СМЕРТЬ ЧИНОВНИКА

СМЕРТЬ ЧИНОВНИКА

Эта глава может называться «Звездный час» — она о Постановлении 1946 года.

В довольно-таки широких кругах так и считается, что знаменитое Постановление 1946 года об Ахматовой и Зощенко (на самом деле не о них, конечно, но уж оставим, как принято в литературном обиходе) — это ей подарок судьбы.

Не такой роскошный, правда, подарок, о каком догадывался ее сын Лев Николаевич Гумилев, но все-таки вполне весомый.

На самом деле Постановление было:

— не о ней персонально;

— реальных санкций не вызвало (житейских, бытовых, избави Боже — пенитенциарных); получала все свои привилегированные пайки, путевки, квартиры, дачи, даже медали;

— на литературную деятельность запрета не налагало: переводы сыпались как из рога изобилия, приходилось даже нанимать подмастерьев; стихотворение «Я к розам хочу…», правда, газета «Правда» отклонила: печатать не стала и гонорара не заплатила. И сборники дореволюционных стихов переиздавать не хотели, так же как и незаконченный «Реквием» и любовные стихи к английскому шпиону Исайе Берлину. Но это ведь не ее особенная злая судьба, верно? Постановление ведь здесь ни при чем? — единственное ущемление прав, воспоследовавшее реально, — это изменение ее официального статуса в иерархии Союза советских писателей. Но если бы она не дорожила так всеми этими тонкостями чиновничьих литературных игр, была бы хоть чуть-чуть более свободна и ценила бы творчество как таковое, эта трагедия — СМЕРТЬ ЧИНОВНИКА — осталась бы попросту незамеченной.

Свою славу перед Постановлением она помнит твердо. Творческого взлета не было никакого, но было другое, гораздо более значимое для нее. Через двадцать лет она продолжает по-хлестаковски хвалиться, как ее носили на руках.

Мои выступления (их было 3 в Ленинграде) просто вымогали. Мне уже показывали планы издания моих сборников на всех языках. Мне даже выдали (почти бесплатно) посылку с носильными вещами и кусками материи (помню, я называла это — «последний дар моей Изоры»).

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 192

Правда, видно, что она пишет это для иностранцев?

Тут же она непоследовательно — но ведь иностранцы могли и вскричать: а где же эти издания сборников на всех языках? или планы Гослита по обыкновению не отражали реального интереса издаваемых авторов для читателей всех стран? — говорит:

Для заграницы дело обстояло иначе. Ввиду полной непереводимости моих стихов.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 192

Но это детали. Главное — Постановление 1946 года грянуло как гром.

В Постановлении об Ахматовой сказано всего четыре слова: о том, что журнал «Звезда» предоставил свои страницы для… (сначала идет не про Ахматову) и для 1) пустых 2) и аполитичных 3) стихотворений 4) Ахматовой. Убирая №№ 3 и 4 как заведомо неругательные, а априорно являющиеся мерилом всего прекрасного в литературе, видим, что самая жестокая реальная (поскольку она сама не сидела, мужей не хоронила, о сыне особенно не переживала, военных тягот счастливо избежала, от непечатания страдала только по причине неписанья, замуж не брали — особенно молодые, удачливые и богатые — это действительно) трагедия в жизни Ахматовой заключалась в том, что в ее адрес были произнесены слова «пустой» и «аполитичный». Теперь посмотрим, как она инвестировала этот политический капитал.

Бедная Л. К. Чуковская почему-то считает себя обязанной нести околесицу:

Судя по слогу, автором постановления (разумеется, опирающимся — разумеется, он оперся — на референтов) был Генералиссимус — сам. (Ради такого случая — падения Луны на Землю — конечно, он написал САМ.) Вот и доказательства: На странице — толчея одних и тех же, одних и тех же, одних и тех же слов. Какие же это слова? «Безыдейные», «аполитичные», «отравляющие», «пустая», «чуждая».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 9

Продлив ахматовские года, Господь дал ей силу заставить людей верить в ее судьбу такой, какой она хотела показать ее. Поистине шекспировская мощь: она говорила «Буря!» — все видели бурю. Роскошь платья на голой королеве видели даже те, кто жизнь провел в портняжных мастерских.

