«ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ГОРОДЕ ДОБРЫХ ВЕТРОВ»

«ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ГОРОДЕ ДОБРЫХ ВЕТРОВ»

Наш рейс в Сантьяго на аргентинской авиакомпании французским самолётом «Каравель» должен был отправиться около пяти часов вечера, и мы удачно прибыли в Эсейсу прямо к па-чалу регистрации. В зале ожидания на посадку уже собралось много народа, когда вдруг небо неожиданно потемнело, и пошёл сильный дождь с ветром. В течение всего нескольких минут разбушевавшаяся стихия обрушила на Буэнос-Айрес сильнейший тропический шторм, в котором бешено крутившийся дождь чередовался с потоками града величиной с грецкий орех. Через некоторое время по радио аэропорта объявили, что ввиду начавшегося шторма аэропорт закрывается для вылета и приёма самолётов до улучшения погодных условий. Для получения более подробной информации о шторме многие пассажиры стали собираться у нескольких телевизоров, висевших в зале регистрации, куца всем нам было разрешено выйти коротать неопределённое время ожидания вылета в находившихся в той части терминала кафе, ресторанах, магазинах и киосках.

По передачам бюллетеней погоды по телевизору мы узнавали одновременно о наводнениях, разрушениях и других неприятностях, которые шторм уже причинил району Буэнос-Айреса. Среди прочего сообщалось, в частности, об инциденте с самолётом во втором аэропорте города, куда за часа два до этого мы прилетели из Монтевидео, который при совершении посадки в самом начале шторма неудачно приземлился, повредив часть крыла и взлётную полосу. В ожидании изменения погоды прошло ещё около двух часов, когда вдруг по радио аэропорта объявили, что шторм начал ослабевать и в ближайшие полчаса будут разрешены вылеты, но приём прилетающих самолётов откладывается на неопределённое время.

Минут через десять после этого объявления нас пригласили собираться на посадку, что вызвало удивление всех пассажиров, поскольку через стеклянные стены нашего зала ожидания какого-либо улучшения погоды мы не заметили. Выстроившись скученной линией, мы стали двигаться к выходу через пропускной пункт в посадочный рукав, соединённый с входной дверью самолёта.

Когда мы с Женей оказались перед пропускной стойкой, один из служащих взял наши паспорта с посадочными талонами, вернул нам оторванные от талона корешки и, оставив наши паспорта у себя на прилавке, попросил нас пройти в самолет, объяснив, что наши документы будут находиться на хранении у членов экипажа до момента выхода самолёта из воздушного пространства Аргентины, когда они будут нам возвращены. Мы стали возражать против такой дискриминации по отношению к нам, поскольку ни у кого другого паспорта не изымали, и потому что это не соответствует принятой во всём мире практике перевоза пассажиров, которые во время перелёта должны сохранять свои личные документы при себе. Чиновник терпеливо выслушал наш протест, пока его коллеги пропускали других пассажиров, и потом сказал, что это делается не самой авиакомпанией, а по просьбе соответствующих властей, поскольку самолёт будет делать часовую остановку на западе Аргентины в Мендосе, и что поэтому данный вопрос не может быть решён службой аэропорта. Извинившись за применение к нам необычной процедуры, он попросил нас не беспокоиться за наши паспорта и пройти в самолёт, не задерживая его отправки. Нам пришлось повиноваться обстоятельствам.

Заняв свои места, мы, как и другие пассажиры, стали смотреть через запотевшие окна на улицу, пытаясь обнаружить признаки существенного улучшения погоды, но таковых не было видно, о чём говорили и потоки дождя, с шумом падавшие на корпус самолёта. Однако, несмотря на такое состояние погоды, «Каравель» тронулась от причала и направилась к взлётной полосе. Теперь дождь сменился градом, который с большим грохотом бил по нашему металлическому фюзеляжу. Под этот необычный аккомпанемент мы взлетели и стали подниматься в сплошных несущихся мимо облаках, испытывая довольно большую тряску. Но после 2–3 минут после взлёта капитан вдруг объявил, что из-за технической неисправности мы должны вернуться обратно в аэропорт. Сразу после этого в самолёте погас или был специально выключен свет, что погрузило нас в темноту, а сам он стал резко крениться на одну сторону среди сотрясавших его густых облаков. Затем мы начали сильно крениться в другую сторону под грохот падающего на нас града. Пассажиры замерли в ожидании исхода попытки приземления, не зная, в чём состояла наша техническая неисправность, но помня, что аэропорт был закрыт для посадки самолётов. Проходившие минуты нервного напряжения казались страшно длинными. Облегчению этого состояния вовсе не способствовала и группа из 10–12 монахинь, которые начали активно молиться. Остальные пассажиры молчали в нервном оцепенении. Сделав ещё несколько резких поворотов и кренов, «Каравель» пошла на резкое снижение и вскоре жёстко стукнулась об асфальт посадочной полосы, снова подскочила в воздух, а затем несколько раз повторила уже затихающие подскоки и с рёвом реверсов помчалась дальше, постепенно сбивая скорость. Наконец она остановилась с выключенными двигателями в почти полной темноте, и мы почувствовали себя в безопасности, несмотря на то, что нам казалось, будто нас заперли в каком-то герметически закрытом темном металлическом ящике, по которому оглушительно бьют тысячи палок — это были потоки хлещущего по самолёту града.

