как часто эта ранимость не соответствует тому месту, которое данная личность занимает в искусстве.
Сядь я в руководящее кресло – пришлось бы многих обижать. А я этого не хочу. Мне вообще не нужна власть над людьми, мне нужна власть над моими произведениями. (I, 28)
(1992)
Кризис кинематографии – следствие общего кризиса, который переживает общество.
С каждым днем преобладает все более разрушительная тенденция снимать кино только о том, что было запрещено десять лет назад, или же слепо копировать Запад, теряя свое лицо, свои корни.
Для того чтобы выздоровел кинематограф, должно прежде всего выздороветь общество, выбраться из бесконечных споров между правыми и левыми, которые только заводят в тупик.
Нужно стабилизирующее начало. И им, как мне кажется, может стать единая власть и, не удивляйтесь, власть монархическая… (I, 44)
(1999)
У нас болеет вся страна, а соответственно болеет и кинематограф. У нас здоровые только олигархи. Но кинематограф переживает сейчас непростое время, и, самое главное, многие кинорежиссеры отказались от своих традиций.
Я считаю, что кино должно приносить доход, и именно поэтому родилась идея большого коммерческого кино, а не съемок кинобарахла про коррупцию, проституток и мафию.
Но режиссер должен задать себе вопрос: для чего он снимает кино? Кино должно помогать пережить трудности, а не запугивать народ… (I, 78)
(2002)
Россия во многом похожа на США – и масштабами, и имперским самоощущением.
Кинематограф такой страны не может существовать только на осколках того, что делают другие. Поэтому, когда мы пытаемся снимать так же, как в Голливуде, получается говно – ведь у нас нет ни их компьютерных технологий, ни финансовых возможностей, ни технической базы. И если все пойдет так, как сейчас, ничего этого и дальше не будет…
В России сегодня существует чудовищная практика: количество зарубежных картин в нашем прокате превысило все разумные пределы. В итоге у нашего собственного кинематографа просто рушится воля к жизни.
Посудите сами: вместо того чтобы снимать свои фильмы, создавать новые рабочие места и воевать за достойное место на международном кинорынке, российские прокатчики просто выкладывают деньги за третьеразрядные иностранные ленты.
Понятно, что так гораздо легче жить.
А ведь та ужасающая киномакулатура, которой до отказа забиты экраны наших телевизоров, пагубно влияет и на психику простых людей, и на самосознание всей нации. Это целлулоидное дерьмо, очень, кстати, притягательное дерьмо, завернутое в красивый фантик, как магнит тянет зрителя к экрану, мешает жить – прочитать хорошую книжку, побеседовать с друзьями или сходить в театр…
Я думаю, что в случае ввода российской стороной квот на количество закупаемых иностранных фильмов реакция американской стороны может быть жесткой. Зато мы сможем стимулировать производство добротной отечественной продукции.
Нам надо обратить внимание на опыт Франции, где снимается своя весьма качественная продукция и где все равно есть серьезные государственные квоты на показ по ТВ иностранных картин.
Уверен, что правильно и полезно было бы ввести налог на билеты в кинотеатры, где идут западные блокбастеры, а вырученные деньги пустить на производство российских фильмов. (I, 89)
(2002)
Огромное количество информации, которое сегодня люди черпают по телевидению и в Интернете, в определенном смысле вымывает интерес к кинематографу.
Но все равно будут люди, для которых кино не может быть заменено ничем. И когда приходишь в кинотеатр «Пушкинский» в двенадцать ночи и видишь практически полный зал, это удивляет и одновременно очень радует.
Сейчас интерес растет, потому что растет прокат. Растет производство отечественных фильмов.
Это дает мне надежду, хотя, может быть, мы и не доберемся до прежнего ажиотажа. (II, 40)
(2002)
Почему я довольно спокойно отношусь к нынешним перекосам в нашем кинематографе – натурализму, жестокости, безыдейности?
Тут болезнь роста. Кислородное отравление – хватанули излишку, голова закружилась, и понесло!
Но дело в том, что есть камертон.
Камертон этот – зритель, сиречь народ. А народ устал от того, чем его кормят в последние годы. И это естественно. И не хочет он больше этого кушать. Он хочет другого. И кинематографисты это почувствовали. И потому Филипп Янковский, молодой режиссер, снимает картину «В движении». Кроме всего того, что является модным в кино, в его картине возникает и прослеживается желание человека понять: а что со мной происходит? а почему так? а кто я такой?
