Глава первая «ПОСЕЕШЬ ХАРАКТЕР — ПОЖНЕШЬ СУДЬБУ!»

Глава первая

«ПОСЕЕШЬ ХАРАКТЕР — ПОЖНЕШЬ СУДЬБУ!»

Ранним утром июля 19-го дня 1783 года к дверям Артиллерийского и Инженерного Шляхетского кадетского корпуса в Петербурге подошли два человека — мужчина пожилых лет и мальчик-подросток, его сын. Необычайно исхудалые и усталые фигуры их никого уже не удивляли — к ним привыкли, как привыкают к колоннам и другим предметам внутреннего убранства здания. В течение шести последних месяцев изо дня в день приходили они сюда для того только, чтобы показаться на глаза директору корпуса и молча ему поклониться. Таким способом они пытались напомнить ему о себе и о поданном еще в январе прошении о зачислении мальчика в кадеты. Но робкие их движения никак не влияли на директора — каждый раз он безмолвно проходил мимо, и прошение оставалось без ответа.

В этот день, однако, с отцом и сыном что-то произошло. Изможденные их фигуры проникнуты были какой-то особенной обреченностью — такой, при которой и у самых робких, неуверенных в себе натур появляется решимость.

Они вошли в здание корпуса и встали на ступеньки директорской лестницы. Принялись ждать. Вот наконец директор вышел из своего кабинета, двинулся по лестнице, приближаясь к стоявшим в низком поклоне отцу с сыном. Безусловно, он бы и в этот раз прошел с равнодушием мимо, но вдруг мальчик, доведенный отчаянием до предела, распрямился, судорожно качнулся вперед и со слезами — нет, не в глазах, а в голосе — заговорил:

— Ваше превосходительство! Примите меня в кадеты! Мы ждать более не можем, потому что нам придется умереть с голоду. Всю жизнь буду благодарен вашему превосходительству и буду молиться за вас Богу! Батюшка мой не вытерпит и умрет здесь, а я за ним!

Выплеснув из себя эти слова-всхлипывания, мальчик облегченно заплакал, и столько было в его плаче чувства, что не выдержал, залился слезами и отец.

На сей раз директор не прошел мимо. Остановившись подле отца с сыном, он спросил, какая у них фамилия и когда они подали прошение. Получив ответ, вернулся к себе в кабинет. Через несколько минут вышел с запиской и, подавая ее мальчику, сказал:

— Ступай с этим в канцелярию: ты принят в корпус.

Пронзенный радостью подросток бросился целовать руки директора-благодетеля, но тот отстранился и быстро начал спускаться по лестнице.

Прошение, поданное в канцелярию корпуса почти за полгода до этого события, не пропало бесследно. Поступавшие в российские канцелярии бумаги если и терялись, то не где-нибудь, а, как правило, в пасти самих канцелярий. Архив корпуса сохранил для нас оригинал названного прошения. Приведем его текст полностью, дабы поближе познакомиться с героями описанного происшествия:

«Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Екатерина Алексеевна Самодержица Всероссийская Государыня Всемилостивейшая. Бьет челом недоросль из дворян Алексей Андреевич сын Аракчеев, а о чем мое прошение, тому следуют пункты:

Родитель мой Андрей Андреевич Аракчеев службу Вашему Императорскому Величеству продолжал Лейб-Гвардии в Преображенском полку, и от оной отставлен порутчиком. Я же, именованный, находясь при нем, обучался российской грамоте читать и писать; от роду мне тринадцать лет, родился в 1769-м году октября 5-го числа; в службе Вашего Императорского Величества никуда еще не записан, а желание имею, чтоб я определен был для обучения подлежащих до артиллерии, фортификации и прочим наукам в Артиллерийский и Инженерный Шляхетский Кадетский Корпус.

И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое прошение принять и меня для обучения вышеописанных наук в помянутый корпус кадетом определить, а ежели при оном корпусе порожних комплектных ваканций не имеется, то хотя и сверх комплекта, где до будущих впредь ваканций против комплектных кадет содержать себя обязуюсь своим коштом; крестьян же за показанным родителем моим состоит Тверского наместничества в Вышневолоцком уезде двадцать душ, а что я подлинно из дворян, в том из данной предкам нашим жалованной грамоты копии и какими чинами службу продолжали и родословную также к показанному отставному порутчику законный сын в службу никуда еще не записан, в том представляю присяжное свидетельство челобитной.

