MANIA GRANDIOSA

MANIA GRANDIOSA

К «юбилею» постановления Жданова.

16 августа 1956 года.

«Завтра, — сказала она — десять лет. Следите за центральной прессой» <…>.

Но в газете… ничего не было…

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 222–223

А Сталин, по слухам, время от времени спрашивал: «А что делает монахиня?»

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 200

Но уверена, спрашивал все же не чаще, чем она повторяла эту фразу — письменно и устно. «По слухам» — слухи, как правило, она сочиняла сама.

Считаю не только уместным, но и существенно важным возвращение к 1946 году и роли Сталина в постановлении 14 августа. Об этом в печати еще никто не говорил. Мне кажется удачной находкой сопоставление того, что говорилось о Зощенко и Ахматовой, с тем, что говорили о Черчилле.

Анна АХМАТОВА. Для памяти. Стр. 243

Волков: По сведениям Ахматовой, он ругался последними словами. Впечатление такое, что она задела нечто очень личное в нем. Похоже, что Сталин ревновал Ахматову!

Бродский: Почему бы и нет? Но не столько к Берлину (Исайя Берлин, иностранец, который однажды встречался с Ахматовой), сколько, думаю, к Рандольфу Черчиллю — сыну Уинстона и журналисту, сопутствовавшему (случайно оказавшемуся вместе) Берлину в этой поездке.

Надо думать, что больше всего надо было ревновать к принцу Уэльскому. Тот по крайней мере просто ни при чем, а Рандольф Черчилль сообщает всемирно-историческому событию (встрече Берлина с Ахматовой) совершенно уничижительный опереточный характер.

Волков: Вся эта история чрезвычайно напоминает романы Дюма-отца, в которых империи начинают трещать из-за неосторожного взгляда, брошенного королевой. Или из-за уроненной перчатки.

Бродский: Совершенно верно, так это и должно быть.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 248

Только истории вот никакой не было. Сочинила ее совершенно взрослая — хорошо бы было сказать: выжившая к старости из ума, но за ней такое водилось с молодости — женщина, а уж как поверил молодой, красивый и знаменитый Бродский — неизвестно. Так уж верил бабушкиным рассказам о том, как цесаревич-наследник ухаживал за ней на балах, так что династические планы чуть было не сорвались все.

Корней Иванович Чуковский, близкий знакомый Ахматовой, в 1965 году ничего не знал — ни что она была вообще знакома с Берлиным, ни что он у нее просидел несколько часов подряд («Встреча»), ни что об этом было доложено Сталину, ни что Сталину это не понравилось, ни что из-за этого началась «холодная война» между СССР и Западом.

Волков: Ахматова описывала развитие событий примерно так. Ее встреча с Берлиным, затянувшаяся до утра, взбесила Сталина. Сталин отомстил ей особым постановлением ЦК ВКП(б), которое, по твердому убеждению Анны Андреевны, самим же Сталиным и было написано <…>.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 248

Сталин же об исторической встрече скорее всего не знал, а за что Постановление 1946 года, написанное теми, кем они обычно пишутся, разбиралось с разбираемыми журналами — это касалось журналов. Ну да, Ахматову им не надо было печатать.

9 июня 1997 года мне выпало счастье навестить в том оксфордском доме, где принимали Ахматову (побывать там, где «принимали» Ахматову — счастье, счастье!), 88-летнего сэра Исайю Берлина. <…> He чувствует ли он ответственность за начало «холодной войны» и за «железный занавес»? Он ответил: «Я ей говорил: «Вы значительный человек, и я — значительный человек. Мы оба значительные люди. Но ведь не НАСТОЛЬКО!»

Ирина ВЕРБЛОВСКАЯ. Горькой любовью любимый. Стр. 233

Не настолько — такого слова Анне Андреевне при жизни никто не посмел бы сказать.

Молчали мы обе. <…> Потом стала ее выводить на улицу, и только через несколько дней она вдруг сказала: «Скажите, зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей техникой, понадобилось пройти всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?» Запись Ф. Г. РАНЕВСКОЙ.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 42

Волков: Сэр Исайя напечатал свои воспоминания о встречах с Ахматовой в 1943–1946 годах. Об этих же встречах говорится во многих стихах Ахматовой. Если эти две версии сравнить, то создается впечатление, что речь идет о двух разных событиях. В трактовке Анны Андреевны их встреча послужила одной из причин начала «холодной войны». Да и в чисто эмоциональном плане, посудите сами: «Он не станет мне милым мужем, / Но мы с ним такое заслужим, / Что смутится Двадцатый Век». Ничего похожего у сэра Исайи вы не прочтете.

Бродский: <…> Конечно, вы правы, он не придавал встрече с Ахматовой столь уж глобального значения.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 247

Бродский не мог просто сказать, что Берлин не придавал встрече с Ахматовой «просто» глобального значения. «Столь уж» глобального, мол, не придавал. Да, Бродскому ли такую смелость на себя взять.

Mania grandiosa, как и было сказано.

Пример нарциссизма: XX век не смутился от Гитлера и 50 миллионов, им замученных; смутится ли он от эротической драмы Ахматовой? Очень все преувеличено в сторону дурного вкуса и нескромности.

Ирина Грэм — Михаилу Кралину.

Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 37

Она также думала, что Сталин дал приказ, чтобы ее медленно отравили, но потом отменил его.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 54

А Берия — чтобы ее медленно изнасиловали.