Например, семейство Чуковских. Вот какие СЛОВА ГОВОРИЛИ расстрелянному мужу Лидии Корнеевны, Матвею, «Мите» Бронштейну.

Еще в 1931 году в «Успехах физических наук», этом рассаднике идеализма в физике, исподволь насаждавшегося врагами народа, пробиравшимися к руководству некоторых научных журналов, разоблаченный ныне контрреволюционер М. Бронштейн, рекламируя «космологическую» стряпню Леметра, утверждал, что вселенная есть «замкнутая система». Можно было бы удивляться маскировке, с помощью которой советскому читателю навязывалось здесь обветшалое поповское учение. Можно было бы удивляться этому, если бы подобные приемы не входили в общую тактику вредительской банды, засылаемой вражеским окружением на разные участки нашего культурного, научного и хозяйственного фронта. Известно, что разгромленная агентура воинствующего обскурантизма внутри СССР занималась отнюдь не только вредительством в области «чистой» теории, — она ставила вполне определенный упор и на проникновение в научно-популярную (в том числе детскую) литературу. С помощью головотяпов и гнилых либералов из издательства ОНТИ, советский книжный рынок оказался в течение определенного времени наводненным бронштейновской «популяризацией», сопровождавшейся, между прочим, восторженными комментариями иных досужих рецензентов. Экспозитура поповско-фашистского идеологического штаба была вполне достойна своих зарубежных мэтров. И те, и другие, как мы не раз увидим дальше, состязались во вредительском подкопе под основы материалистического естествознания.

А. РАЗУМОВ. Памяти юности Лидии Чуковской. Стр. 211–212

Корнея Ивановича, слава Богу, не расстреляли. А вот СЛОВА — говорили — и тоже покрепче, чем Ахматовой. Из газеты «Правда» от того же 1946 года.

Крушинский пишет: «Нельзя допускать, чтобы под видом сказки в детский журнал досужие сочинители тащили явный бред. С подобным бредом под видом сказки выступает в детском журнале «Мурзилка» писатель Корней Чуковский… Нелепые и вздорные происшествия следуют одно за другим… Дурная проза чередуется с дурными стихами. Натурализм, примитивизм. В «сказке» нет фантазии, а есть одни только выкрутасы…»

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1930–1969. Стр. 490

Значит, опять мне на старости голодный год. Я не вижу никаких просветов в моей стариковской жизни. В сущности, я всю жизнь провел за бумагой — и единственный у меня был душевный отдых: дети. Теперь меня ошельмовали перед детьми, а все, что я знаю, никому не нужно…

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1930–1969. Стр. 174

Почему никто не говорит о Катастрофе?

Но он настал, тот день, когда в газетах было напечатано знаменитое постановление об Ахматовой и Зощенко. Мы были в это время в Ленинграде, и увидеть ее не пришлось. Она лежала за закрытой дверью. Лежала неподвижно, глядя в потолок, безмолвная. Как бы лишившись речи. Так было долго-долго.

Г. Л. КОЗЛОВСКАЯ. «Мангалочий дворик…» Стр. 396

Вот уж расцвет чаяний! И не видели вовсе, и лежала за закрытыми дверями — а знают, и как лежала, и куда она глядела, и была ли безмолвная, или молвила что.

Зощенко и Ахматова были исключены из Союза писателей. То есть обречены на голод.

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 243

Это Ахматова диктовала Аманде Хейт. Никаких реальных неудобств, однако, это исключение ей не создало.

29-ого позвонили и велели прийти за ахматовской карточкой. Дали рабочую карточку за весь прошедший месяц.

И. Н. ПУНИНА. Сорок шестой год. Стр. 470

Это было в сентябре. Постановление — в августе. Всего реального наказания было — ЗАДЕРЖКА с привилегированной карточкой на две недели. Ну а ее к этому времени уже завалили карточками почитатели, кормили знакомые.

Хотя книги Ахматовой, вопреки постановлению, печатались несколько десятилетий многотысячными тиражами…

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 668

22 сентября 1946 года.

С. К. Островская: Пьем у Ахматовой. <…> А. держится прекрасно и, пожалуй, даже бесстыдно. «На мне ничто не отражается».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 45

Однако надо и красиво сказать:

Подведя меня к газете, прикрепленной к доске, сказала: «Сегодня хорошая газета, меня не ругают». «Скажите, Фаина, зачем понадобилось всем танкам проехать по грудной клетке старой женщины?»

