ДАНТЕССА
ДАНТЕССА
Отношения Ахматовой к собратьям по перу таковы.
Абсолютно великих, к которым можно было притереться в наследницы, респектабельно почитала; великих, но нераскрученных — не утруждалась забивать себе голову (Баратынский); среди современников — выбрала тех, которые годятся для приличного исторического фона (Анненский); с прочими современниками сложнее.
Здесь — кровавое месиво. Первый ряд: Блок и Маяковский. Догадались вовремя умереть. Пять с плюсом (плюс — за то, что упрашивали заходить в гости, — вернее, за то, что предоставили возможность такое присочинить). Видеть остальных — «в смрадную яму смотреть».
Она хотела бы быть Дантессой в грамматическом смысле — как аббатессой поэтического братства, быть Дантом в матриархате поэтического мира. Но эта глава не о Данте, а о Дантесе — в юбке. О Жорже Дантесе, который убил Пушкина. Но по счастью, не каждому Дантесу, даже если он не заложник кодекса чести ревнивого мужа, а сам по себе мучим сальериевской охотой, что пуще неволи, Господь пистолет в руки вкладывает. У Ахматовой пистолета не было.
Ненависть к собратьям по перу была.
Пунин мне сказал сегодня, что АА очаровала всех в Москве и была такой веселой, такой оживленной там, что порой даже смущала его.
Я спросил АА, читала ли она где-нибудь стихи; оказалось, нигде и никому. «А Вам читали?» — спросил я АА, и она, яростно взглянув на меня, сказала: «Я бы такой мерзости не допустила».
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 56
29 октября 1963.
А суетна Анна Андреевна по-прежнему. Больше всего ее занимает судьба ее стихов, завоевывающих мир медленнее, чем ей хотелось бы. Она считает себя более значительным поэтом, чем Пастернак и Цветаева. Ревнует их к славе и за гробом. Я уж не говорю о наших молодых поэтах.
Ю. Г. ОКСМАН. Из дневника, которого я не веду. Стр. 645
Интервьюер сообщает Ахматовой, что в издательстве «Советский писатель», в большой «Библиотеке поэта» выходит книга О. Мандельштама. Это тоже шестидесятые годы.
— Да. Я знаю. Я вхожу в состав редакционной коллегии. Но я не знаю, нужна ли эта книга? Мандельштам далек от современного читателя. Кто по-настоящему понимает Мандельштама, тому этой книги не надо. У них и так все есть, что написал он. А остальным он не нужен — не понятен.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 298
Здесь, пожалуй, никаких комментариев не надо.
Людям не нужна книга Мандельштама. Мандельштам не нужен и не понятен.
Как все было хорошо: расстреляли его (умер в тюрьме — это одно и то же) в тридцать девятом, не маячил он перед ней, как Пастернак, со своими дачами — и на тебе, собрались издавать.
Вольпин ей предложил игру: начертил 10 ступенек, на которые предложил расставить русских писателей: на первую Пушкина, на вторую Лермонтова и Тютчева и т. д.
Д. Пятую ступеньку можно было на пятую, шестую и седьмую разбить, вероятно.
В. Ну, это очень трудно ей! Я говорил: «Ну вот Вы, Анна Андреевна, Вы не специалист, который будет копаться уже…» Ведь ей казалось, что я ее заставляю так — она очень любила слово «смрадный» — «в смрадную яму смотреть». А ничего не смрадная яма — эти маленькие писатели.
М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 272
А вот о товарищах ее юности.
Подозрительна также «слава» Брюсова, однако тогда она уже сильно померкла. (10-е годы.)
Анна АХМАТОВА. Автобиографическая проза. Стр. 228
Ноябрь 1910 года.
А. Ахматова — В. Я. Брюсову.
Я была бы бесконечно благодарна Вам, если бы вы написали мне, надо ли мне заниматься поэзией. Простите, что беспокою.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 38
А ведь слава-то уже — «сильно померкла»…
«Нельзя основываться на показаниях Брюсова. Валерий Яковлевич туп».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 10
Гумилев вел очень тяжелую борьбу за новые пути в поэзии. Когда образовалась группа акмеистов, нам было очень трудно. У символистов были сильные позиции. У них были меценаты — такие, как миллионер Рябушинский, сахарозаводчик Терещенко. У них были журналы «Золотое Руно» и много денег.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 284
То есть Блок, например, нашел деньги себе на раскрутку, а так — оставаться бы ему в «предназначенной ему неизвестности».