Всемилостивейшая Государыня! Прошу Вашего Императорского Величества о сем моем прошении решение учинить генваря… дня 1783 года. К поданию надлежит в канцелярию Артиллерийского и Инженерного Шляхетского Кадетского Корпуса. Прошение писал Архангелогородского пехотного полка первой мушкатерской роты солдат Кузма Мохов, недоросль Алексей Андреев сын Аракчеев руку приложил».

День 20 июля 1783 года наш маленький страдалец встретил в новом качестве — он стал кадетом. Его мечта исполнилась, его жизнь определилась, его будущее — в основных своих чертах — обозначилось.

Люди простого происхождения, достигшие высокого общественного положения, любят вспоминать свою юность — время, когда они жили в нужде и страданиях. Есть для них в этих воспоминаниях нечто притягательное, сладостное. Здесь и чувство гордости за себя, и сознание своей индивидуальности, своей особости в высшем обществе, состоящем сплошь из вельмож от рождения.

Граф Аракчеев вспоминал события ранних лет своей жизни с тем чувством, с каким стареющий полководец воссоздает в памяти картины первого выигранного им сражения. Социальное и материальное положение его родителей, условия, в которых он рос, начальное образование, которое получил, совсем не благоприятствовали будущей его карьере, никак не предвещали того удивительного взлета на политический олимп, который удалось ему впоследствии совершить.

Обстоятельствами ранних лет жизни Алексею Аракчееву уготована была довольно заурядная роль одного из тысяч мелких винтиков в административном механизме Российской империи, иначе говоря, ждала его должность какого-нибудь канцелярского служащего либо небольшой офицерский чин в армии, а в случае отставки — незавидная участь обыкновенного провинциального помещика.

Род Аракчеевых не был знатным. Это был род небогатых служилых людей, которые хотя и славились усердием на службе и храбростью на полях сражений, но не выходили в большие чины. Поручик или капитан — вот предел их служебной карьеры. Один из Аракчеевых в середине 30-х годов XVIII столетия пробился, правда, в генералы, но это был единственный случай.

***

Основу фамилии «Аракчеев» составляет азиатское по своему происхождению слово «арак». Владимир Даль включил его в свой «Толковый словарь живого великорусского языка», указав, что оно обозначает водку, выгнанную из сахарного тростника, патоки, риса или изюма. В странах Азии и Ближнего Востока словом «арак» до сих пор называют различные напитки, созданные на основе перегонного спирта[7]. В языке южных славян (македонцев, например) водка из винограда носит почти такое же название — rakija (ракия). По всей видимости, фамилия «Аракчеев» произошла от прозвища, которым наградили человека, имевшего какое-то отношение к водке (возможно, это был пьяница, но, может быть, и тот, кто эту самую водку производил или продавал). Такое происхождение данной фамилии делает весьма сомнительным нередко встречающееся в исторической литературе и энциклопедиях утверждение о том, что она принадлежала знатному татарскому роду. Татарскому — вполне вероятно, но скорей всего не слишком знатному.

Самое раннее упоминание фамилии «Аракчеев» в русских документах относится к третьей четверти XV века. В датируемых указанным временем двух актах Троицкого монастыря называется казначей и дьяк великого князя (Ивана III) крещеный татарин Евстафий Аракчеев. Так, в купчей троицкого старца Макария на деревню Оглоблино, у Соли Галицкой, записан в послухах (свидетелях) «Остафей Аракчеев, казначей великого князя». На оборотной стороне оригинала этого документа начертано: «Яз, Остафей, дьяк на сию грамоту послух», и после этого стоит подпись по-татарски.

А. Б. Лобанов-Ростовский в составленной им и дополненной В. В. Румелем родословной дворян Аракчеевых первым назвал Фому Аракчеева, который, по его словам, был «жалован поместьем, д. Гарусовым Новгородского уезда Бежецкой пятины в Тверской половине в 1607 г.»[8]. Он был еще жив в 1621 году.

Фома Аракчеев имел трех сыновей: Иева (Иова), Алексея и Василия.

Имя Василия Фомича упоминается на страницах одной из тетрадей Печатного приказа[9] в записях, внесенных 1 октября 1614 года. Вот эти записи: 1) «В Бежетцкую пятину — по челобитью Василья Аракчеева: дано ему поместья 70 чети. Пошлин двадцать девети алтын з деньгою для разоренья»; 2) «В Бежетцкую же пятину — по челобитью Ивана Мельнитцкого да Василья Аракчеева: дано им поместья 120 чети. Пошлин полтора рубли для бедности». Василий умер бездетным до 1639 года.

