МАНЕРЫ

МАНЕРЫ

Анна Андреевна Ахматова, как мы знаем, была дамой высокого тона. Иногда (довольно часто) тон давал сбой — высокомерие, грубость, хамство (с низшими, конечно; так-то она была трусовата и на рожон — даже чтобы домработнице замечание сделать — не лезла). Сквернословила, особенно в подпитии, жила в грязи, ходила в рваной одежде, подворовывала (упаси Боже — только то, что, как считала, принадлежит ей, автографы своих писем, например: она продавала свои архивы и знала, что почем). Очень также раздражает малокультурная привычка надписывать не свои книги. С нее и начнем.

«Вольдемару Шилейко книгу светлого хмеля и славы — смиренно — Анна» (надпись на мандельштамовской «Tristia»).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 336

Здесь все хорошо — и что надписывает не свою книгу (позволительно только автору), и что Владимира называет Вольдемаром, и что — слава, слава! и что «смиренно» (как монастырка прямо). И что — «Анна».

Сегодня день моего ангела. АА дала мне подарок — переплетенную в шелк старую, любимую книжку, которую она годами хранила у себя — книжку стихотворений Дельвига. Я раскрыл книжку и прочел надпись: «Милому Павлу Николаевичу Лукницкому в день его Ангела».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 256

АА снова рассказывала, как она «всю ночь, до утра» читала письма Тани и как потом Николаю Николаевичу никогда ничего об этом не сказала.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1.Стр. 178

Не спорю, читать письма другой женщины к своему мужу — это не то, что читать просто чужие письма, здесь мы ей полностью прощаем. Правда, они уже были практически не супруги, у самой «роман за романом», у мужа растет сын от другой женщины…

Дневник 30 июля. 1936 год.

Проснулся просто, установил, что Ан. взяла все свои письма и телеграммы ко мне за все годы; еще установил, что Лева тайно от меня, очевидно по ее поручению, взял из моего шкапа сафьяновую тетрадь, где Ан. писала стихи, и, уезжая в командировку, очевидно, повез ее к Ан., чтобы я не знал.

Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 334

Чтобы достать что-то из чужого шкапа, надо залезть в чужой шкап. Надо там хорошо пошарить, отделить нужные (пусть свои) письма и телеграммы от чужих писем и телеграмм, просматривая их, надо не прихватить случайно чужие письма и телеграммы… ведь она же порядочная женщина и сына плохому не научит…

Перечисляя второстепенных поэтов, назвала и С. Штейна.

С. Штейн устроил ей по телефону скандал: «С каких это пор я стал для вас второстепенным поэтом!..» Говорил очень невежливо. АА ответила, что нездорова и здесь около телефона холодно, и повесила трубку.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 256

Вешать трубку — ее прием. Но с какими-то полуизвинениями, полуотговорками, лживыми оправданиями. Даже просто — резкого решительного вешания трубки — не может сделать. Ощущение от этих эпизодов — что тебя не одернули, а обхамили. Но «правда, я его перехамила?» — это она себе приписывает за достоинство.

<…> О том, как С. Городецкий захотел увидеть АА, и она ему сказала: «Приходите завтра в двенадцать», — и как на следующий день, наглухо забыв об этих словах и не думая никак, что Городецкий примет их всерьез, мирно проснулась в 11 часов, пила кофе в постели, а Николай Степанович в халате сидел за столом и работал, и как в двенадцать часов явился Городецкий — наглаженный, с розой и как резким голосом стал говорить с Николаем Степановичем, упрекал его за какое-то невыполненное дело…

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 255

Рыбаковы позвали ее с Пуниным обедать в Царское Село и позабыли — это у Лукницкого тянулось в дневниках на стра ницы: не прощу, законченные отношения. Не звонили? Все, никогда. Не извинялись? Все… Потом, конечно, простила, и обедала снова, когда позвали.

Под вечер АА с Пуниным были у Рыбаковых на блинах. АА попросила Пунина за столом показать Рыбакову фотографии, снятые мной (я их дал вчера АА и вчера же Пунин забрал их у нее — себе). Пунин взъерошился: «Не покажу…» — «Почему?» — «Они неприличны!» Создав неловкость, Пунин потом решил показать. Рыбаков смотрел сластолюбиво и сказал приблизительно так: «Да, Анна Андреевна на все способна». Еще углубил этим неловкость. Потом Пунин выговаривал АА: «Вы думаете, мне приятно, что Лукницкий видит вас в таком виде!» А история глупая — фотографии абсолютно приличны: А.А. снята в постели. Что в этом неприличного?

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 67

Эту фотографию она потом пошлет еще и Пастернаку. Читатель, у вас есть жена?

