ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким остался в памяти человеческой этот необыкновенный мыслитель XIX века. Его жизнь, полная борьбы, огорчений и упований, будет еще долго поражать воображение потомков. Рано предоставленный самому себе и обреченный на одиночество, он верил, что в обществе будущего основой отношений между людьми станут любовь и дружба, единство и согласие.

Он мечтал о времени, когда вдохновенный труд станет наслаждением, сам же почти всю жизнь гнул спину над рабочей конторкой, занимаясь ненавистной торговлей ради заработка.

Воображение рисовало ему сказочные дворцы, столы, полные изысканных яств, в то время как, сняв жалкую мансарду, он экономил каждый франк, каждый сантим. Постоянно в этом человеке уживались две судьбы: судьба неудачливого торговца-коммивояжера и судьба вдохновенного мыслителя — экономиста, философа, социального реформатора.

После смерти Фурье «социетарная школа» вступает в новый этап развития. Растет число ее последователей, и, по самым скромным подсчетам, только во Франции к 1846 году их насчитывалось около полутора тысяч. К фурьеризму, как ни парадоксально, примкнул на время даже будущий император Франции, принц Людовик-Наполеон III.

Пропаганда «социетарной теории» к середине XIX века приобрела грандиозные размеры. Создав свой фонд, свои торговые предприятия, фурьеристы распространяли листовки, брошюры, книги и картины с изображением фаланстера. Портреты и бюсты Фурье продавались далеко за пределами Франции. В Швейцарии, Бельгии, Англии, Германии, Испании, Португалии, Греции и Италии произведения приверженцев «социетарной школы» можно было встретить тогда в тысячах экземпляров.

Однако в этом потоке публикаций все реже и реже встречались произведения самого Фурье.

Фурьеризм перерождался. Огромную роль в его перерождении сыграли ученики. Стремясь расширить влияние школы, они приспосабливали теорию учителя для нужд всех классов, всех партий, всех наций и вероисповеданий. Учение Фурье они называли гипотезой, которая ни в коем случае не посягает на устои существующего строя. Выходило так, что единственно верное, заслуживающее внимания в его сочинениях, их рациональное зерно — это советы по созданию ассоциаций.

Тем самым фурьеристы отказались от основного в теории учителя — принципов перехода к новому «социетарному порядку».

Были попытки оторвать Фурье от социализма, попытки доказать, что он не был провозвестником идеи решительного перехода от капитализма к социализму, а ратовал только за исправление и усовершенствование существующего строя.

Трактуя по-своему одни положения теории Фурье, замалчивали другие. Из наследия Фурье были изъяты не только «фантастика», но и спорные проблемы. В итоге избирательного редактирования в сочинениях Фурье оставалось только то, что соответствовало взглядам его «реформаторов».

Последователи Фурье не только прибегали к методам извращения текстов, но и просто скрывали отдельные рукописи, изымая их из архивов. Доступ к теоретическим положениям Фурье был надолго закрыт.

Эпигоны фурьеризма продолжали критиковать мораль буржуазного строя, говорили о равенстве и праве человека на счастье, о свободном и увлекательном труде, о всестороннем воспитании, но они растеряли ту непримиримость, ту бичующую остроту, которая была отличительной особенностью сочинений Шарля Фурье.

Постепенно одни фурьеристы отходили от «социетарной теории» и присоединялись к пролетариату, другие, выхолащивая его учение, призывали к «социетарному миру» и служили интересам буржуазии.

Встав на путь мелкобуржуазных интересов, эти последние всю свою энергию направили на создание ассоциаций.

В самых различных уголках мира создавались разнообразные фаланстерские общины. Фурьеристы старались по-новому организовать производство и распределение, они уделяли много внимания просветительской работе, проблемам воспитания. Они блюли основной принцип ассоциации — общность имущества, помещали членов общин в одном доме, участвовали в прибылях. Во всем этом было преобладание буквы над духом.

Созданная Бодэ-Дюлари уже после смерти Фурье «социетарная» сельскохозяйственная и промышленная колония в Кондэсюр-Вегр превратилась с годами в своего рода кооперативный дом отдыха. Организованный в 60-х годах XIX века доктором Жуаном «сельский детский дом социального экспериментирования» просуществовал недолго.