На основании записей, сделанных в 1639 году в писцовой книге Бежецкой пятины Тверской половины[10], можно сделать вывод, что Иев и Алексей получили в указанном году во владение в качестве поместья земли своего отца «в Бежецкой пятине, в Тверской половине в Никольском погосте, в Удомельской волости» и брата Василия — «в пустоши Лубенькине, на озере Удомля».

У Иева Фомича было три сына: Трифон, Панфил и Данила. Все трое упоминаются в одном из документов 1677 года, хранящемся ныне в РГИА. В нем говорится: «Дано в поместье Трифону да Панфилу да Данилу Иевлевым детям Аракчеева из порозжих земель в Бежецкой пятине в Никольском погосте в Удомельской волости в пустоши Рассамахине 12 четвертей с осминою, а всего за ними в пустоши Рассомахине 200 четвертей»[11]. Сохранились также сведения о том, что в 1683 году настоятель Иоанно-Богословского монастыря, располагавшегося на озере Удомля, старец Никон обращался в Новгородскую приказную палату с жалобой на действия трех упомянутых братьев Аракчеевых, присоединивших к своим поместьям часть примыкавших к ним монастырских земель[12].

Среди бумаг, найденных Константином Кирилловичем Ивановым в доме Аракчеевых в деревне Гарусово, я обнаружил челобитную, поданную Данилой Иевлевичем на имя «Великого Государя Царя Великого Петра Алексеевича… Великой и Малой и Белой Руси Самодержца… в ноннешнем 204-ом году». Текст челобитной начинается словами: «Бьет челом холопи ваш Данила Иевлев сын Аракчеев…» Данила упоминает в своем прошении также брата Панфила Иевлевича Аракчеева и сына Алексея Даниловича, называя его «капитан Алексей сын Аракчеев». Указанный в челобитной 204-й год — то есть 7204 год от Сотворения мира — соответствует 1696 году Христовой эры.

Данила Иевлевич имел двух сыновей — Ивана и Алексея. Иван Данилович Аракчеев упоминается в документе, датированном 14 декабря 1747 года и хранящемся ныне в РГИА, в качестве отставного каптенармуса, новгородского помещика, владельца усадища Щеберина Никольского Удомельского погоста Бежецкой пятины[13]. Имя Алексея Даниловича фигурирует в квитанции, обнаруженной мной среди бумаг из аракчеевского дома, хранящихся у К. К. Иванова. «По указу Ея императорскаго величества, — говорится в данной квитанции, — (велено?) в казначействе принять Удомельского погоста Алексея Данилова сына Аракчеева усадища Щербина з дватцати пяти душ… для благородного юношества училища…» Датирована квитанция 1779 годом. По всей видимости, Алексей Данилович Аракчеев незадолго до этого умер, не оставив после себя наследников.

У Алексея Фомича Аракчеева было два сына — Самуил и Степан. По грамоте царя Алексея Михайловича от 4 октября 1645 года им обоим были даны поместья в Бежецкой пятине. Имя Самуила Аракчеева присутствует также в вышеупомянутой жалобе старца Никона. Здесь утверждается, в частности, что «пустошь Погорилица в 165 (1657) году сыскана в даче за Самуилом Аракчеевым».

Степан Алексеевич имел по меньшей мере одного сына — Ивана. Его имя упоминается в грамоте царей Иоанна и Петра Алексеевичей, изданной 6 марта 1695 года. Согласно этой грамоте Ивану Степановичу Аракчееву жаловались вотчины в Новгородском уезде, в Бежецкой пятине, в Никольском и Петрово-Тихвинском погостах «за службу предков и отца его, и за его которые службы, ратоборство и храбрость и мужественное ополчение и крови, и смерти предки и отец его и сродники и он показал в прошедшую войну в Коруне Польской и в Княжестве Литовском». Военный историк В. Ф. Ратч полагал, что именно от Ивана Степановича «Аракчеевы ведут свой дворянский род»[14].