…Вспоминать ее полуглухой, с больным сердцем, сидящей в маленьких комнатенках в чужих квартирах, когда она переезжала из дома одних друзей к другим, чтобы не оставаться дольше, чем того бы хотели хозяева.

Аманда ХЕЙТ. Человек, а не легенда. Стр. 672

Она этого хотела сама. У нее отдельная (с Ириной Пуниной — но по обоюдному согласию) квартира в Ленинграде. Она вольна была принимать друзей и поклонников там, но если Магомет сам хочет идти к горе — то это его желание. Она им делает подарки, чтоб не гнали, расплачивается славой и с легкостью высчитывает момент, когда заживаться уже дольше не следует.

И вот Любочка вспоминала такую сцену: Ира Пунина и ее муж, взявшись за руки, идут мыться, принимать ванну. Дескать, пусть все видят, что теперь они муж и жена… Ахматова смотрит на это с недоумением и говорит: «Я себе представить не могу, чтобы мы с Колей Гумилевым вошли вместе в ванную комнату…»

Михаил АРДОВ. Вокруг Ордынки. Стр. 70

В дни моей викторианской юности мне показалась бы дикой сама мысль о том, что я могу разбудить едва знакомого молодого человека и попросить его проводить меня в туалет. Между тем именно это я и сделала: разбудила Макса, он вызвал полицейского, полицейский взял фонарь, и мы втроем совершили путешествие по длинному коридору до смердящей комнаты, где в полу было устроено отверстие.

АГАТА КРИСТИ. Автобиография. Стр. 469

Все меняется. А брюзжать по поводу коммунальных обычаев нехорошо.

Говорит она громко, свободно, как будто мы с ней наедине у нее в комнате — а между тем в палате еще три больные женщины и возле одной сидит посетитель. Но Анну Андреевну это не стесняет ничуть.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 311

Анна Андреевна с детства уже знала, когда можно переходить границы приличий — хамить, попросту говоря — когда чувствует силу.

«Пунины взяли мой чайник, — сказала мне Анна Андреевна, — ушли и заперли свои комнаты. Так я чаю и не пила. Ну Бог с ними».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 32

Как же не запереть, если она по шкапам лазит.

31 мая 39.

Вечером у меня сидел Геша. Вдруг, без предупреждения, пришла Анна Андреевна.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 29

А ведь, перефразируя прозу Ахматовой, «уже вовсю процветали телефоны» — как фиакры в Париже.

Гуляя по Фонтанке, [Ахматова] Олень всенародно вынула из волос гребенку и причесывалась.

Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 225

Не ковырялась ли в зубах?

«Аничка всем хороша. Только вот этот жест». АА ударила рукой по колену, а затем, изогнув кисть, молниеносно подняла руку ладонью вверх и сунула мне ее почти под нос. Жест приморской девчонки под покровом дамы, иногда естественно любезной, а чаще немного смешноватой.

Н. Я. МАНДЕЛЬШТАМ. Из воспоминаний. Стр. 319

Добрый, добрый Корней Иванович пишет после ее смерти свои воспоминания о ней именно так, как она хотела этого:

Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитой чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда и ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом. Приметы этой редкостной породы: слегка холодноватая учтивость в обращении с посторонними людьми, полное отсутствие запальчивых, резких, необузданных жестов…

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Из воспоминаний. Стр. 53

Она, бедняжка, не знала, что чувствовалась НАРОЧИТАЯ чопорность, она была уверена, что это только светский лоск. Как она воспитывалась в Царском Селе — известно.

Анна Андреевна, правда, беспрестанно на кого-то кричала. На профессора Гаршина, например, когда тот отказался жениться.

Владимир Георгиевич бывал у нас сначала, он приносил ей в судках обед. Они подолгу разговаривали в ее комнате. И вот однажды я услыхала громкий крик Анны Андреевны. Разговор оборвался. Гаршин быстро вышел из ее комнаты, стремительно пересек столовую и поспешно ушел. Больше они не встречались.

О. И. РЫБАКОВА. Воспоминания. Стр. 101

Надежда Яковлевна рассказывала мне, как Анна Андреевна топала ногами и кричала: «Какой-то Наташе написать такие стихи!»

А. И. НЕМИРОВСКИЙ. Осип и Надежда Мандельштамы. Стр. 234

В трамвае не протолкнуться. Впереди стоит АА, за ней я, за мной Л. Н. Замятина. В руках у меня горшок с цветами. Слева от меня встает дама, освобождается место. Я предлагаю: «Анна Андреевна, садитесь!» И вдруг, совершенно неожиданно неизвестно на что рассердившись, АА нервно выкрикивает: «Садитесь вы!.. Павел Николаевич!.. Потому что Вы с цветами… Это очень глупо!» — уже совсем громко, увидев, что я не сажусь. Я и Л.Н. немного смутились. АА быстро продвинулась вперед и стала у выхода — далеко от нас. Л.Н.: «Ну тогда я сяду». Ни ей, ни мне не была понятна причина такого неожиданного отпора… Доехав до своей остановки и выйдя из трамвая, мы продолжали разговор самым обычным порядком… Это второй случай за все наше знакомство, когда АА восстала на меня.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 70

Федин стал вспоминать, как Ахматова удивляла всех своей гибкостью: перед собравшейся в кафе литературной компанией показывала свое акробатическое мастерство, сгибаясь кольцом, так что пальцы ее ног касались головы.