Была одна черта, которую я не любила в Николае Степановиче, — его неблагожелательное отношение к чужому творчеству.
Черубина де ГАБРИАК. Исповедь. Стр. 632
Это у них семейное.
«Коля вообще был несчастный. Как его мучило то, что я пишу стихи лучше его».
К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 189
Слонимский вспомнил, как в декабре 20 года Гумилев устроил в одном из помещений Дома искусств спиритический сеанс, чтобы ослабить интерес к Маяковскому.
К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 7
Сейчас так делают эстрадные певцы: бегают к экстрасенсам, иголки втыкают в портреты соперников. Не ново.
О Есенине.
«Ни я, ни вы — мы его не любим, — сказала Анна Андреевна. — Но понимаю, что это сильнодействующая теноровая партия. Известному кругу людей он заменил Надсона».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 97
Ну совсем как Блок — «трагический тенор эпохи». Сама она была, конечно, как минимум драматическое сопрано, а то и не родился еще такой голос.
Говорит, что А. Блок потому так приблизил к себе Алянского перед своей смертью, что (по-видимому) смутно чувствовал (полубессознательно) в Алянском последнюю материальную опору.
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники, кн. 2. Стр. 119–112
Алянский подл, но Блоку это все равно — были бы деньги. Так рассказывает Ахматова молодежи о Блоке.
Далее.
«Какой позор! О Матиссе, гении, когда тот приезжал в Россию, записал у себя в дневнике: «французик из Бордо».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 230
Блок записал у себя в дневнике: «В Москве Матисс, «сопровождаемый символистами», самодовольно и развязно одобряет русскую иконопись — «французик из Бордо».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 673
Для Ахматовой Матисс — «гений», точнее сказать — «официально признанный гений», за это все должны находить гениальными все его суждения и вкусы, а для Блока он равновелик. Блок чувствует себя вправе отвергать всемирно признанный бренд хоть пепси-колы, хоть Матисса, если он ему не по нраву — и заявить о своем мнении.
А Ахматова, которая, единственный раз в жизни побывав в Загорске, не поинтересовалась взглянуть на иконы Андрея Рублева — этого как-то не поняла.
Другие современники. Есенин.
«Но ведь он не сумел сделать ни одного стихотворения».
С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 296
А вот Георгий Иванов и Оцуп уже в то время были чрезвычайно заняты всяческой дискредитацией моих стихов.
Анна АХМАТОВА. Автобиографическая проза. Стр. 238
В переводе с ахматовского это значит, что им просто не нравилась ее поэзия.
Ахматова как бы уступила слово Маяковскому. В этом сказалась и серьезность и благородство ее литературной позиции и понимание новой эпохи.
Б. Эйхенбаум.
С. А. КОВАЛЕНКО. Ахматова и Маяковский. Стр. 174
Интересно, что Ахматова действительно не нападала на Маяковского. Не из-за того, что он был величайшим и крупнейшим поэтом современности — это для нее был бы лишь повод для оголтелой борьбы. Пусть БЫЛ, но Маяковский был еще и НАЗНАЧЕН. И вот уже это для нее — закон. Это, впрочем, не значит, что она сама будет что-то лить на его мельницу.
К Анне Андреевне от имени редакции «Литературного наследства» приходили просить воспоминания о Маяковском. «Я отказала. Зачем мне бежать за его колесницей. У меня своя есть. Кроме того, ведь публично он меня всегда поносил, и мне ни к чему восхвалять его».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 193
Совсем по-разному они смотрели и на личность Корнея Ивановича Чуковского. В то время как дочь испытывала к нему неподдельную любовь и восхищение, Ахматова оценивала его вполне объективно. Она, безусловно, ценила его ум, выдающиеся литературные способности, но ставила ему в вину когда-то опубликованную статью «Две России» (идея там была такая: поэзия Маяковского олицетворяет обновленную страну, а стихи Ахматовой — старую).
Михаил АРДОВ. Вокруг Ордынки. Стр. 72
Это вполне ОБЪЕКТИВНО.
«Мы с вами, Лидия Корнеевна, создали новый жанр — отражение тогдашних событий. Все, что будет написано после — будет уже не то».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 93
Это так она защищается перед Солженицыным. Солженицын — это не то. Потому что — после нее, Ахматовой. Она, Анна Ахматова, изобрела новый жанр — отражение тогдашних событий. И где же глянуть на это отражение?