Родной брат Степана Алексеевича Самуил Алексеевич оставил после себя трех сыновей — Степана, Ивана и Зиновия. Согласно «Русской родословной книге» А. Б. Лобанова-Ростовского Иван и Зиновий Самуиловичи были в 1693 году вышневолоцкими помещиками. Имя Зиновия встречается в одном из документов 1709 года, хранящемся ныне в РГИА[15]. О Степане же сохранилось лишь сведение о том, что он владел поместьем в Бежецкой пятине[16]. А между тем Степан Самуилович Аракчеев приходится прадедом графу А. А. Аракчееву[17], а Самуил Алексеевич соответственно является его прапрадедом. В качестве «родного деда» отца графа Аракчеева Степан Аракчеев упоминается в одном из документов 1759 года, хранящемся ныне в частном архиве К. К. Иванова.

К прошению о приеме Алексея Аракчеева в кадеты Артиллерийского и Инженерного Шляхетского корпуса, которое цитировалось выше, была приложена «Родословная семьи Аракчеевых». Вот ее текст:

«Прадед Степан служил в армейских полках капитаном; умре.

Дед Андрей служил в армейских полках порутчиком; убит в прежнем турецком походе.

Отец Андрей служил Лейб-Гвардии в Преображенском полку; ныне находится в отставке порутчиком.

Алексей проситель».

Из этой родословной видно, что Алексей Андреевич знал о своем прадеде Степане Самуиловиче. Тем не менее в письме к писателю, издателю журнала «Русский Вестник» С. Н. Глинке от 4 мая 1808 года граф по непонятным причинам назвал своим прадедом другого Аракчеева, а именно Василия Степановича, родного сына своего настоящего прадеда[18]. «Родной мой прадед генерал-майор Аракчеев, — сообщал он, — служил в сем чине во время Минихова похода к Очакову. Кажется, что сии чины тогда были важны и более почтенны». Василий Степанович Аракчеев действительно был генерал-майором[19] и участвовал в знаменитом турецком походе генерал-фельдмаршала Б.-Х. Миниха в 1736–1737 годах. При взятии русскими войсками турецкой крепости Очаков 13 июля 1737 года он был ранен[20]. В аттестации, поданной Минихом императрице Анне Иоанновне по случаю взятия Очакова, генерал-майор Василий Аракчеев характеризовался как «храбрый и бросающийся в опасность воин», который «служит с охотою и надежен в деле». 3 марта 1740 года именным указом императрицы Анны Иоанновны Василий Степанович Аракчеев был отправлен в отставку. В 1752 году он являлся владельцем усадища Окулово[21], располагавшегося, как и деревня Гарусово, на берегу озера Удомля.

Помимо Василия у Степана Самуиловича Аракчеева был еще один сын — Андрей, а также дочь — Стефанида, умершая в девичестве. Андрей Степанович приходится дедом графу А. А. Аракчееву. В середине 30-х годов XVIII века он, будучи в чине поручика, был убит в одном из сражений Русско-турецкой войны.

Андрей Степанович был женат на дочери помещика Бежецкой пятины Иуды Михайловича Сназина — Ирине Иудичне[22]. У них было два сына, Иван и Андрей.

Иван Андреевич начал военную службу 17 октября 1738 года. 25 апреля 1755 года был произведен в подпоручики, в январе 1757 года — в поручики[23]. Служил он в Киевском пехотном полку. С 1755 года занимался межеванием земель в городе Клине[24]. После 1762 года вышел в отставку с чином капитана. В последующие годы проживал в своем доме в деревне Гарусово — в его владении находились часть сельца Гарусово и деревня Рудеево в Вышневолоцком уезде. В «Русской родословной книге» А. Б. Лобанова-Ростовского о капитане Иване Андреевиче Аракчееве говорится, что он умер бездетным до 1792 года (Том 1. С. 19). Документы, которые обнаружены мной среди бумаг из дома Аракчеевых, принадлежащих ныне К. К. Иванову, позволяют уточнить эти сведения и добавить к ним несколько любопытных фактов.

Во-первых, после своего увольнения с военной службы Иван Аракчеев работал в должности землемера. В частном архиве К. К. Иванова хранится докладная записка, в конце которой стоит дата «июня 2 дня 1772 году» и подпись — «Землемер капитан Иван Аракчеев», а также челобитная на имя «великой Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны Самодержицы Всероссийской Государыни», начинающаяся со слов: «Бьет челом втораго класса землемер кап. Аракчеев, а о чем, тому следуют пункты…» Датирована эта челобитная июлем 1779 года. Есть в указанном архиве и фрагмент документа с текстом указа «Ея Величества Государыни Императрицы Самодержицы Всероссийской и прочая и прочая и прочая», в конце которого стоит подпись: «Землемер капитан Иван Аракчеев», а еще ниже фраза в двух строчках: «<нрзб> пашпарта втораго класса <нрзб> капитана Ивана Аракчеева».

