Сепаратизм

А. К.: А скажи мне, пока ты был на дележе всего этого, Чечня себя проявляла или она как «вещь в себе» была? И вылезла только в 1993–1994 годах?

А. Н.: Значит, так. С Чечней был сделан абсолютный идиотизм.

А. К.: Когда?

А. Н.: В 1992 году, 1993-м, а далее вы все знаете.

А. К.: Кем был сделан? Это, наверное, Хасбулатов там поактивничал, не иначе? Это же он в ноябре 1991 года протащил через Верховный Совет постановление о введении в Чечено-Ингушетии чрезвычайного положения.

А. Н.: Это была идея Руцкого — постановление о введении чрезвычайного положения и вводе войск.

А. К.: Которое никто не выполнил, кстати. Это хорошо иллюстрирует уровень управляемости страной в то время.

А. Н.: Ну да. Они это постановление потом сами же (Верховный Совет) и отменили.

Руцкой с Хасбулатовым очень лоббировали антидудаевские демарши, Ельцин у них шел на поводу. С Чечней надо было делать татарский вариант, сто процентов. С татарами я договорился, что мы делим нефть, и все. В Чечне реально основным мотивом тоже была нефть (помимо национального фактора).

А. К.: Притом что в 1992 году в Чечне ее добывали 3–4 млн тонн, а к концу 1994-го — уже меньше миллиона. И поэтому масштаб конфликта объективно должен был быть меньше, чем с татарами. Ведь татары добывали в 1992 году под 30 млн тонн! В 10 раз больше, чем Чечня.

А. Н.: В Чечне был еще другой момент: Грозненский нефтеперерабатывающий завод единственный в России производил некоторые виды легких масел для авиации. Он делал лучшие сорта авиационного керосина для оборонки. И когда эта заваруха стала заходить далеко, я искал, где мы можем наладить их производство. В итоге наладили в Волгограде.

А. К.: Дудаев к тому моменту уже стал президентом?

А. Н.: Дудаев уже разогнал Верховный Совет Чечено-Ингушетии, чем ужасно и лично оскорбил Хасбулатова, который выдавал себя за единственного лидера Чечни, он уже провозгласил независимость и «отделил» Чечню от России, уже все это произошло…

И тем не менее. Там, в Чечне, в то время был министр экономики, сейчас не помню его фамилию, парень из нашего ЦЭМИ, аспирант. Он ездил на все совещания ко мне. Они старались все контакты сохранить. Они даже, по-моему, обеспечивали какие-то поставки в централизованные фонды. И если бы мы с ними договорились по аналогии с Татарией, я думаю, что ничего бы дальнейшего не было. У нас был бы четкий аргумент: «Ребята, мы с вами договорились, вот ваши деньги, вы теперь сами их делите и сами решаете свои проблемы — социальные, любые другие». Мы бы стрелку переводили на Дудаева, а там дальше разбирайтесь сами. Дудаев был человек абсолютно…

А. К.: Советский?

А. Н.: Пророссийский. У него было достаточно радикальное окружение, но все экономические ведомства сохраняли контакты с нами до последнего. Этот парень — министр экономики пропал где-то в конце 1992-го — начале 1993 года, и все связи оборвались. Я помню, он был двумя руками за мирный, татарский вариант. Насколько мог, он это дело подталкивал, лоббировал…

А. К.: Скажи четко, как ты думаешь, кто в Москве был против такого варианта, который был найден с Татарией? Я все-таки ищу источник конфронтации.

А. Н.: Думаю, в первую очередь Хасбулатов с Руцким.

А. К.: Нет, это высшие сферы. Вот у тебя на совещаниях кто-то говорил: «Нет, не годится»?

А. Н.: У меня на совещании этого никто не говорил, поскольку у меня это не обсуждалось. Президент мне на это добро не давал.

А. К.: Где же это обсуждалось?

А. Н.: Вообще-то эти соглашения должен был Ельцин подписывать…

А. К.: Кто-то вносил такой вариант соглашения ему на подпись?

А. Н.: Я уже не помню, какой я этому делу давал ход, может, я это устно доносил до Гайдара и Ельцина, но команды обратно «Развивайте, делайте» не было, к сожалению.

А. К.: А почему по Татарии было, а по Чечне не было?

А. Н.: Татары пришли сами. Пусть с очень жесткой постановкой вопроса, с угрозой отделения от России, но пришли договариваться. Они сказали: «Все, хотим полный экономический суверенитет. Не дадите — отделяемся от России». Переговоры были драматические. Вплоть до угроз перекрыть экспортные трубопроводы на территории Татарстана. А решение в итоге я нашел внешне простое. Раньше татарские 28 млн тонн нефти делились на 5 млн татарских тонн и 23 млн союзных тонн, а теперь мы сговорились делить на 12 и 16. И все. В этом и заключался весь «суверенитет», если отбросить все реверансы и демагогию. Таким образом, за 7 млн тонн нефти (при снятии, кстати, с нас части обязательств по централизованному обеспечению Татарстана) мы сохранили единство России. По-моему, очень изящное решение. Ребята остались, в общем-то, тоже почти довольны. Даже публично меня хвалили в местной прессе, хотя сначала наезжали на меня круто.

В Чечне была вот эта предыстория, когда Дудаев фактически с помощью путча захватил власть. Разогнал Верховный Совет и тем самым действительно нанес личное оскорбление Хасбулатову. Возможно, если бы не было со стороны высшей власти России этой попытки введения чрезвычайного положения в 1991 году, то, может, они бы тоже сами первыми к нам пришли и предложили какой-то напоминающий татарский вариант. Теперь оцените, что значит татарский вариант, примененный к чеченским 3–4 млн тонн? Да страна бы даже не заметила, отдай мы им хоть все их объемы…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.