Некоторые фаланстерские общины в Соединенных Штатах оказались достаточно жизнеспособными. Но все это достигалось неимоверными трудностями, при полной экономической изоляции общин от остального мира, при спартанском, весьма аскетическом образе жизни «новобранцев». Будущее американских общин было предрешено.

В упорной и долгой борьбе с тяжелыми внешними условиями большинство фаланстерских организаций ликвидировали свои хозяйства после 3–5 лет совместной деятельности, некоторые доживали до 12 лет. Последняя община во Франции распалась в 90-х годах XIX века, Что касается России, то здесь фурьеризма как общественного движения, подобно французскому, никогда не существовало, но отдельные его теоретические и практические положения воспринимались, перерабатывались, приспосабливались к российским условиям и сыграли в свое время определенную революционную роль.

Освободительная мысль России в эпоху становления декабристской идеологии и после краха декабризма, проявляя живой интерес к прогрессивным общественным течениям Западной Европы, в какой-то степени находилась под влиянием французских социалистических идей. Известно, что декабрист М. С. Лунин еще в 1816 году встречался с Сен-Симоном, а декабрист князь Ф. П. Шаховской, отправляясь в заключение, взял с собой томик Роберта Оуэна. Н. И. Тургенев в своих спорах с Пестелем в 1824 году характеризовал его планы «обобществления земельной собственности» как русский вариант утопического социализма, в частности системы Шарля Фурье.

Как свидетельство интереса к западному социализму в русской печати появляются попытки ознакомить читателей с идеями Фурье. Так, в «Литературном прибавлении к Русскому Инвалиду» вскоре после смерти мыслителя была опубликована (27 ноября 1837 года) статья «Карл Фурье», которая вызвала возмущение со стороны министра народного просвещения графа С. С. Уварова. Больше статей о Фурье долгое время не появлялось, однако влияние французского утопического социализма на революционные настроения в России 40-х годов было очевидным, оно охватило широкие круги русского просвещенного общества. Многие идеи великого утописта, в том числе планы построения общества будущего, «социетарная теория» и критика существующего строя, стали предметом осмысления молодых А. И. Герцена и Н. П. Огарева.

По мнению А. И. Герцена, «фурьеризм, конечно, всех глубже раскрыл вопрос о социализме». В своих дневниковых записях (30 пюпя 1843 года) он обращает внимание в теории Фурье на «свободное отношение полов, публичное воспитание и организацию собственности». И в то же время по поводу вышедшей книги Виктора Консидерана пишет: «Без всякого сомнения, у сенсимонистов и у фурьеристов высказаны величайшие пророчества будущего, но чего-то недостает… Народы будут холодны, пока проповедь пойдет этим путем; но учения эти велики тем, что они возбудят наконец истинно народное слово».

Критикуя последователей Фурье за мелочность их идей, Герцен дал соответствующую оценку этому искаженному фурьеризму, «который стремился лишь к непосредственно осуществимому, желал практического приложения, тоже мечтал, но мечты свои основывал на арифметических расчетах, прятал свою поэзию под названием хозяйствования, а любовь к свободе под сведением рабочих в бригады», — так что получалось, что «фаланстер — это не что иное, как русская община и рабочая казарма, военная колония на гражданскую ногу, трудовой полк».

Более систематическое, чем у Герцена и Огарева, исследование творчества Фурье было предпринято в 40-е годы членами известного кружка петрашевцев, которые изучение «социетарной теории» совмещали о ее пропагандой, а отчасти и практическим использованием.

М. В. Буташевич-Петрашевский, глава кружка, в двухтомном «Карманном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка», изданном в 1845–1846 годах, умело пропагандировал идеи фурьеризма, а в своем «Объяснении о системе Фурье и о социализме» писал, что «не одна организация работ или занятий в фаланстере дала Фурье право на название гения из гениев. Взгляд его глубокий на человеческую природу, разбор естественных склонностей человека, страстей, вот в этом он превосходит всех философов».

Петрашевцы были не просто популяризаторами фурьеризма. Они выступили за политическое преобразование общества, за уничтожение самодержавия и крепостничества, создание в России демократической республики без избирательного ценза, где будут господствовать «наука и опыт». Они настаивали на необходимости осуществления судебных реформ и выдвигали лозунг свободы печати.