Во-вторых, из некоторых документов видно, что Иван Аракчеев был женат. Его супруга именуется «капитаншей Марфой Александровной».

В-третьих, в июне 1781 года Иван Андреевич серьезно заболел и предположительно летом (скорее всего в августе — до 24-го числа) 1782 года умер. Среди бумаг из аракчеевского дома сохранилось объявление, написанное им 23 июня 1781 года на имя господина стряпчего Вышневолоцкого уезда поручика Петра Михайловича Затренина. В нем Иван Аракчеев сообщал о том, что накануне он «занемог головною болезнью», от которой пришел в состояние слабости. В связи с этим он просил стряпчего обратиться к вышневолоцкому дворянству с тем, чтобы его «в той болезни доставили бы к городовому лекарю». Болезнь оказалась смертельной. В документе из аракчеевского дома, датированном 24 августа 1782 года, Иван Андреевич называется уже покойным[25].

Андрей Андреевич — отец графа А. А. Аракчеева — родился около 1732 года[26]. Военную службу он проходил в лейб-гвардии Преображенском полку. После введения в действие Манифеста о вольности дворянства[27] вышел в отставку в чине поручика[28] и поселился в сельце Гарусово. Приблизительно в 1765 году Андрей Андреевич женился на дочери бежецкого помещика Андрея Ветлицкого — Елисавете. Мать графа А. А. Аракчеева Елисавета Андреевна родилась в 1750 году, то есть была почти на двадцать лет моложе своего супруга.

30 августа 1766 года у супругов Андрея и Елисаветы Аракчеевых родился сын Александр. Не прожив и дня, он умер. 30 июля 1767 года Елисавета снова родила, и опять сына — ему дали имя Степан. А 23 сентября 1769 года у четы Аракчеевых появился на свет сын Алексей, будущий граф и знаменитый государственный деятель[29]. 27 февраля 1771 года Елисавета Андреевна родила еще одного сына — его назвали Николаем.

1772 год оказался несчастливым для семьи Аракчеевых: 10 января умер сын Степан, а спустя ровно семь месяцев — 10 августа — Аракчеевы лишились и сына Николая. После этого Елисавета Андреевна родит еще семерых детей, в том числе трех сыновей, из которых двое переживут свои детские лета. Она будет доброй матерью всем своим детям и души их всех согреет своей материнской любовью, но Алексея Елисавета Андреевна будет любить по-особому — так, будто он первый и последний ее ребенок. В ее любовь к Алексею влились все те материнские чувства, которые она не успела растратить на своих умиравших один за другим сыновей.

Появление на свет в конце 1772 года пятого по счету сына прервало цепь несчастий, выпавших на долю Аракчеевых. Ребенок родился 19 ноября и был наречен так же, как отец его, — Андреем. Это имя стало в XVIII столетии родовым для семьи Аракчеевых: в трех поколениях подряд именем Андрей называли одного из сыновей. Андрей Андреевич Аракчеев станет генерал-майором и доживет до 22 августа 1814 года.

А имя Николай для Аракчеевых — словно приговор к смерти: рожденный Елисаветой Андреевной 30 ноября 1775 года сын будет назван этим именем и так же, как первый Николай, умрет ребенком 19 августа 1777 года, не дожив до двухлетнего возраста.

17 августа 1780 года у Елисаветы Андреевны родился еще один сын. Его назвали Петром[30]. Брат графа Аракчеева Петр Андреевич проживет дольше всех других его братьев. Он дослужится, как и брат Андрей, до чина генерал-майора и умрет 6 декабря 1841 года. П. А. Аракчеев будет похоронен в Симоновом монастыре у стен собора Тихвинской Божьей Матери.

Помимо семи сыновей Елисавета Андреевна родила четырех дочерей[31]: Надежду, Евдокию, Марию, Анну. Однако ни одна из них не пережила детского возраста[32].

***

Аракчеевы относились к числу мелкопоместных, небогатых дворян. К ним вполне приложима характеристика дворянства, данная в описании Вышневолоцкого уезда за 1783–1784 годы: «Дворянство в Вышневолоцком уезде многолюдно, но недостаточно (то есть небогато. — В. Т.) и мелкопоместно. Многие имеют только земли без крестьян и содержат себя отдачей в наймы земель или продажей на корню леса. Живут в деревнях без выезда. Службу продолжали прежде в войсках и других коронных должностях, но большей частию в обер-офицерских и нижних чинах»[33].