Здесь все тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди.
Отдай другим игрушку мира — славу,
Иди домой и ничего не жди.
Анна АХМАТОВА
Ахматова насаждает мнение, что Пастернак очень держался за славу, ждал ее, и лишь она, знающая этому настоящую цену, может предостеречь его.
Составленная ради красивости фраза из четырех слов «стеной стоят дремучие дожди» как бы делает совершенно очевидным то, что Ахматовой не составляет никакого труда воспользоваться единственным перед ней преимуществом Пастернака — тем, что он «умеет описывать погоду». Ей кажется, что «непонятность» Пастернака — это нечто, бездушно сделанное на заказ, как написала эту строчку она.
Я рассказала ей, что в Переделкине, в Доме творчества, видела Ольгу Берггольц, совершенно пьяную. Ольга Федоровна за меня уцепилась, взяла под руку, была будто рада, приветлива, потом испугалась меня, усомнилась, со мной ли она говорит, выдернула руку… «Мания величия и мания преследования», — сказала Анна Андреевна.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 573
Мысли вслух — о себе, потому что у больной Берггольц были другие симптомы.
Для ленинградцев, переживших блокаду, имя Ольги Берггольц навсегда связано с военными годами. Во время блокады Берггольц работала в радиокомитете, и ее голос чуть не ежедневно звучал в передачах «Говорит Ленинград». Беды ходили за ней по пятам. Первый ее муж, поэт Борис Корнилов, расстрелян в 1937 году. Второй умер от голода у нее на руках в Ленинграде во время блокады.
Еще до этого она потеряла двоих детей.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 679
А еще у нее был выкидыш от побоев в ГПУ — но Ахматова велит свою судьбу считать страшнейшей.
Анна Андреевна, по своему обыкновению, отзывается о Твардовском с неприятной мне презрительностью. «Теркин? Ну да, во время войны всегда нужны легкие солдатские стишки». Я сказала, что прочно люблю отрывки из «Страны Муравии» — например, свадьбу, пляску на свадьбе и «Дом у дороги». Мне кажется, Анна Андреевна «Дом» просто не прочла.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 458
«В книге стихи все-таки только после 46 года. Предлог такой: если напечатать стихи до 46 года и после — сразу будет видно, что после 46 года я стала писать гораздо хуже. Но, конечно, это лишь предлог. Просто ему [Симонову] кто-то передал, будто я браню его стихи. А я их и не читала».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 77
12 сентября 1959.
«В Комарове у меня побывал Шостакович. Я смотрела на него и думала: он несет свою славу как горб, привычный от рождения. А Борис — как корону, которую только что нахлобучили на него. Она сползает ему на глаза, он подпихивает ее снизу локтем».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 361
А на нее — как на Мисс мира — за красоту. Ну и конечно, девушка должна уметь разговаривать на общежитейские темы. А Пастернаку, она говорит, славу нахлобучили в каком бишь, 1959 году? Да? Или вот уже почти пятьдесят лет все нахлобучивают, нахлобучивают…
Растет, растет ее обида на Бориса Леонидовича. Зачем у нее не бывает? Зачем не зовет к себе? Затем, что человеку осталось 2 года до смерти и он не хочет поддерживать светские знакомства. Дала мне прочитать «Вакханалию» и, пока я молча вчитывалась в стихи, не спускала возмущенных, требовательных глаз с моего лица… Ничего отвратительного, постыдного в этих стихах, разумеется, нет, и куски великолепны, но и я, как она, не ощущаю сейчас поэзии ужина, бала, пышности, пьянства. Однако было время, когда и она ощущала эту поэзию («Новогодний праздник длится пышно»). Теперь же, по-видимому, она чувствует всякую пышность, сытость, воспетую в стихах, как звук фальшивый и оскорбительный. (Жаль только, что она писала про «в ту ночь мы сошли друг от друга с ума», когда была война, блокада в Ленинграде — она хоть знает, что такое блокада? — и сын в штрафных батальонах.) Быть может, она и права; жаль только, что осуждение стихов идет у нее рядом с личной обидой.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 268
О стихах Асеева: «Не стихи, а рифмованное заявление в Моссовет».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 186
«Маруся, прочтите Лидии Корнеевне стихи. Не спорьте. Я вам велю. Слышите?» Мария Сергеевна не ответила.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 235
О рассказе Шкловского: «Совершенное ничто. Недоразумение какое-то. Полный ноль». О главе Твардовского из поэмы очень сурово: «Новая ложь. Большей гнусности я в жизни не читала» — это повторила Анна Андреевна несколько раз, сердясь. Так ли это? Я его люблю. И все вокруг находят эту главу очень смелой.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 187
В общем разговоре Виктор Ефимович между прочим упомянул, что пьесу Д. Б. помог построить Файко и что кому-то из сценаристов помог дотянуть сценарий Коварский. «Кажется, только я одна САМА написала свою «Белую стаю», — сказала Анна Андреевна и увела меня к себе.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 116
О Блоке.