Свои преобразования петрашевцы надеялись осуществить, конечно, не рассчитывая на милость «кандидата», но и путь революционной ломки старого строя поддерживался в кружке далеко не всеми. Характерно, что при обсуждении составленного Спешневым и Черносветовым плана восстания Петрашевский ответил, что он фурьерист и надеется именно в фаланстере увидеть осуществление своих идей, он за смену правительства, но смена эта должна произойти не немедленно, не вдруг, а путем постепенных преобразований, когда подготовленные народные массы сами подойдут к этой мысли.

Как известно, судьба петрашевцев была трагичной. В одну ночь сгорела «фаланстерия» Петрашевского — стоявшая на выселках отлично срубленная из барского леса изба о семи комнатах с залой, с различными подсобными помещениями, хлевом и овином; а по доносу провокатора Антонелли большинство петрашевцев пошли на каторжные работы, обвиненные в подготовке «бунта и пропаганде фурьеризма».

В Петропавловской крепости, составляя завещание, Петрашевский написал, что одну треть своего капитала поручает отдать Консидерану, главе школы фурьеристов, для основания фаланстера.

Вместе с другими петрашевцами суровое наказание постигло и молодого Ф. М. Достоевского. Его отношение к идеям Фурье уже тогда, в 40-е годы, было достаточно сложным: не принимая современных ему социалистических теорий и утопий, он находил их несбыточными в условиях России. Но моральная сторона фурьеризма многими положениями привлекала великого писателя. Эта, по его словам, «не нужная, следовательно, комическая» система достойна внимания «не желчными нападками, а любовью к человеку».

В огромной степени испытал на себе влияние идей Шарля Фурье Н. Г. Чернышевский. Прочитав впервые «Теорию четырех движений», он отметил: «как будто бы читаешь какую-то мистическую книгу средних веков или наших раскольников: множество здравых мыслей, но странностей бездна». Несмотря на то, что, по его мнению, 2-й том сочинений Фурье «отзывает рассуждениями сумасшедшего у Гоголя», Чернышевский, однако, тут же признает, что Фурье «провозгласил первый нам несколько новых мыслей, которые называются нелепыми, а я нахожу решительно разумными и убежден, что будущее принадлежит этим мыслям…».

В целом же Чернышевский разглядел в теории Фурье учение великой исторической значимости и много ценного почерпнул у создателя «социетарной теории».

На это впоследствии указывал В. И. Ленин, говоря, что «в области научной критики капитализма Чернышевский был учеником Фурье, Оуэна и Сен-Симона»[29]…

В частности, тесно связана с учением Шарля Фурье пропаганда Чернышевским производственных ассоциаций в романе «Что делать?».

Как мы помним, героиня этого романа Вера Павловна устраивает на артельных началах мастерскую, кооперативный магазин, ссудный кооперативный банк, общество для совместной закупки продуктов, общежитие. За первой артелью возникают вторая и третья. В романе настойчиво проводится идея социального равенства мужчины и женщины. Сны Веры Павловны рисуют прекрасные картины общества будущего, напоминающее фаланстеры Фурье, где «счастливые красавцы будут вести вольную жизнь труда и наслаждения». Чернышевский, обращаясь к читателям, говорит об этом обществе будущего: «Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего…»

Несмотря на всю противоречивость взглядов Шарля Фурье, трудно найти социалиста XIX века, не испытавшего на себе влияние его идей. По отзыву Франца Меринга, особого внимания у Фурье заслуживает его критика современной цивилизации.

Вождь германской социал-демократии Август Бебель, также высоко ценивший творчество выдающегося утописта, признавался, что испытывает громадное наслаждение при чтении его произведений.

«Идеям Фурье, — по словам Бебеля, — еще суждено воскреснуть при будущем переустройстве общественных порядков, хотя и в ином виде, чем это рисовалось их творцу». Проводя аналогию между утопией Гёте в «Странствиях Вильгельма Мейстера» и фантастическими картинами Фурье, Бебель считает, что «последний превосходит Гёте в том отношении, что он основательнее знал природу человека, лучше, чем Гёте, изучил положение народных масс и естественную историю человечества».

Высоко оценил социальную философию Шарля Фурье один из первых пропагандистов марксизма в России, Г. В. Плеханов.

«Из всех современников Гегеля, — пишет он, — только Фурье отличался такою же ясностью взгляда и так хорошо понимал диалектику буржуазных экономических отношений. Этот знаменитый француз стремился даже «страсти, причиняющие в своем необузданном и, вместе с тем, стиснутом состоянии все преступные взрывы и отклонения, направить на пользу общества».