Из «Окладной книги Вышневолоцкого уезда»[34] видно, что в 1783 году Андрею Андреевичу Аракчееву принадлежал 21 крепостной крестьянин. В сельце Гарусово за ним было записано 15 душ крепостных, в деревне Рудеево — 4, в деревне Меньшие Порожки — 2. Шесть крестьянских душ было закреплено за его сыном Алексеем.

К небогатым, мелкопоместным дворянам относилась и семья его супруги Е. А. Ветлицкой. Отец Елисаветы Андреевны, по всей видимости, умер рано. Мать — Надежда Яковлевна Ветлицкая (урожденная Тишкова) — была жива еще в 1805 году[35]. Ветлицкие имели в своем владении земли и крепостных крестьян в Бежецком уезде. Два принадлежавших им имения, одно из которых находилось в селе Курганы, а другое — в деревне Заужанье, оказались позднее во владении супруга Елисаветы Андреевны[36].

О том, каким было материальное положение семьи Аракчеевых, можно судить по содержанию договора о разделе имущества умершего Ивана Андреевича Аракчеева, заключенного между его братом Андреем Аракчеевым и вдовой — Марфой Александровной. Этот документ хранится в архиве художника К. К. Иванова. Я привожу его текст полностью, сохраняя по возможности орфографию (лишь кое-где предлоги отделены для большей ясности от слов). Многоточия даны вместо букв или слов, которые невозможно прочитать вследствие повреждений или оттого, что выцвели чернила.

«1782 года августа «24» дня. Мы (нижеподписавшиеся?) порутчик Андрей Андреев сын Аракчеев; да невестка, моя род[ная] [капи]танша Марфа Александровна доч[ь][37]…шем имени после покойнаго маего брата а ее мужа Ивана Андреева сына Аракчеева положили о нижеследующем; из недвижимаго имения ис крестьян достался мне Марфе крестьянин Никифор Андреев з женою Марфою Петровой; а движимае имение ис пасуды, серебряной медной палавяннак и платья мужененае, так же ис тыя образа все мне капитанши; а из скота ей и из хлеба четвертая; а из сена в полях и [пус]тошах получить мне седмуе часть; а з …что следует мне капитанши после мужа [моег]о получить одна третью часть то догаварила[сь] я одать ему, деверю моему, ценой за пятдесят рублей на что мне о крепостныя дел дать ему купчею; а как до дома и до всяковая строения мне капитанши дела нет в доме. Что есть деревянненное столы и стулья и всякая деревянная посуда, ему, деверю моему, а имеющиеся на покойном муже моем всякие долги как денежные, хлебные и скотные платить мне капитанши Аракчеевой; а ему, деверю моему, до того дела нет. И сему дагаворному писму порутчик Андрей Аракчеев руку приложил».

Из содержания приведенного документа видно, что материальное благосостояние дворян Аракчеевых было весьма скудным — такие бытовые условия вполне мог иметь любой зажиточный крестьянин.

В летние месяцы семья Андрея и Елисаветы Аракчеевых проживала, как правило, в сельце Гарусово, которое находилось на берегу Удомельского озера. Но к зиме перебиралась в село Курган[38], располагавшееся в сорока верстах от городка под названием Бежецк. Дом Аракчеевых в Гарусово использовался и сохранялся в более или менее приличном состоянии до середины 80-х годов XX века. В настоящее время он наполовину разрушен. В Кургане же аракчеевский дом стоял до 80-х годов XIX века. Затем был из-за ветхости снесен. В настоящее время на его месте располагается пустырь, а невдалеке от него единственное сохранившееся аракчеевское строение — большой амбар на каменных столбах.

По сведениям священника H. H. Постникова, семья Андрея и Елисаветы Аракчеевых имела небольшой дом (в три окна по фасаду) с садом и со вспомогательными строениями также в самом Бежецке[39].

Местом рождения Алексея Андреевича Аракчеева в исторической литературе называется или сельцо Гарусово, или село Курганы. На Гарусово уверенно указывает историк С. Н. Шубинский в своем очерке «Молодость графа Аракчеева»[40], на Курганы — бежецкие краеведы Н. Н. и И. Н. Постниковы[41]. Кто же из них прав и где же на самом деле родился граф Аракчеев?