Рогожкин снимает знаменитую «Кукушку», а Валерий Тодоровский – блистательного «Любовника».
Сегодня среди кинематографистов наступает понимание того, что самый важный критерий успеха – отклик и сочувствие зрителя. Без зрителя, что бы мы ни делали, труд наш бессмыслен. Живописец может писать холст и класть его в чулан, писатель может писать в стол. В кино так нельзя. Только через прикосновение с теми, кто сидит в зале, происходит как бы оплодотворение твоего творчества. Если они тебе плюют в лицо за твои «искания», а ты высокомерно отвечаешь: «А я так вижу!» – что ж, тогда тебе скоро будет просто-напросто нечего кушать. Потому что теперь только зритель может оплатить твой труд. А зритель тебе будет платить только за то, что ему интересно смотреть, что ему близко и дорого.
В кинематографической державе существование замечательной Киры Муратовой, Алексея Германа возможно только тогда, когда существует тело большого кино. Представьте себе, что кино состоит только из фильмов Сокурова, Германа, Муратовой, Иоселиани…
И что?
Невозможно питаться каждый день только устрицами – вы сойдете с ума. Зрителю нужны и комедии, и мелодрамы, и приключения, и исторические ленты.
Так что я возлагаю надежды на зрителя. В конце концов, он заставит тех, кто снимает кино, снимать то, что надо зрителю, а значит и стране.
Великое итальянское кино, откуда оно возникло?
Разрушенная, униженная, нищая страна, войну проиграла… А посмотрите картины тех лет – черно-белые, маленькие, дешевые, с непрофессиональными актерами. Люди валили на них по одной простой причине: это было про них. Они себя узнавали.
Как только зритель начнет узнавать себя на экране, это и будет выход из кризиса. (I, 92)
(2003)
Интервьюер: Сколько Вы смотрите в год российских фильмов?
Почти все.
Поэтому могу с уверенностью сказать, что русские фильмы, попавшие в конкурс последнего Московского кинофестиваля, сильные.
В этом плане я сам себя оправдываю. Помните, три года назад в конкурсе фестиваля не было ни одного нашего фильма? Тогда со мной много спорили, но, считаю, я поступил честно. Если нет достойного кино, зачем позориться? Многие обвиняют Московский кинофестиваль в том, что мы мало берем в конкурс своих картин. Но лоббировать надо все-таки кино, а не некое нанесенное на целлулоид изображение.
Есть такое чувство, как стыд. Я хорошо понял, что это такое, когда был президентом кинофестиваля в Сан-Себастьяне. Фильмы показывали ужасные, а я все ждал одну русскую картину. Сам ее не видел, но предполагал, что она наверняка будет лучше. Даже членам жюри недальновидно сказал: «Ребята, сейчас вы увидите, что такое русская школа»…
В результате показ закончился тем, что впервые на этом фестивале вместо аплодисментов люди топали ногами. (I, 95)
(2004)
Интервьюер: Как Вы оцениваете уровень российского кинематографа? В прошлом году много говорилось о том, что наметился подъем, появились одаренные дебютанты. Но на завершившемся в воскресенье Берлинском кинофестивале нашей картины опять не было в конкурсе.
Мне кажется, происходит самообман.
Мы заговорили о подъеме, почувствовав первые всплески после пустоты нескольких лет. И я тоже обрадовался, посмотрев «Коктебель», «Прогулку», «Возвращение» или «В движении» Филиппа Янковского, в котором есть поползновение поговорить о времени и поколении и попытаться понять, почему мы такие. Но ужас в том, что у нас пока не возродилась культура режиссера, ее основы, когда нужно уметь хотя бы репетировать – просто репетировать.
Посмотрите, как играют сегодня актеры. Они раскованны? Да. Пластичны? Да. Но они уже имеют свои штампы, из которых не могут вырваться, потому что им никто не помогает. Кторов, или старик Ливанов, или Грибов, или Пуговкин тоже обладали штампами, но таким их количеством, что на сто тридцать втором ты забывал, что у него был седьмой. Сегодня эти штампы плоские и мелкие, поэтому удачи, которые возникают от сценарного хода или особого режиссерского взгляда, столь пока редки.