Ф. Г. РАНЕВСКАЯ. Дневник. Стр. 48

Гонений реальных, кроме тех, что известны — а всего-то и было, что объявлено: стихотворения Анны Ахматовой не являются зовущим вперед образцом коммунистического поэтического задора — А ОНА СЧИТАЛА НАОБОРОТ? — никаких не воспоследовало.

4 сентября 1946 года А. А. Ахматова и М. М. Зощенко были исключены из Союза писателей. Однако с голоду умереть им не дали. «По высочайшему», очевидно, повелению — обоим разрешили заниматься литературными переводами.

Михаил АРДОВ. Возвращение на Ордынку. Стр. 134

А может, и без «высочайшего» повеления.

Б. Пастернак — письмо жене:

Я добился того, что Анне Андреевне дадут работу во всех издательствах.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 57

Хотя это вообще-то поклонники Ахматовой считают Голгофой — переводы. Она скорбела, что «Правда» отклонила ее стихотворение «Я к розам хочу…».

Февраль 1948 года.

Л. В. Шапорина:

«Московский Литфонд предложил ей санаторию и 3000 рублей. Я очень советовала ей воспользоваться этим предложением и поехать».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 54

3 апреля 1948 года. А. В. Любимова посетила АА. А.А. показала ей альбом своих фотографий. «Она получила медаль «За доблестный труд».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 56

На этом можно закончить о гонениях?

Ахматова с юных лет усвоила, что литература — это прежде всего карьера, успех, а не творчество.

Литературную дрязгу она называет трагедией. «Последняя трагедия Анненского» — ее статья: о главном событии в литературной биографии Иннокентия Анненского.

Суть статьи в смерти немолодого поэта, пережившего потрясение, когда его первую большую публикацию в «Аполлоне» легкомысленно сняли, заменив подборкой стихов Черубины де Габриак, то есть Е. Дмитриевой и М. Волошина. «Анненский был ошеломлен и несчастен. И через несколько дней он упал и умер на царскосельском вокзале».

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 294

Может, впрочем, это она возводит напраслину на заслуженного поэта: как-никак Черубина де Габриак — ее соперница в романе с Гумилевым. На Черубине хотел Гумилев жениться, стрелялся — и вынужден был утешиться Анной Горенко.

Анна Ахматова вешает на Черубину (предварительно растоптав, конечно, как личность в других мемуарах) и вину за смерть Анненского.

В случае Зощенко и Ахматовой все обстояло гораздо более конкретно. Вне зависимости от меры таланта они были официальными статусными советскими писателями. И вот потеря этого положения — в этом была их трагедия. Отстранение от читателя? — не смешите меня! — Ахматова не заметила ни отлучения Корнея Чуковского от детской аудитории, ни Пастернака: его зло одернула (он, правда, не нуждался — писал стихи): «Почему же он не черпает силы в гонениях?» А вот лишение номенклатурных привилегий — это действительная трагедия. Смерть чиновника.

«В Ленинграде Союз Писателей не обращает на меня ровно никакого внимания. Я ни одной повестки не получаю, никогда, никуда, даже в университет марксизма-ленинизма. Со мной обращаются как с падалью <…>».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 73

«Я позвонила в Союз <…> заказать билет в Москву <…> и, чтобы придать своей просьбе вес, называю себя. Боже мой! Зачем я это сделала! Незнакомый голос кричит: «Анна Андреевна? А мы вам звоним, звоним! Вас хочет видеть английская студенческая делегация, обком комсомола просит вас быть». Я говорю: «больна, вся распухла». <…> Через час звонит Катерли: вы должны быть непременно, а то они скажут, что вас удавили. (Так прямо по телефону всеми словами.) Потому что в 1954 году уже это не драматизировали — те, кому не надо было в отличие от нее этим спекулировать. <…> За мной прислали машину, я поехала».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 93

Ахматова говорила, что, сколько она ни встречала людей, каждый запомнил 14 августа 1946 года, день Постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», так же отчетливо, как день объявления войны.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 20

2.8.51.