Как ни странно, точного ответа на этот вопрос дать невозможно, потому что никаких документов о рождении Алексея не сохранилось. Его мать Елисавета Андреевна 23 сентября 1769 года — в день, когда он родился, — вполне могла находиться и в Гарусово, и в Курганах. А поскольку семья Аракчеевых проживала попеременно в обоих этих селениях, а зимою нередко обитала в своем бежецком доме, то и детство Алексея проходило и в Гарусово, и в Курганах, и в Бежецке.

И все же, на мой взгляд, наиболее вероятным местом рождения графа Аракчеева следует признать сельцо Гарусово[42]. И вот почему.

Ныне Гарусово у озера Удомля, Курганы и Бежецк относятся к Тверской области. В стародавние же времена эти селения являлись новгородскими[43]. В эпоху Древней Руси земли, на которой они располагались, входили в состав Новгородской республики и принадлежали новгородским боярам и церкви. «Устав князя Ярослава о мостех», созданный в Новгородской республике приблизительно в середине XIII века, упоминает в статье 3 в списке сотен, на которые делилась новгородская территория, Бежецкую («Бежичкаа») сотню («ста»).

В XV веке указанные земли входили в состав Тверской половины Бежецкой пятины. «Пятина» — это административно-территориальная единица, в которую включались под названием «половин» старые сотни. Бежецкая пятина образовалась из прежней Бежецкой сотни, которая стала именоваться Тверской половиной, и сотни, называвшейся ранее Помостьем, а в указанное время принявшей наименование Белозерской половины. Центром Бежецкой пятины стала крепость Городецк в Бежецком Верхе, или в сокращенном наименовании — просто Бежецкий Верх.

В 1478 году новгородские земли были присоединены к Московскому княжеству. Однако деление их на пятины-половины — погосты сохранилось. Оно существовало и в XVII веке, о чем свидетельствуют цитированные выше документы о пожаловании земельных наделов предкам графа Аракчеева.

По Именному указу Петра I «Об учреждении губерний и о росписании к ним городов» от 18 декабря 1708 года в России вводилось новое административно-территориальное деление — на губернии. На основании этого указа земли бывшей Бежецкой пятины вошли в состав Ингерманландской губернии, переименованной в 1710 году в Санкт-Петербургскую.

По Именному указу Петра I от 22 (26) января 1719 года губернии разделялись на провинции. Территория, на которой располагалось сельцо Гарусово, вошла в состав Новгородской провинции, а территория села Курган и Бежецкого Верха — в Тверскую провинцию Санкт-Петербургской губернии. 29 апреля 1727 года из этой губернии была выделена Новгородская губерния. В нее вошли помимо Псковской, Великолуцкой и Белозерской также Новгородская и Тверская провинции.

Именным указом Екатерины II от 11 октября 1764 года город Бежецкий Верх (Городецк в Бежецком Верхе) был отнесен к Углицкой провинции Московской губернии. В 1766 году Городецк в Бежецком Верхе был переименован в Бежецк.

В 1772 году селение Вышний Волочек получило статус города, и соответственно возник Вышневолоцкий уезд. В него и вошло сельцо Гарусово. Но при этом оно одновременно продолжало относиться к Никольскому Удомельскому погосту. Среди бумаг из дома Аракчеевых, хранящихся у К. К. Иванова, есть список крестьян сельца Гарусово. Он начинается со слов: «Вышневолоцкаго уезда Някольскаго Удомельскаго погоста дворовые люди». В этом списке присутствуют, кстати сказать, Никифор Андреев и его жена Марфа Петрова, упоминающиеся в приведенном выше договоре вдовы капитана Ивана Аракчеева Марфы Александровны и его брата — поручика Андрея Аракчеева.

«Учреждения для управления губерний Всероссийской империи», принятые императрицей Екатериной II 7 ноября 1775 года, положили начало новой реформе местного управления. В соответствии с этим законом утверждалось Тверское наместничество (с 1796 года — губерния). В него включались в числе девяти уездов Вышневолоцкий уезд из прежней Новгородской губернии и Бежецкий из Московской губернии. Таким образом, в 1775 году сельцо Гарусово, село Курганы и город Бежецк стали тверскими.