Да, есть Рогожкин с Балабановым, снимающие фильмы, в которых ощущается наличие корневой системы, есть Хотиненко, Садилова… Талантливых людей много. Но средний уровень современной режиссуры, к сожалению, пока бескультурен и поверхностен.
Критики возмущались, что «Золотой Орел» обошел вниманием «Бумера». Но сами же критики, дав ему восемь номинаций на своего «Золотого Овна», вручили только одну премию – за музыку. Говорить о том, будто «Бумер» – новое слово? Господа, поезжайте в Белые Столбы да посмотрите давнего «Самурая» Мельвиля! Тема, считайте, та же, но до чего же вкусно сделан фильм! Какой класс, какая культура. (I, 103)
(2004)
Интервьюер: Если подводить итоги 2004 года, какие события в кино Вы назвали бы наиболее яркими?
Прежде всего я назвал бы не просто стабильным, а бумовым рост нашего кинопроизводства и кинопроката.
Когда мы выпускали «Сибирского цирюльника», в стране было тридцать шесть современных кинотеатров. Сейчас их более семисот. Еще три года назад на Московском международном кинофестивале не было ни одной отечественной картины качественного уровня. В этом году их три! И все они – очень разные, каждая демонстрирует невероятные профессиональные возможности. И каждая могла бы претендовать на участие в любом фестивале любого уровня! В итоге одна из них – картина режиссера Месхиева «Свои» – получила сразу три главных приза: за лучшую мужскую роль, режиссуру и главный приз!
Отечественная картина «Ночной дозор» собрала огромное количество зрителей и соответственно денег и тем самым побила все рекорды, существовавшие до этого, включая установленные американскими блокбастерами.
Еще бы я отметил, что рекордное количество теле– и кинопроектов и по качественным критериям приближается к европейскому уровню. Немаловажно еще и то, что на теле– и киноэкранах России к 60-летию Победы стали появляться полноценные картины о войне, рассчитанные не только на ностальгические чувства ветеранов. Судя по опросам, эти картины пользуются очень большим успехом у молодого поколения зрителей.
И все же самое главное, на мой взгляд, заключается в том, что нашего зрителя не удалось одурачить. Отрадно осознавать, что лавина третьесортных картин класса «В» и «С», которая обрушилась на нашу голову за прошедшие десять лет, не только не отвернула зрителя от настоящего кино и от отечественного в первую очередь, но и еще больше возбудила его желание смотреть качественную продукцию. И я считаю, что это очень важная победа нашего зрителя.
Но это вовсе не означает, что мы можем почивать на лаврах. Пока еще недостаточно высок культурный уровень режиссуры в массе. С куда большим вниманием нужно относиться к воспитанию молодежи. Я вижу здесь две проблемы: либо не совсем удовлетворяется жажда ребят и будущие режиссеры не находят ответ на все вопросы профессии, либо этой жажды нет. (II, 46)
(2005)
Интервьюер: В последнее время довольно много говорится о возрождении нашего кинематографа. А на премию «Золотой Орел» между тем номинировалось всего с десяток картин. Разве это возрождение?
А где Вы видели больше?
В борьбе за «Оскар», как правило, принимает участие шесть-семь картин. Проблема заключается не в количестве фильмов, а в качестве конкурентной борьбы между ними.
Если существует пять реально конкурентоспособных картин, это очень много!
А на этом «Орле» каждый из режиссеров тех лент, которые были представлены на главный приз – Валерий Тодоровский, Дмитрий Месхиев, Владимир Хотиненко, Владимир Машков, Павел Чухрай, – был серьезным претендентом на победу. Три года назад была одна «Кукушка» Рогожкина, а все остальное на три головы ниже.
Поэтому сегодня дела в нашем кинематографе обстоят неплохо.
Сегодня порой складывается впечатление, что и ТВ и кинематограф испытывают явный дефицит сюжетов. Стоит одному завести ток-шоу про семью, как другие каналы подхватывают это. И в кино то же самое. Сперва шла волна биографических фильмов, потом пошли фильмы про войну. Словно режиссеры друг у друга темы приворовывают.
Кино – это индустрия, хотите вы этого или нет.
Если выходит картина, которая имела успех, удачная тема, как золотая жила, вычерпывается до последнего, пока скребок по дну не зацарапает. После фильма «Я шагаю по Москве» сразу же вышла лента «Два воскресенья». Один к одному! Молодой парень, девушка, Москва… Но отработалась тема – и волна умерла.