Вяч. Вс. ИВАНОВ. Беседы с Анной Ахматовой. Стр. 476

В половине шестого звонок. Звонит Таня Григорьева. Вешает трубку. Через несколько секунд опять звонок. «Так вы говорите, что «2x2 = 5» у вас есть?» Я спрашиваю: «Таня?» — «Нет, это не Таня, а Ахматова», — веселым голосом говорит АА… Ее присоединили случайно, и она слышала весь разговор.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 222

А должна была — только часть. После чего или повесить трубку, или объявить о своем невольном участии в разговоре.

Вчера забыл у нее свою дневник-тетрадь, и АА сказала мне сегодня, возвращая ее, что она «не осталась без занятия ночью».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. I. Cmp. 171

Прекрасная привычка — читать чужие дневники.

1962.

Мне позвонил мой приятель, переводчик Наум Гребнев, и пригласил проехаться с Анной Ахматовой погулять! Он иногда возит ее подышать воздухом в Переделкино. Мы заехали за ней куда-то за Сокол. Наум погудел, и Ахматова вышла.

Это бы почитать Лидии Чуковской, она не погудит, ее школили не так! Лидия-то бы Корнеевна пешочком бы сбегала наверх, какое там «погудела»!

Вернувшись в город, я попросил Анну Андреевну надписать мне репродукцию Альтмана в сборнике стихов, изданных в Берлине в двадцатых годах. «Малознакомым не делают именную надпись, не правда ли?» — и написала: «Анна Ахматова, Покров, 1962, Москва». Я поблагодарил.

ВАСИЛИЙ В. КАТАНЯН. Прикосновение к идолам. Стр. 422

По привычке набивает себе цену или помнит, что Катанян — пасынок Лили Брик? Знает, как Маяковский прибегал к Блоку на квартиру, чтобы тот надписал ему книгу стихов? Блок, в отличие от Ахматовой высоко ценивший Маяковского, был польщен и приготовился сделать сердечную и значительную надпись. Маяковский смущенно предупредил, что надпись надо делать — «Лиличке». Он получил очередное задание. Дух независимости от чужих мнений Маяковского восхищает. Он делал то, что было нужным ему.

Ахматова такое не прощает.

«Малознакомым» — это когда подходят на улице. А как провели вместе целый день — уж не настолько малознаком человек, чтобы имени его нельзя было написать.

С сэром Исайей она не больше была знакома. А он не стал ей милым мужем! Как и Василий Катанян.

Покро-о-о-в!

Пунин очень любил Анну Андреевну. Я не говорю уже об его письме из Самарканда, которым Анна Андреевна гордилась и многим показывала.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 479

Это прилично? Пунин впоследствии сам удивлялся, что написал это письмо. Все-таки Ахматова прожила с ним рядом больше двадцати лет: такие вещи женщина не может не чувствовать — на самом деле пишут ей или «ей в чужой адрес». Скорее всего она и чувствовала. Но — «гордилась и многим показывала».

Ночь. Телефонный звонок из Лондона. «Говорит Ахматова. Завтра я буду в Париже. Увидимся, да?» Не скрою, я был взволнован и обрадован. Но тут же, взглянув на часы, подумал: матушка-Россия осталась Россией, телефонный вызов во втором часу ночи! На Западе мы от этого отвыкли.

Георгий АДАМОВИЧ. Мои встречи с Анной Ахматовой. Стр. 71

При всем своем внутреннем величии Анна Андреевна не оставалась равнодушной к поклонению. Помню встречу у нас с Дмитрием Николаевичем Журавлевым. Запомнился этот вечер потому, что Ахматова была в несвойственном ей веселом настроении. Журавлев читал стихи Пушкина, и она нежно благодарила его, с улыбкой подавая ему руку ладонью вверх. И он всякий раз неизменно учтиво поворачивал эту руку и целовал ее особенно почтительно.

Самое удивительное было ее веселое кокетство.

Е. ГАЛЬПЕРИНА-ОСМЕРКИНА. Встречи с Ахматовой. Стр. 242

А если вспомнить описание вечера у городничихи, то такое поведение не будет казаться ничем удивительным при всем внутреннем величии Анны Андреевны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.