«Каравель» продолжала стоять в мокрой темноте где-то на лётном поле при полном молчании экипажа и команды в течение нескольких минут. Затем, словно опомнившись, одна из стюардесс сообщила, что самолёт не может подъехать к терминалу и поэтому нужно ждать автобусов для нашей перевозки. После этого нервное напряжете среди пассажиров заметно спало, все начали вставать, торопясь поскорее покинуть самолёт, но выходить было пока некуда. Минут через 10 появился первый автобус, и пассажиры поспешили к открывшемуся сзади трапу выхода. На улице по-прежнему бушевал ветер с дождём и градом, и за несколько шагов к автобусу все успевали промокнуть до нитки. К счастью, быстро подошли ещё два автобуса и смогли взять остальных пассажиров.

При входе в зал ожидания, который мы покинули около получаса тому назад, собралась большая толпа служащих и пассажиров, ожидавших своих рейсов, которые восторженно приветствовали нас, как людей, переживших большое испытание. Когда мы с Женей переступали порог входа в этот зал, к нам быстро подошёл чиновник, отобравший у нас паспорта, и с новыми извинениями вернул их нам. Большая часть пассажиров нашего рейса сразу же направились к стойке компании сдавать или менять свои билеты: после случившегося с нами инцидента они не хотели продолжать этот полёт. Мы вместе с небольшой группой, оставшейся от нашего рейса, пытались выяснить, что с нами будет дальше. Никто толком ничего нам сказать на этот счёт не мог, кроме просьбы подождать выяснения ситуации.

Мы слонялись по залу в томительном ожидании решения относительно нашего перелёта в Сантьяго, волнуясь в связи с возможным запозданием к началу конференции, которая открывалась там на следующее утро. Где-то час спустя все заметили прекращение дождя и ветра, рассчитывая в этой связи, что, может быть, скоро аэропорт откроют для вылетов и нас отправят, пусть с пересадками, в Сантьяго.

Каково же было наше удивление, когда по радио объявили, что наш самолёт приведён в порядок и на него начинается посадка. Многие чувствовали себя неуютно, снова садясь в тот же самый самолёт, в котором они каких-то пару часов назад пережили немалые неприятности. По этой причине ещё несколько человек решили сменить свои билеты, а остальные направились на посадку. На этот раз мы просто показали прежние корешки посадочных талонов, и никто не предлагал нам показать наши документы.

Мы взлетели, и почти весь путь до Мендосы у подножия Анд наша «Каравель» спокойно летела на необычно низкой для реактивных самолётов высоте, стараясь идти между низким и высоким слоями плотных облаков. Обслуживали нас по-королевски, предлагая бесплатно даже шампанское и сигареты, как бы компенсируя все неприятности, с которыми нам пришлось рапсе столкнуться. В Мендосе нас встретило чистое звёздное южное небо. После посадки нам даже удалось немного погулять вокруг терминала и вдохнуть удивительно чистый и бодрящий воздух восточных склонов громады величественных Анд. Далеко за полночь мы наконец прибыли в чилийскую столицу, и хотя у нас оставалось всего несколько коротких часов для сна, самым главным было то, что после стольких перипетий в Уругвае и Буэнос-Айресе в тот день мы всё-таки оказались здесь к началу конференции.

Наша конференция продолжалась две недели, и за это время мне удалось познакомиться со столицей Чили гораздо более подробно, побывав в новых и посетив уже известные мне места. В этот раз особенно запомнились концерты фольклорных ансамблей из разных регионов Чили, посещение частных музеев современного прикладного искусства, виноградников и винодельческих хозяйств в окрестностях Винья-дель-Мар и вечеринки в домах у чилийских коллег. На этот раз какой-либо слежки за собой я не замечал, и моё пребывание здесь прошло спокойно и расслабленно. Согласно ранее согласованному плану нашего совместного путешествия Женя Кочетков, англичанин Стив Пёрл и я после завершения конференции вылетели в Эквадор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.