«Этот человек очень не импонировал мне. Презирал, ненавидел людей. Как у него в Дневнике сказано про соседку: кобыла. Уровень коммунальной квартиры».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 456
Так ведь это в дневнике. А про соседку вслух при людях? Это как?
О Слепян сказала: «Это не женщина, а какая-то сточная труба».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 432
Да и что уж там такого в «кобыле»-то?
«Еще бы, так отлично «постукивает» башмаками по комнатам эта, как ты говоришь, «кобылка», такие у нее точеные щиколотки, такие раскосые сверкающие глаза!»
Иван БУНИН. Жизнь Арсеньева
Мнение Ахматовой о том огромном значении, какое имеет для русской поэзии XX века творчество Анненского, было непоколебимо устойчивым.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 322
Это потому, что он не сказал о ней ничего плохого и, не зная совсем, не мог сказать.
Из всех «братьев» она не ненавидела только Мандельштама. Из всех виденных ею литераторов он был самый не светский — самый не могущий претендовать на почести, привилегии. И рано умер. Ее он не любил, как и ее стихов, но никогда не сказал об этом публично — из расчета. Но она оценила.
Критических замечаний о Мандельштаме я от нее никогда не слышал.
Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 99
Бальмонт.
«Он всегда был величав, ни на минуту не забывал, что он не простой смертный, а поэт».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой, 1938–1941. Стр. 130
Анна Андреевна говорит о литераторах, которые боятся с ней видеться. — «Сегодня Зина уже не пустила его ко мне», — говорит она о Борисе Леонидовиче.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 22
Поражена также тем, что Фадеев и Пастернак выдвинули ее книгу на Сталинскую премию.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 189
Значит, не боялись?
Волков: В «Поэме без героя» Ахматова, когда описывает убранство спальни Судейкиной, замечает, как бы вскользь: «Полукрадено это добро…» Это, конечно, стихи, но когда речь идет о близкой знакомой, то звучит это достаточно сильно, почти как предъявление уголовного обвинения.
Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 235
Ей претила цветаевская «Попытка ревности». «Тон рыночной торговки».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 305
О Есенине. «Он был хорошенький мальчик. А теперь… Пошлость. Ни одной мысли не видно. И потом такая черная злоба. Зависть. Он всем завидует. Врет на всех — он ни одного имени не может спокойно произнести».
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 37
Слово «зависть» горит у нее на устах неопалимо, как шапка на воре.
«Но в конце концов все живут для жизни, а не для посмертного собирания стихов. Н.С. не как Блок. Тот и день, и час, и кто с ним обедал — все записывал!».
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 28
Ну и сколько Блок понаписал? Сколько времени он на это потратил? Не отнести ли это к его гигиеническим привычкам, и не отнести ли «пластинки» Ахматовой (многократно рассказываемые наизусть истории) к ее полной нелитературности, а злобные и тенденциозные многочисленнейшие повторяющиеся записки — к бессовестности?
Нравы тоталитарной секты: на отступника Лукницкого, внутренне отошедшего от Ахматовой по своим основательным мотивам, в предисловии пишут:
Но наступившие грозные события охладили исследовательский пыл Лукницкого и отдалили его от Ахматовой. Он понял, что увлеченье поэтами серебряного века, ставшими мишенью партийной критики, будущего не сулит и к добру не приведет.
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 4.
Подражая своему предмету, ахматоведы клевещут на Лукницкого. Лукницкий разошелся с ней потому, что ему стало неприятно и неинтересно у нее бывать. Он проделал то, что не успел или поленился проделать Бродский.
