НА ГОРИЗОНТЕ — БЕРЕЖКИ

НА ГОРИЗОНТЕ — БЕРЕЖКИ

Мое лето в Бережках — Я учусь обращаться к группе на «вы». — Охота больше не для меня. — Директор студии обнаруживает подмену. — Бывшие товарищи отводят глаза.

Давняя подруга Лида Алешина (помните наши корреспондентские похождения в Лондоне и на Би-би-си?) стала за эти годы главным редактором объединения «Лентелефильм». У них в запуске была картина по рассказу ленинградского писателя Сергея Воронина «Просто рабочий». Должен был его ставить мой товарищ Лев Цуцульковский. Но он заболел.

Лида попросила меня, теперь уже ленфильмовца, их выручить.

Итак, с ходу, без подготовительного периода, с августа по декабрь 1970 года я снимал телефильм, который теперь назывался «Лето в Бережках».

История сталевара с больными легкими, решившего бросить плавильный цех и уйти в лес егерем, показалась мне незамысловатой, но симпатичной. Борьба новоиспеченного егеря с алчными охотниками-браконьерами была мне знакома и понятна — мой отец некогда охотничал. Заманчиво было провести осень в лесу.

После долгих дебатов с писателем Ворониным от сценария, как водится, ничего не осталось, я все переписал.

Поменял актеров. На главную роль пригласил киевского актера Николая Григорьевича Гринько, тонкого мастера и удивительного человека. В это время он снимался в роли Чехова у режиссера Сергея Юткевича в картине «Сюжет для небольшого рассказа». Я — новичок в кино и маститый Юткевич были для него равны как профессионалы, и он это всячески подчеркивал. Работа с Тарковским была у него еще впереди.

Именно от Гринько я перенял важнейшую манеру общения со съемочной группой — только на «вы»!

Главного мерзавца-браконьера сыграл мой товарищ по режиссерским курсам Август Балтрушайтис.

Жизнь в лесу была тяжелой. Телевизионные администраторы еще не нюхали кинопроизводства. Оператор Слава Виноградов (впоследствии выдающийся режиссер-документалист и историк нашей эпохи) ехидничал и капризничал — уже тогда ему не нравилось работать в так называемом художественном кино. Всю эту суету и возню он называл странным фельдшерским словом «реваноль».

Убийство лося, тушу которого мы должны были снимать, навсегда отвратило меня от любой охотничьей романтики.

Картину сдавали в суматохе 31 декабря, но не сдали.

Номенклатурный директор, поставленный во главе ленинградского телевидения вместо Бориса Фирсова, некто товарищ Марков, орал не своим голосом: «Это фильм о рабочем классе?!»

Увы, можно было обижаться на хамский тон, но сам вопрос был задан небезосновательно. Никто не мог бы сказать, что это фильм о рабочем классе. Это был фильм об одиноком и больном человеке.

Лида Алешина, которая пообещала ему «фильм о рабочем», почуяв беду, незадолго до сдачи ушла в отпуск. Исчезла, не сказав никому ни слова. Другие молчали. Аморальность и беззаконие, которые теперь правили бал на телевизионной студии, до неузнаваемости изменили тип поведения в подобных ситуациях. Мои бывшие товарищи по литдрамредакции отводили глаза…

А на «Ленфильме» царил такой же «ледниковый период», новостей для меня не было никаких. И то хорошо, что я был чем-то занят, выдумывал, снимал, монтировал… и, слава богу, получал зарплату.

Марков дал «Лету в Бережках» третью категорию. Вскоре его сняли с работы. Кадровая чехарда была особенностью периода застоя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.