Вместе с тем Г. В. Плеханов отмечает, что утописты для осуществления своих планов готовы были идти на соглашение с кем угодно: с либералами и консерваторами, с монархистами и республиканцами.

«Из старых утопистов, — говорит он, — в этом отношении особенно замечателен Фурье. Он, как гоголевский Костанжогло, старался всякую дрянь употребить в дело. То он соблазнял ростовщиков перспективой огромных процентов, которые им станут приносить их капиталы в будущем обществе, то он взывал к любителям дынь и артишоков, прельщая их отличными дынями и артишоками будущего, то он уверял Луи-Филиппа, что у принцесс Орлеанского дома, которыми теперь пренебрегают принцы крови, отбоя не будет от женихов при новом общественном строе. Он хватался за каждую соломинку. Но, увы! Ни ростовщики, ни любители дынь и артишоков, ни «король-гражданин», что называется, и ухом не вели, не обращали ни малейшего внимания на самые, казалось бы, убедительные расчеты Фурье. Его практичность оказалась заранее осужденной на неудачу, безотрадной погоней за счастливой случайностью».

Подходя к оценке наследия Шарля Фурье, нужно постоянно помнить, что учения утопического социализма возникли в самом начале XIX века, поэтому их авторы — Сен-Симон, Роберт Оуэн и Шарль Фурье — во многом находились еще под влиянием просветительских идей XVIII века. Именно от философов-просветителей они унаследовали ошибочное положение о том, что для торжества социальной справедливости на земле достаточно лишь силы человеческой убежденности, силы разума. Идеалистический лозунг французских материалистов «мнения правят миром» лег в основу их утопических теорий. Социализм, по убеждениям, по мнению их создателей, был выражением абсолютной истины, разума, справедливости, и стоило только открыть его законы, чтобы они собственной силой покорили весь мир.

Несовершенство и противоречивость теории Шарля Фурье Ф. Энгельс объясняет исторически: «Незрелому состоянию капиталистического производства, незрелым классовым отношениям соответствовали и незрелые теории»[30].

Но, как бы ни были несовершенны отдельные стороны учения Фурье, навсегда останется его блестящая критика капитализма. К. Маркс в «Капитале» не раз ссылался на эту критику; по мнению Ф. Энгельса, «Фурье подверг существующие социальные отношения такой резкой, такой живой и остроумной критике, что ему охотно прощаешь его космологические фантазии, которые тоже основаны на гениальном миропонимании»[31].

Интересно, что вскоре после знакомства Маркса с Энгельсом у них возникла мысль о создании библиотеки по истории французского и английского социализма и коммунизма с начала XVIII века. 7 марта 1845 года Энгельс написал Марксу: «Мы здесь собираемся переводить Фурье и, если удастся, вообще издавать «Библиотеку выдающихся иностранных социалистов». Лучше всего было бы начать с Фурье»[32]. К сожалению, отсутствие издательских возможностей помешало осуществлению этих планов.

В созданное воображением Фурье общество строя Гармонии верили целые поколения. И не только верили, но и пытались вслед за учителем воплотить его грезы и планы в действительность. Но «при капиталистическом способе производства, — отметил В. И. Ленин в «Очередных задачах Советской власти», — значение отдельного примера, скажем, какой-либо производительной артели, неизбежно было до последней степени ограничено, и только мелкобуржуазная иллюзия могла мечтать об «исправлении» капитализма влиянием образцов добродетельных учреждений»[33]. Стремление Фурье осуществить свою мечту путем примирения в фаланге всех классовых противоречий В. И. Ленин в статье «О кооперации» охарактеризовал как фантастическое[34].

Едва ли можно найти систему, где гениальные идеи были бы так тесно переплетены с совершенно наивными или даже нелепыми взглядами, как у Фурье. Тонкий наблюдатель и аналитик, он дает нам ряд поразительных, исключительных по силе характеристик современной ему социальной эпохи. Несмотря на то, что его теория будущего общества — образец мелкобуржуазной утопии, все же и здесь много идей поразительно свежих, оригинальных, сохранивших интерес до настоящего времени, наконец, идей, которые, возможно, в еще большей степени станут актуальными для будущих поколений.