Первый сборник стихотворений Ахматовой «Вечер» с предисловием Кузмина. Поскольку с самого начала ее творческого пути отмечалось, что она — подражательница Кузмина, а дело своей жизни, знаменитую «Поэму» даже не сделала всю из Кузмина, а — так как не призналась — украла, то на Кузмина не осталось ничего, как изливать ненависть.
Артур Сергеевич видел первую редакцию поэмы, где А.А. еще не расправлялась с своими литературными врагами (Кузмин). Артур Сергеевич любил Кузмина, играл с ним в четыре руки, считал его великолепным музыкантом. Почему А. А. сделала из него такое страшилище, перед которым «самый страшный грешник — воплощенная благодать»? Бедный Кузмин был ведь только содомитом, а можно думать, что он какой-нибудь палач из застенка… Содомитами был Пруст и А. Жид и многие другие, не говоря об Уайльде… Мой парикмахер тоже содомит! Никто на это не обращает больше внимания!
Ирина Грэм — Михаилу Кралину.
Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 28
Наибольший гнев она обрушивала на Кузмина: не отказывая ему в таланте, она считала его злым, завистливым и вообще аморальным.
Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 113
«Не отказывала ему в таланте» — будучи его подражательницей.
Ахматова была убеждена, что Кузмин плел против нее интриги и хотел отдать ее «престольное место» в поэзии другой поэтессе. Ахматова до конца своих дней не простила Кузмину ни Гумилева, ни Анны Радловой.
С. КОВАЛЕНКО. Проза Анны Ахматовой. Стр. 392
«Может, Кузмина и чтят свои педерасты <…>».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 126
А не позвать ли «педерастов»? Вот:
Маяковский любил Кузмина и любил его самого. Он был блестящий собеседник, нам казалось, что характером он похож на Пушкина.
Лиля Брик — беседа с Романом Якобсоном.
Василий КАТАНЯН. Прикосновение к идолам. Стр. 131
Настойчивое гомофобство Анны Ахматовой напоминает антисемитизм. Как будто сказал: «педераст» — и о человеке все стало понятно. Кто был «своим» для Пруста? Кое-где за такие взгляды и не подадут руки. А уж поэту и вовсе пристало иметь более гуманистичные взгляды.
«Педераст» Оден был любимым поэтом Иосифа Бродского, но, как бы Ахматова к нему ни относилась, если бы знала его, Бродскому она такие дремучие взгляды не рискнула бы излагать.
Кузмин — жертва культуртрегерского заговора Анны Ахматовой. Он был ею оболган, обокраден, за это она его поносила, как могла.
Она ненавидела Бунина. Слово Бунин при ней нельзя было говорить. И когда я, забыв однажды, при ней процитировал: «Хорошо бы собаку купить» — ей-богу, это могло кончиться ссорой.
Д. Почему так?
В. Он очень ее обидел, по-моему, но она уверяла, что он скверный поэт и пошляк.
М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 269
Тут уж и к гадалке ходить не надо — тут ведь еще и «нобелевка»!
Она ругает Брюсова, Блока… да почти всех.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 170
А.А. видела блоковский сборник, изданный в Тарту. Смеясь, сказала, что Блок был очень злой и угрюмый человек, без тени «благоволения», а его стараются изобразить каким-то «Христосиком».
Ю. Г. ОКСМАН. Из дневника, которого я не веду. Стр. 645
Анна Андреевна с большим интересом рассматривала записные книжки, рукописи Маяковского. Ее поразило «сколько все же осталось у Маяковского сбереженного». «Я никогда не относилась к своему архиву так любовно, как Блок. Куда-то все расходилось, кто-то брал, но кое-что есть».
Н. В. РЕФОРМАТСКАЯ. С Ахматовой в музее Маяковского. Стр. 544
Найдем возражения по всему списку заслуг.
1. Блок не к архиву относился с любовью, а к жизни. Он привык к другому быту. Он не ходил в разорванном платье, не ел среди огрызков и окурков, сохранял свой архив.
2. Маяковскому сберегла архив Лиля Брик: все до разорванных листков собрала.
3. Ну а свой архив Ахматова не «раздавала». Продавала. Навязывала на хранение — тем, кому его хранить было гораздо более опасно, чем ей. В конце жизни она очень заботилась — кому подписать? «Золото», «нищая старуха», «взять Моди»…
Разговаривать с нею о литературе и о чем угодно всегда было интересно и приятно, но как-то невольно она направляла беседу к темам, касающимся ее лично — ее поэзии или ее жизни.