Сейчас есть тема, которая дала бы мощный выброс хороших картин?
Не знаю. Лично я занят «Утомленные солнцем – 2»…
Что касается возможной темы, то, я думаю, скоро настанет черед исторических картин. У нас это может быть война 1812 года, Куликово поле, Александр Невский.
Можно сделать потрясающую серию ремейков, повторив картины, которые уже были сняты. Взять те же сценарии – «Адмирал Ушаков», «Суворов», «Кутузов», вынуть из них идеологию, актуальную для того времени, которой они были перегружены, и снять шикарные фильмы.
А русские сказки – «Конёк-Горбунок» или «По щучьему велению»! Если использовать новые технологии, компьютерную графику, это будет фантастическое зрелище! (I, 114)
(2005)
Рост кинематографа столь мощен, что рано или поздно кинематографическому сообществу вновь потребуется самостоятельная организация, не вмещающаяся в рамки Министерства культуры.
Пример тому – цифры: если в 1995 году в стране было всего тридцать шесть кинотеатров, а бокс-офис со всего проката составлял восемь миллионов долларов, то сегодня только одна картина «Статский советник» собрала эту сумму, а количество кинотеатров выросло до тысячи двухсот.
Что касается бокс-офиса следующего года, то ожидается, что он будет не меньше полумиллиарда долларов. Кстати, уже в 2004–2005 годах сборы отечественных фильмов почти в три раза больше, чем у всех иностранных фильмов (за исключением американских блокбастеров, бюджет которых составлял более ста миллионов долларов каждый). (XV, 20)
(2005)
Интервьюер: Во многом благодаря вашей деятельности российское кино поверило в себя, и теперь фильмы режиссеров-дебютантов у нас в стране собирают кассу большую, чем мировые хиты.
Я заслугу свою чувствую в том смысле, что мы (Хотиненко, я, Герман) для этого многое сделали.
А самое главное, что мы сделали, – мы не развалили то, что стало разваливаться. А соблазн был. Вы помните мгновенные деньги, которые пятнадцать лет назад приносили чернуха и порнуха? Но деньги кончаются, а стыд остается.
Вот сейчас мы остались в русле традиции. Я считаю, что тут честь нам и хвала, потому что сколько сгинуло, сколько исчезло тех, кто думал, что теперь-то уж мы рванем.
Ни фига, ни фига! Без школы и традиции никуда не рванешь. То есть ты, может, рванешь и заработаешь, но потом-то куда?
Там уж дальше бесконечная пропасть. (V, 21)
(2005)
Интервьюер: Что Вы думаете о выделении отдельного ведомства, отвечающего за кинематограф, из общей структуры Федерального агентства по культуре и кинематографии?
Вопрос об этом поднимался на правительстве, я говорил с вице-премьером Жуковым и министром культуры Соколовым.
Жизнь потребует выделить кино в отдельную структуру. У него бюджет в полтора миллиарда долларов – не надо замешивать это с библиотеками, музеями…(I, 120)
(2006)
Интервьюер: Можно сказать, что российский кинематограф становится на ноги?
Да…
Сегодня, с одной стороны, кинематограф рождает нашу жизнь, а с другой стороны, это ощущение помогает кинематографу.
Какой фильм Вы назвали бы лидером отечественного кинематографа?
«Космос как предчувствие». Это более зрелый фильм, чем «9-я рота».
Можно оценивать качество фильма по кассовым сборам, как принято сейчас у нас?
Можно, но это не окончательный критерий. Успех зависит от раскрутки. Но я бы сказал, это эфемерный успех.
Но! Мне кажется, сейчас наступает момент, когда и серьезное кино начинает быть востребовано зрителями.
Что такое серьезное кино?
Серьезное – то, которое ставит серьезные вопросы и ищет на них ответы…
Мы пойдем в сторону голливудского кино?
Не дай бог, если будут считать, что хорошая картина та, которая приносит много денег… (I, 122)
(2007)
Я перед «Золотым Орлом» посмотрел двадцать восемь отечественных картин.
Ё-моё…
И ужас заключается в том, что артисты же это играют!