Перу Фурье принадлежит лозунг «Право на труд». Вскрывая всю безрассудность существующей социальной системы, отрывающей друг от друга понятия «труд» и «наслаждения», делающей труд тягостным и лишающей большинство рабочих радости, он показывает, что при разумных условиях, когда каждый будет следовать своим наклонностям, труд будет наслаждением.

С именем Фурье связано пророчество о том, что в обществе будущего исчезнет противоположность между городом и деревней. Это он впервые в мире провозгласил, что прогресс человечества пропорционален прогрессу в положении и правах женщины. Перечислив неизлечимые болезни строя «цивилизованных», Фурье сделал вывод: при буржуазном обществе будут постоянно существовать непримиримые противоречия между личностью и коллективом.

Поистине гениальные наблюдения содержат в себе взгляды Фурье на воспитание. Бесценны не только многие его идеи, но и форма их изложения, недаром Энгельс отметил, что Фурье по своим критическим приемам должен быть причислен к величайшим сатирикам «всех времен»[35].

В современном мире в связи с постоянным обострением идеологической борьбы закономерно повышается интерес не только к социализму, но и к его истокам. В результате появилось большое число исследований мировоззрения великих утопистов прошлого века, в том числе и Шарля Фурье. Его идеи ныне берут на вооружение самые различные партии, идеологические группировки и течения.

В ряде работ современных буржуазных авторов, фальсифицирующих теоретические положения мыслителя, содержится утверждение, что Фурье нельзя относить к представителям утопического социализма, что утопистов-де устраивали общественные отношения, характерные для капиталистического общества, и что главное при социализме не уничтожение частной собственности на орудия и средства производства, а обеспечение экономического прогресса, который якобы возможен и без коренных социально-политических преобразований. С другой стороны, с целью принизить марксизм появились попытки доказать неоригинальность Маркса, тождество его идей с идеями утопистов, а тем самым ненаучность исторического материализма.

В работах буржуазных историков нередко встречается тенденция ограничить положительные идеи Фурье рамками абстрактного морализма. В соответствии с такой задачей он оценивается не как великий борец за преобразование существующего миропорядка, а как талантливый моралист, который обеспокоен в первую очередь совершенствованием человека, а не общества. Не поиск справедливого строя, а удовлетворение человеческих страстей — вот в чем, по их мнению, видел Фурье смысл своих предсказаний.

Эта категория исследователей проявляет повышенный интерес к самым противоречивым местам в его сочинениях. Предметом внимания этих авторов стали «всеобщее притяжение» и «всеобщая аналогия», «теория страстей» и «совокупления планет», примитивные космогонические теории Фурье, его «антильвы» и «антитигры».

Они стремятся опровергнуть марксистско-ленинское понимание личности Фурье как одного из великих социалистов-утопистов, предшественника научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса, хотят представить Фурье творцом «философии желаний» и «поэзии наслаждений».

Его рисуют мыслителем, который заменяет «царство принуждения царством желания». Подлинная революция, утверждают они, не пролетарская, а тотальная, которая состоит в решении сексуальных проблем, в утверждении примата физического начала над духовным. Объективно эта апология эротики ведет к разрушению созданных человечеством духовных и культурных ценностей.

Подобная трактовка наследия Шарля Фурье нередка служит соблазном для нестойких умов, в частности, это проявилось в практике целого ряда современных молодежных движений, выдвинувших лозунг человеческого счастья, обеспечиваемого за счет неограниченных чувственных удовольствий.

Утопия Шарля Фурье в наши дни во многом перестала быть утопией. Целый ряд его теоретических предпосылок перекликается с практикой социализма, с опытом государств, которые стали на путь созидания новых общественных отношений, неподвластных жестоким законам капитализма. То, что в эпоху, когда идеалы Фурье не могли быть осуществимы, считалось фантастической мечтой, нередко становится явью нашей социалистической действительности. В этом смысле современная практика социалистического строительства в масштабах мировой системы является наиболее объективным критерием истинности многих предсказаний Шарля Фурье.

Наши представления об обществе будущего богаче, полнокровнее, чем у Фурье и других мыслителей-утопистов, но мы высоко ценим тех, кто брал на себя смелость сделать когда-то первые шаги.

Главная задача этой книги — оглянуться на прошлое, чтобы еще раз напомнить о заслугах необыкновенного мыслителя, который смог, отсекая настоящее, пробиться в будущее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.