А потом отменил. Немного шизофреническая детальность — медленно отравил. Ведь «просто отравили» — это значит, что умри без явных признаков отравления — могут подумать, будто она сама это придумала. Медленно отравить — это другое дело. Агате Кристи, правда, потребовалось бы больше доказательств — но у нее другой жанр.

Это — о ее макрополитическом величии. А теперь о величии в меньшем масштабе.

Лирическое отступление Седьмой элегии

Как дочь вождя мои читала книги,

И как отец был горько поражен.

«Дочь вождя» и «не дочь вождя» — вот какие категории художественного и нравственного порядка вводит великий поэт. Представим, что Пушкин пишет: дочь царя — имея в виду конкретную великую княжну и достоверно пересказанный ему факт круга ее чтения — его читает книги. И он серьезно пишет об этом в лирическом стихотворении. «Как дочь царя мои читала книги…» Чтобы потомство тоже это знало. И что отец поражен — отцы, как правило, довольно щепетильны относительно нравственности своих дочерей. Романтизация хлеставшего ремнем мужа их, как правило, коробит. Ну и игры в церковные побрякушки, в гимназистов — любому отцу покажутся несовременными и никчемными.

Ну и читает. Или не читает — что из этого, кроме тщеславия и пошлости?

У Ахматовой, по-моему, совсем не было чувства юмора, когда дело шло о ней самой; она не хотела сойти с пьедестала, ею себе воздвигнутого.

Ирина Грэм — Михаилу Кралину.

Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 93

Ахматова: «Включаю я как-то мимоходом радио. Слышу вдруг свое имя. И м-сье Andr? Jdanoff… Это французы передают, что китайцы передают, что Жданов относительно злодейки Ахматовой был совершенно прав. <…> Вы только представьте себе: я одна и против меня 600 миллионов китайцев!»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 102

По случаю перемены правительства она теперь сомневается и своей поездке на Запад. <…> «Со мною всегда так, — только начнет поворачиваться судьба чем-нибудь для меня хорошим — Италия, Оксфорд! — тут случается нечто невообразимое. Всегда! Вот и сейчас: китайцы жаждут моей крови. А вдруг наше новое правительство с ними подружится? Какая же тогда моя поездка на Запад? В Сицилию, в Лондон? Между прочим, все это предсказано у меня в «Китежанке» <…>.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 249

Миру стоять или мне, Анне Андреевне, чай пить?

2 декабря 63.

<…> 29 ноября в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья о Бродском — статья страшная: называют его «окололитературным трутнем», «тунеядцем», а у нас тунеядство — обвинение нешуточное, могут и выслать и посадить. <…> Анна Андреевна встревожена и от тревоги больна. <…> Терзается: она полагает, что в глазах начальства Бродскому повредила дружба с нею. «Будут говорить: он антисоветчик, потому что его воспитала Ахматова». «Ахматовский выкормыш» <…>.

Я прочла валяющуюся на столе статью и уверила Анну Андреевну, что упрек в ахматовщине там начисто отсутствует <…>.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 112

Однако посему ей надо от Бродского отдалиться. Якобы чтобы не вредить далее ему. Ну и себе спокойнее.

Мне довелось записывать на пленку многих литераторов. Но кажется, с того памятного дня, когда я однажды записывал Анну Ахматову, мне уже никогда не приходилось иметь дело с поэтом, который бы так ясно представлял себе, что читает стихи не только собеседнику, кто сейчас сидит перед ним с микрофоном — но читает для многих будущих поколений. Чувство будущих читателей было у Ахматовой очень сильно.

Л. А. ШИЛОВ. Звучащие тексты Ахматовой. Стр. 231

Среди ивняка, без каких-либо признаков причала, нас ждал кто-нибудь из семьи на тупоносой плоскодонной лодке. Однажды, провожая Ахматову, я как-то не успел вовремя подать ей руку помощи, и она, выходя на крутой бережок, чуть-чуть оступилась; на лице ее мелькнула на секунду тень испуга, но я уловил, что Ахматова испугалась не падения, а возможности оказаться в смешном положении. Подобной возможности она допустить не могла.

С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 282

Она считает, что ее великую жизнь все рассматривают в телескоп.

Бедный мой разводик! Думал ли он, что ему будет такая честь, что через сорок лет он будет выглядеть как мировой скандальный процесс.

Анна АХМАТОВА. Ахматова и борьба с ней. Стр. 242

Да полно! Никто его не считал мировым скандальным процессом — никто.

Анна Андреевна: Мне позвонил Сурков. <…> Я у него спросила: можно ли будет мне из Англии съездить в Париж? «Да, — ответил он, — я видел ваше имя в списке, составленном Триоле». <…> При свидании я ему объясню: я могу быть гостьей Франции, но не Триолешки».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 271

«Грубость апокалипсическая! Секретарша называет меня Анной Михайловной. <…> Эта баба прислала мне письмо с надписью на конверте: «А. Ахматовой». Я этот конверт храню».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 55–56

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне.

Эпилог «Реквиема». Это совсем противоположный смысл, чем «…я памятник себе воздвиг нерукотворный».

<…> Созерцание своей живой еще славы, сознание своей силы и укрепили в Анне Андреевне ее гордыню, <…> это было обоснованное, <…> но все же более, чем хотелось бы, подчеркнутое чувство своей значительности. <…> Разговаривать с нею о литературе и о чем угодно всегда было интересно и приятно, но нередко как-то невольно она направляла беседу к темам, касающимся ее лично — ее поэзии или ее жизни <…>.

Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 119–120

Ахматова несла, как нелегкий груз, окрепшее бессознательно и сознательно величие, которое никогда не покидало ее.

С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 284

Данный текст является ознакомительным фрагментом.