Дом разведчика — его крепость

Дом разведчика — его крепость

И все-таки совпадения бывают. Оказалось, я долгие годы был соседом Филби. Неужели за все эти годы мы не встречались в наших двух уютных переулочках в самом центре? Как могли разминуться, не столкнуться в булочной ли, в аптеке, на том же телеграфе, куда я всегда гонял сначала за отцовской, а потом и за собственной почтой? Да просто во время прогулок по городу, агрессивно ощетинившемуся на забитых народом центральных улицах, зато такому тихому, патриархальному в своих старинных закоулках, где еще оставшиеся от прошлой жизни немолодые прохожие порой, будто в деревне, вежливо здороваются друг с другом.

Иногда мне даже кажется, что мне попадалась на глаза эта хорошо одетая пара — Ким Филби и Руфина Ивановна. Да-да, вот они идут вместе, я обгоняю их, и слышится мне английская речь, в которой вдруг проскальзывает семейная шутка-присказка семейства Филби: «Все это не так просто».

Но, нет. Ничего такого не было. Это уже играет воображение, выписывая сценки из другого, не моего жанра. Я же буду придерживаться только его. Не зря друзья-писатели подсмеиваются: ты как документальный фильм снимаешь — не даешь себе же простора. Не даю.

Поэтому тихо бреду вниз мимо больницы с театром, попадая через пару минут в переулок неподалеку от прудов, где и жил Филби.

Сейчас Руфина Ивановна осталась в этой квартире одна. И уже на пороге, без лишних слов и объяснений, понятно: здесь всё, как при нем.

На стене в гостиной, где нам предстоит долгий разговор, картина. Мне почему-то подумалось, Мане. Но как можно проявлять франкофильство в английском жилище? Конечно, знаменитый Тернер. Руфина Ивановна объясняет: один из любимых художников Кима. Понятно, копия, но глаз радует.

Книги повсюду, начиная с прихожей. И в гостиной, и в кабинете. Старинные фолианты поблескивают известными британскими названиями. Множество хорошо изданных переводов русских классиков, среди них и собранный в толстенный том триумвират Булгакова, Пастернака и Солженицына.

А вот и приемник моей юности «Фестиваль», который превратился в верного друга Филби.

— Тот самый — его любимый? Он еще работает?

Руфина Ивановна включает агрегат, принимавший в свое время Би-би-си из Лондона. «Фестиваль» накаляется лампочками, не спеша, нагревается. И зашумел, разражаясь долгожданным звуком.

— Мой брат без конца подпиливал, подтачивал детальки. А клавиша, которая все это включает, не работала. Так он сделал дырочку сбоку, — показывает Руфина Ивановна. — И заработал. Ким радиоприемник обожал. Позже подарили ему «Зенит», так он все равно садился сюда, к «Фестивалю». Считал звук идеальным. Да и радисты все соглашаются: у этого радиоприемника звук — самый лучший. Все время слушал Би-би-си. С семи утра вот так садился на этот стул и включал радио.

— Стул скромный.

— Стакан чаю и, конечно, сигареты, сигареты, сигареты. Всегда вставал рано, не важно, как провел ночь.

— Мучился бессонницей?

— Конечно. Все время — снотворное, но бесполезно. И читал, читал до полуночи. Ходил, опять читал. Не умел читать полусидя — полулежа. Садился, спускал ноги с постели. Рядом стоял маленький столик. На столике книги и, естественно, пепельница.

— Даже ночью курил?

— Курил. Особенно когда у него приступ или кашля, или сердечный. Вообще при любом недомогании первое, что делал, хватался за сигарету.

— Казалось, наоборот. Хотя, у каждого свое. Расшатанные нервы?

— Нервы еще от той, старой жизни. Накопилось. Да и потом… в каком положении он здесь оказался в первые годы.

— Ну вот, я вас расстроил. А что это за два пистолета на стенке?

— Сувенирные. Кто-то был в Афганистане и привез нам. Подделка. Но Ким всегда так «священно» относился к подаркам. А над ними две оленьи шкуры от Любимова.

— Разведчика и вашего друга? Теперь — известный писатель.

— Работал в Дании, оттуда и привез шкуры. Мы их с Кимом развешивали.

— А это — ваши с Кимом фото тех времен.

— Да-да. Последних времен. К концу восьмидесятых. Выглядит плохо, отекшим — здоровье ухудшилось. А вот рядом висит то, что прислал ему Энтони Блант. Помните эту историю?

— Честно говоря, нет.

— Кто-то принес в советское посольство в Лондоне пакет. Не оставил никакого письма, записки. Просил передать Киму Филби. И нам принесли. Ким раскрыл — картина. Долго думал, от кого? Автор — Пиронези, колонна Антонина, и он тогда по имени Энтони понял. Колонна — в честь победы. Это — как символ общей победы. К тому же Блант — специалист по итальянскому искусству.

Ким хотел тогда его поблагодарить, написать письмо. Но потом передумал — боялся ему навредить.

— В каком году это было? Где-то в семидесятых?

— Точно не помню. Блант довольно скоро умер. Ким переживал и пожалел, что не написал ему. Бланта, конечно, добила Тэтчер. Он получил иммунитет, а она его нарушила. Это невиданно для англичан: они слово держат. Позор просто!

— Такая дама… Также, только чуть позже, сдала и Кернкросса. Руфина Ивановна, а где знаменитый старинный стол?

— Вот он, XVII века, из цельного куска дерева. Вы знаете, что этот стол ему подарил его друг Том Харрис, который служил с ним в разведке. Он был антикваром и рассказывал, что этот стол находился в монастырской трапезной. Монахи пили вино, и когда разливали, растирали его руками и таким образом полировали дерево.

— Стулья из несколько другой оперы?

— Да, из наших с Кимом времен. Это моя мама их нашла, потому что те, что стояли еще до меня, наверное, были из Лихобор, как и вся мебель. Они уже раскачались и совсем разваливались. А вот этот стул Кима из Бейрута. Всю мебель: стол, тахту, комод, все эти полки — он заказал в Лихоборах по своим чертежам. Но потом расстроился: не рассчитал толщину полок, и некоторые книги по высоте не проходили. Поэтому книги приходилось расставлять бессистемно.

— Какая же у вас библиотека! Книги в основном все английские…

— Конечно. И все это Ким читал. А с тахтой получилось комично. Уже после оформления заказа он купил в магазине югославскую кровать. В те годы редкая удача. И от раньше заказанной тахты пришлось отказаться. И хотя к ее изготовлению на фабрике еще не приступали, у нас, как известно, «все не так просто». Надо было указать уважительную причину. Ким был в тупике. Но, вспомнив, что глупый вопрос предполагает глупый ответ, сказал: «Потому что мой папа умер». И эту причину сочли уважительной. Вот, видите, в кабинете фотопортрет его отца. А на этом столике стояла пишущая машинка Кима.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.