И потом это монтируется, как-то называется и выпускается… Как в казарме: входишь со свежего воздуха ночью – голова кружится. А потом побудешь двадцать минут, да вроде нормально все. Или как в анекдоте: стоит человек у станка, к нему подходят, спрашивают: «А ты после стакана водки сможешь работать?» – «Смогу». – «А после двух?» – «Смогу». – «А после трех?» – «Ну а я что делаю». (XIII, 3)
(2009)
Интервьюер: Ясно, что без помощи государства наше кино в ближайшие годы не выживет. Но вот о принципах этой помощи, насколько я понимаю, пока не договорились. Старая схема, когда бюджетные деньги расползались мелким, но бескрайним потоком, и финансировались фильмы, которых потом никто не видел, мало кого устраивает. Новой схемы пока не выработано. Хотелось бы услышать вашу точку зрения.
Я считаю, что выход – в создании госкорпораций. Партнерство частного бизнеса и государства. Пятьдесят процентов вкладывает государство и столько же – инвесторы. Этот институт должен закольцевать процесс от начала до конца: сценарий, производство, прокат картины. Идея, многих возмутившая, что вот существуют шесть-семь крупных студий, и деньги надо раздавать им, она в действительности имеет смысл и может приносить реальную пользу.
Да, кризис – это всегда определенное очищение, и о многих студиях-однодневках жалеть не стоит, они только распыляют кинопроцесс, более того – дискредитируют его, однако надо спасти людей работоспособных. И вот есть такие «ноевы ковчеги». Кого-то несет мимо селем, ты кричишь ему: цепляйся, вместе переждем. Денег на съемки не гарантирую, но разрабатывай пока идею, пиши сценарий, а там посмотрим…
Что касается глобальной стратегии построения киноиндустрии, тут я не беру на себя ответственность делать громкие заявления. Не хочу шифровать пустоту. Это, кстати, свойственно сегодняшнему нашему киносообществу: я крикнул, а дальше – как хотите.
И несут такую ахинею! Вот что я вам скажу: «Надо всем встать в четверг рано утром и хором крикнуть: «Мама!» – «Хорошая идея!» – «Да ты с ума сошел!!» – «Кто, я?!»
И понеслось… (I, 134)
(2009)
Интервьюер: Возможно ли с помощью бюджетных средств поднять отечественный кинематограф?
Тендеры – крайне несовершенная система, лишенная, так сказать, чистоты воспроизведения. Абсолютно не ясно, кому и за что при такой системе дается госзаказ. Если человек говорит, что снимет картину дешевле всех, и ему дают госзаказ – это бессмыслица! Нельзя искусство приравнивать к уборке мусора. В процессе отбора картин для участия в кинопремии «Золотой Орел» я с большим интересом и изумлением посмотрел практически восемьдесят процентов того, что снимается в стране за государственные деньги. Эти фильмы просто за гранью добра и зла!
Вот мы говорим про государственные деньги. Я сейчас пробиваю отчисления от «чистого диска» для кино. Эти деньги будут идти в Союз кинематографистов, и на них станут снимать документальное и студенческое кино, проводить различные фестивали. Из них мы должны помочь нашим старикам. То есть это будет финансирование своего рода творческой лаборатории. Кроме того, существуют бюджетные деньги, данные Министерством культуры на кино. Механизм их распределения никогда совершенен не будет.
Если государству нужно с помощью кино поднять, скажем, конкурс в летные училища, то оно должно полностью финансировать агитационную картину, не влезая в деньги Госкино…Если у государства есть проблема и оно хочет ее посредством кино решить – нет никаких проблем, не скупитесь на деньги. Если мы желаем поднимать отечественное кино еще и с помощью частных инвесторов, мы должны честно отдавать себе отчет в том, что частники будут давать деньги только на быстро окупаемые проекты. Какого качества будут в результате таких проектов сняты фильмы и будут ли они в реальности поднимать наш кинематограф – большой вопрос…
Вы упомянули о том, что подавляющее количество картин молодых кинематографистов «просто за гранью добра и зла». Но есть все же таланты на Руси, можете назвать фамилии?
Есть, конечно, таланты. Они на слуху. Очень хорошая картина «Юрьев день» Кирилла Серебренникова с прекрасно написанным сценарием. Талантлив Борис Хлебников, Коля Лебедев. Много хороших молодых и немолодых профессионалов, которые понимают и знают кино. Люди есть, но в общей массе их количество тонет, скажем так. (XV, 44)
(2010)
Сверхзадача в том, чтобы возникла киноиндустрия, то есть безостановочный процесс. Чтобы возник самостоятельный действующий механизм.