Несколько иной характер носило ее слегка ревнивое, в чем-то похожее на соперничество отношение к тем наиболее выдающимся современным русским поэтам, с которыми обычно ее сопоставляли.
Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 120
Подошла старость — не мудрая и не благословенная. Ее третья слава (вторая была в войну), а с нею и новые тяжелые испытания — слава молодых.
«Кто вам нравится из современных поэтов?» — «Я не буду называть имен. Это не значит, что у меня нет любимых и нелюбимых поэтов, но в конце концов оценки всегда очень субъективны».
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 269
Интервьюеру и хотелось узнать ее субъективную оценку. Какой скучный диалог, бессодержательный. Но, правда, можно и настоящий, трагический смысл ее высказывания разгадать: любимые поэты — никто, нелюбимые — все.
Интересную я забыл деталь, но она важна. Когда она мне очень пренебрежительно говорила о Евтушенке, очень пренебрежительно об Ахмадулиной, я еще посмеялся и говорю: «Вы просто ревнуете, потому что — АХМА, да молодая, да хорошенькая!».
М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 278
Она рассказывала мне, что Ахмадулина была у нее три раза, желая почитать ей свои стихи, но все неудачно: каждый раз у Анны Андреевны начинался приступ стенокардии.
Наталья РОСКИНА. Как будто прощаюсь снова. Стр. 537
Три раза — это слишком. Или приступы были, выражаясь жеманно, «дипломатическими» — такое ей трудно перенести — «молодая, хорошенькая», — или все-таки была не три раза, а меньше, просто «три» произносится значительнее.
О стихах Ахмадулиной:
«Полное разочарование. Полный провал. Стихи пахнут хорошим кофе — было бы гораздо лучше, если бы они пахли пивнухой».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 496
А почему лучше? Что это за правило такое? Из этой серии есть еще одно — что писать, мол, надо на каких-то «клочках». Как только хотят сказать о «настоящем» писателе — так сразу: он писал на клочках, на салфетках… А «Война и мир» была написана на больших пронумерованных листах. А Пруст значение сорту бумаги придавал, и названию магазина… Да и Блок, наверное, с работой организовался хорошо… О пивнухах — писал. Правда, к счастью, пахли эти стихи не пивнухой.
С напряженным и даже несколько ревнивым интересом следила она за успехом некоторых бурно входящих в моду молодых поэтов, считая явления подобного рода преходящими и временными и абсолютно противопоказанными истинной поэзии. «Все это было, все это уже было, я сама видела, я отлично помню. Были знаменитые писатели, модные, известные, богатые… У них были красивые жены и роскошные дачи… И все это, казалось, навечно… А теперь и имени их никто не помнит… Нет, нет, поверьте мне, — взволнованно повторяла она, я-то знаю, я-то помню. <…> Сегодня в Ленинграде и в Москве истинные любители поэзии и думать о них забыли, их интересует совсем другое… Уверяю вас!»
Маргарита АЛИГЕР. В последний раз. Стр. 364
Расправляется с молодыми методами физического и административного воздействия.
«Я была после первого инфаркта и из всего изобилия на столе могла есть только лук, а пить только «Боржоми». Слева от меня был мальчик Андрюша, архитектор, обожавший мастера (Пастернака), а справа еще один молодой человек. Когда я съела весь лук со стола и выпила весь «Боржоми», я поднялась. А мальчики, которые после третьей рюмки шатались, как тростник под ветром, взялись меня провожать. Уже на лестнице не они меня, а я их держала. Впереди была Ордынка, и поодаль — милиционер. Ну, думаю, спросит у меня документы. Ага. Ахматова. С пьяными мальчиками. «Чему она может научить нашу молодежь?» — вспомнились слова из известного доклада. Но в этот момент у меня нашелся спаситель. Чья-то сильная рука отшвырнула мальчишек так, что они покатились на тротуар и остались лежать там до Страшного суда. А спаситель проводил меня до дому, любезно и остроумно беседуя. Это был Святослав Рихтер».