Анна Ахматова на днях за счет Литфонда поедет на месяц в санаторий «Удельное» по Казанской железной дороге.

Л. ГОРНУНГ. Записки об Анне Ахматовой. Стр. 241

К. А. Федин:

Вчера К. Чуковский привел дочь и Анну Ахматову, и мы сидели у яблонь. Анна Андреевна с чувством изумления, но не без польщенной гордости рассказывала, что ленинградцы предоставили ей дачу в Комарове, которой она пока не видала.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 122

29.5.54.

Ахматова рассказала, что 8 июня едет в санаторий «Болшево» в третий раз. Никакой книги стихов ее пока не предвидится. Сейчас занимается переводами. Гослитиздат предлагает ей перевод китайского поэта восьмого века Ли-Бо.

Л. ГОРНУНГ. Записки об Анне Ахматовой. Стр. 214

«У меня все пребывание в санатории было испорчено, — сказала А.А. — Ко мне каждый день подходили, причем все — академики, старые дамы, девушки… жали руку и говорили: как мы рады, как рады, что у вас все так хорошо. Что хорошо? Если бы их спросить — что, собственно, хорошо? Знаете, что это такое? Просто невнимание к человеку. Перед ними писатель, который не печатается, о котором нигде, никогда не говорят. Да, крайнее невнимание к человеку <…>».

Лидия ГИНЗБУРГ. Ахматова. Стр. 141

Зверства над Ахматовой.

Этому не было конца. Постановление стало для Ахматовой разменной монетой, которую она бросала на стол всегда, когда молоток ведущего аукцион замирал перед тем, как опуститься в третий раз, — ну или просто для красоты.

«Ничего удивительного, что Malia засиживается. Malia ведь приятель сэра Исайи, а тот однажды просидел у меня двенадцать часов подряд и заслужил Постановление».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 552

Прошло 16 лет, а она все продолжает рассказывать небрежным тоном, как СЭР засиделся у нее и что по ее поводу (или по поводу ее «отношений» с сэром — смотря какое у нее было настроение, гражданское или лирическое: «Осенний лист мне на погон ложится» или «Стиляги голубя убили») — было Постановление. На самом деле НЕ по ее поводу, она там просто была упомянута. У нее спросили о дурной привычке человека, и она перевела — на СЭРА, потом на то, что он однажды (да, один раз в жизни, просто встречались не бесконечное число раз, как можно заключить из ее слов, а вот именно единожды) засиделся у нее. С чего она взяла, что это у него в привычке, ведь и засиделся он потому, что она его не выпускала, не но неодолимой все-таки привычке, так что совсем не факт, что он такую привычку имел, и тем более — что эту привычку он распространял на приятелей? Ну, если имеет привычку засиживаться ваш приятель — сэр он или не сэр, — разве вы тоже засиживаетесь? Ну а закончила она тираду Постановлением. Все по логике сумасшествия. Правда, не всегда этот мотив: когда ее попросили вступиться за Бродского (через почти двадцать лет после Постановления), она впала в истерику от трусости:

«Не наивничайте, пожалуйста, я этого терпеть не могу! — оборвала меня Анна Андреевна. — Вам не десять лет! Голоса Суркова и Твардовского для Микояна гораздо более весомы, чем голос какой-то Ахметкиной. Про меня давненько с полной ясностью высказался товарищ Жданов».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 273

Она козыряет своим Постановлением, не замечая, что — никто не смеет напомнить (даже вспомнить через сорок лет после ее смерти), — что ей-то самой эта схема была прекрасно известна и даже многократно осмеяна.

<…> Когда после войны в Сталинграде выбирали место для строительства нового тракторного завода взамен разрушенного, то в комиссию среди представителей общественности входила мать Зои Космодемьянской; неожиданно для всех она заявила непререкаемым тоном, что строить надо не там, где выбрали специалисты, а вот здесь, и когда ее попытались вежливо урезонить, задала антично-убийственный вопрос: «Кто мать Зои Космодемьянской, вы или я?»

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 285

«Кто заслужил Постановление — вы или я?» Это — джокер.

О август мой, как мог ты весть такую

Мне в годовщину страшную отдать?

Представьте себе Марину Цветаеву, убивающуюся и строящую себе капитал на каком-то Постановлении.

Песне этой конца не было до ее смерти…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.