Интервьюер: Но индустрия возможна только тогда, когда ее товар приносит прибыль.
Согласен, но, чтобы это происходило, параллельно должен развиваться рынок, должно увеличиваться количество экранов. Где кинотеатры в маленьких городах? Инвестору невыгодно их строить. Ему важно в миллионнике построить мультиплекс с восьмью залами, они отбиваются.
Путин сказал: «Михалков мне плешь проел миллиардом». Причем я говорил про миллиард долларов, и не с тем, чтобы его дали Михалкову. Миллиард долларов – это тот стартовый механизм, который, как в самолетостроении, в любых градообразующих или государствообразующих организациях, дает толчок. И в него надо вложиться. Вот здесь и появится конкуренция в борьбе за кинотеатры, за зрителей. Ну невозможно сидеть с пятнадцатью копейками и думать про конкуренцию: как бы нам поконку-рировать, у меня пятнадцать копеек, а у него десять, я заработаю еще две копейки, а он – семь…
А если мериться не деньгами и бюджетами, а идеями? Где конкуренция смыслов?
Замечательно! Приходит ко мне человек и приносит идею. А может прийти не ко мне, а к кому-нибудь другому. Тут как раз возможностей открывается больше.
Кто решал в Министерстве культуры, кому давать, а кому не давать? Приходишь ты, приносишь сценарий о войне и говоришь: «Мой сценарий будет стоить пять миллионов долларов». Прихожу я и говорю: «А мой сценарий тоже о войне» – «Хороший сценарий?» – «Хороший! И он будет стоить десять». – «О, понятно». И дают тебе, потому что твой стоит дешевле.
Это нормально?
Это конкурс режиссеров, которые просто грозятся меньше потратить и поэтому получают постановку, а потом становятся раком, потратив все свои деньги, и говорят: «Не хватило, я не знаю, что делать». Ну, творческая неудача – списали.
Другое дело, что в погоне за тем, чтобы быть впереди планеты всей, как раз и будут шлепать и бахать «Любовь-морковь». Но это другой разговор. (II, 64)
(2011)
Интервьюер: Десятка русских классических фильмов, которые нужно было бы изучать в школе, если бы в программе вместе с литературой появился бы и кинематограф?
Конечно, «Броненосец «Потемкин»! «Земля» Александра Довженко, «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, «Девушка с коробкой» и «Окраина» Бориса Барнета, «Война и мир» и «Они сражались за Родину» Сергея Бондарчука, «Начало» Глеба Панфилова, «Жил певчий дрозд» Отара Иоселиани, «Сорок первый» Григория Чухрая, «Мой друг Иван Лапшин» Алексея Германа, «Я шагаю по Москве» Георгия Данелия, «Тихий Дон» Сергея Герасимова. (XV, 51)
КИНО
(1977)
Я считаю, что главной проблемой является вопрос: кто имеет право снимать кино и кто этого права не имеет. Проблему эту надо ставить остро и абсолютно бескомпромиссно.
Есть один критерий: талант и точка зрения. Талант отстаивать свою точку зрения, я бы сказал.
Чем снисходительнее относиться к людям неталантливым, профессионально неграмотным, тем катастрофичнее будет расти количество серых картин, порожденных серыми режиссерами. Картин, которым можно поменять титры, и при этом ничего не изменится, потому что у этих картин нет лица.
Потому что за ними нет личности… (I, 4)
(1998)
Да, я мечтаю встать у миллиардных потоков. Причем так, чтоб их распределять. И на нормальное здоровое кино, и на эксперименты, и чтоб Овчаров работал, и Паша Чухрай, и оба Тодоровских. И молодым.
Если б эти потоки возникли, мы бы организовали в Екатеринбурге пункт обучения и производства, чтобы люди с Дальнего Востока не рвались в Москву и не сидели тут безработными, а работали на Урале, где мощная студия, ей только надо помочь. Чтоб было свое кино в регионах… (I, 70)
(2001)
Раньше кино кормило. Оно было третьим в СССР делом после водки и табака, которое приносило в бюджет страны гигантские деньги.
Сегодня этого нет.
То, что сегодня кинотеатры растут, как грибы, это очень отрадно. Проблема только в том, что в этих кинотеатрах не показывают наших фильмов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.