Дмитрий БОБЫШЕВ. Я здесь. Стр. 318–319
Бросить «пьяных мальчишек» (от трех рюмок «качаются, как тростник» или законченные алкоголики, или кто вовсе еще не пьет), даже если дама по нездоровью в этот день против обыкновения сама не пила, на тротуар и оставить пьяных там лежать — как-то это не очень, правда? Вроде как бы неплохо бы их и поднять — когда видишь пьяных лежащих. Может, старухе этим и не пристало заниматься, так надо было позвать их приятелей — в общем, по крайней мере, не выходить с ними вместе на улицу, опытная ведь дама, могла бы и сообразить. А так — оставить лежать, да еще и в виду милиционера…
К счастью, в дневниках Рихтера — весьма подробных — нет этого эпизода. Вообще имя Ахматовой не упоминается ни разу. Ахмадулина, кстати, упоминается: восторженно, «инфернально».
Ахматова продолжает выдумывать свои «народные чаяния» — с моральным душком, как всегда.
О Роберте Рождественском.
«Не читала и читать не стану! Поэт — это человек, наделенный обостренным филологическим слухом. А у него английское имя при поповской фамилии. И он не слышит».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 189
И что ему делать? Бывает русское имя Глеб — но Струве, Рязанов — но Эльдар. Люди слышат в нем запоминающийся контраст и — не берут себе псевдонимов Глеб Лоханкин и Эльдар Честерфилд.
Хан Ахмат, княжна Ахматова — может быть, для даже обостренного филологического слуха это безупречно. А так — претенциозно, смешно, старомодно.
«Мне кажется, я разгадала загадку Вознесенского. Его бешенного успеха в Париже. Ведь не из-за стихов же! Французы стихов не любят, не то что иностранных, родных, французских. И вдруг — триумф! Я догадалась. Вознесенский, наверное, объявил себя искателем новых форм в искусстве — ну, скажем, защитником абстракционистов, как Евтушенко защитник угнетенных. Может быть, и защитник, но не поэт. Эстрадники!»
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 21
Стиляги!
Бродский. Он как-то еще вырос и поширел. Большой, будто сильный. Но и потрясенный: не кончает фраз, бегает по комнате, все время крутит пальцами. Одет плохо. Но и это его не портит. Доброта, простодушие, ум, дурной нрав, ребячливость — прямой поэт.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 297
Это слова доброй Лидии Корнеевны.
Сегодня Анна Андреевна и об Иосифе отзывается как-то раздраженно, безлюбовно. Я сказала, что после всего перенесенного ему нужен был бы санаторий, хоть на двадцать шесть дней нормальная жизнь. «Какая может быть нормальная жизнь у того, у кого все навыворот? С каторги вернулся румяный, здоровый, а из санатория вернется на четырех ногах и на цепи…»
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 298
Может, что о Гумилеве сказанул? Впрочем, вот уж на кого она не «нападала», так это — на Иосифа Бродского. «Не для того я растила Иосифа…» (он познакомился с ней сложившимся поэтом, хоть и, конечно, молодым — и даже не подозревавшим о ее существовании (то есть он не знал, жива ли еще она — и она абсолютно не существовала для него как поэт). Бродского она, чувствуя его силу, — боялась.
Она сказала, что предпочитает не говорить о современных советских поэтах, чьи стихи печатаются в Советском Союзе. Один из наиболее известных таких поэтов прислал Ахматовой телеграмму, в которой поздравлял ее с получением оксфордского доктората. Она прочитала ее и сердито бросила в мусорную корзину.
Исайя БЕРЛИН. Встречи с русскими писателями. Стр. 252
Потом из корзины вынула. Телеграмма хранится в ее архиве, имеется номер.
«Они все бандитики, проституирующие свой талант и эксплуатирующие вкусы публики. Маяковский оказал на них всех пагубное влияние».
Исайя БЕРЛИН. Встречи с русскими писателями. Стр. 252
Она могла бы сказать это и не о молодых — обо всех, на кого не хватило дантесов.
В жизни я немного видела.
Только пела и ждала.
Брата я не ненавидела
И сестры не предала.
Трудно что-то найти против человека, написавшего это о себе. Обезоруживающие строки. Не найти такого камня, который можно бросить. Брата я не ненавидела — если ей поверить, что она не ненавидела брата. Анна Андреевна Ахматова ненавидела всех. Я поняла ее слова буквально и разделила людей ее жизни на братьев — поэтов, которых она ненавидела всех, и сестру — Марину Цветаеву, которую она предала. Не просто ненавидела, как других, а у мертвой убила еще обожаемого сына — за то, что Марина Цветаева на беду была женщиной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.