Однако в 1769 году — в год рождения Алексея Аракчеева — сельцо Гарусово было новгородским, то есть располагалось на территории тогдашней Новгородской губернии, а село Курган и город Бежецк — московскими, так как находились в составе Углицкой провинции тогдашней Московской губернии. Известно, что граф Аракчеев называл себя не иначе как «новгородским» дворянином. И если он имел в виду не только подаренное ему императором Павлом I имение Грузино, располагавшееся в Новгородской губернии, но и сам факт своего рождения в Новгородской губернии, то тогда местом его появления на свет могло быть только сельцо Гарусово на берегу Удомельского озера.

***

О детстве и отрочестве графа Аракчеева сохранилось крайне мало сведений.

Алексей Андреевич не оставил после себя мемуаров, хотя и любил вспоминать о прошлом и даже вел кое-какие записи о наиболее примечательных в своей жизни событиях. Писателю Ф. В. Булгарину в конце августа 1824 года во время посещения графа Аракчеева в его имении в Грузино довелось услышать довольно подробный рассказ графа о том, как он учился грамоте и поступал потом в кадеты. Впоследствии Фаддей Венедиктович передал основное содержание этого рассказа в одной из своих журнальных статей.

Подобный случай, когда Алексей Андреевич, принимая у себя гостей, потчевал их не только обильными яствами, но и занимательными историями из раннего периода своей жизни, был не единственным. Пребывая в зените своего могущества, граф любил при случае напомнить окружавшим его вельможам о том, что он из простых и бедных дворян и всеми успехами своими по службе обязан не происхождению и родителям своим, но исключительно собственному трудолюбию.

К сожалению, б?льшая часть рассказов графа Аракчеева о своем детстве не была записана и не дошла до нас. Кое-какие сведения о жизни Алексея Аракчеева в родительском доме удалось собрать историкам В. Ф. Ратчу и Н. К. Отто. Они успели поговорить с людьми, знавшими семью Аракчеевых в 70–80-е годы XVIII века, и старики сообщили ряд любопытных подробностей о маленьком Алексее и его родителях. Кроме того, историки встречались с людьми, которым граф Аракчеев рассказывал о своем детстве. В. Ф. Ратч изложил воспоминания старожилов и переданные ему рассказы Алексея Андреевича в своей книге «Сведения о графе Алексее Андреевиче Аракчееве»[44], а Н. К. Отто опубликовал их в серии статей под названием «Черты из жизни графа Аракчеева»[45].

Из всех этих рассказов и воспоминаний вырисовывается следующая картина.

Отец Алексея — отставной поручик Андрей Андреевич — был человеком весьма ленивым. Такими были в то время многие отставные военные, осевшие после увольнения из армии в своих деревнях и не нашедшие там приложения своим силам. Вместо того чтобы заниматься своим, пусть небольшим, но все же обеспечивавшим определенный достаток хозяйством, Аракчеев часто и подолгу сидел у окна, наблюдая за всем, что происходило во дворе его дома.

При этом помещик он был добрый: крестьянам своим не докучал излишними капризами, а по мере возможностей старался даже облегчить их участь. С камердинером же, по совместительству винокуром, Василием, Андрей Андреевич крепко подружился и преждевременную его смерть переживал очень тяжело. Всю дорогу на кладбище проплакал навзрыд, как ребенок, да и после похорон долго не мог успокоиться. Был у Василия сын Степан, который после смерти отца остался один-одинешенек. Андрей Андреевич взял Степана к себе в семью и внимательно следил за тем, чтобы тот не был обделен в чем-либо. Сирота рос вместе с его старшим сыном Алексеем. Обоих мальчиков частенько мыли, по распоряжению Андрея Андреевича, в одном корыте.

Способность всей душой привязываться к кому-либо Андрей Андреевич сполна передал Алексею. Однако в целом характером своим сын пошел скорее в мать, чем в отца.

Если быт семьи Аракчеевых в целом не отличался от быта других небогатых русских дворянских семей, то царившая в ней духовная атмосфера была особой. И эта ее особость создавалась главным образом женой Андрея Андреевича Елисаветой Андреевной.

Будучи женщиной на редкость деятельной, она одна несла на себе нелегкий груз забот о хозяйстве. Кроме того, ей приходилось быть в своем доме и кухаркой, и прачкой, а нередко заменять у мужа прислугу. В зрелом возрасте Алексей Аракчеев не раз вспоминал о виденном им в детстве, и часто всплывала перед ним картина, как отец его время от времени посылал мать в погреб, и та, не медля и не прекословя, бежала и приносила то, чего муж ее вдруг возжелал.

Благодаря Елисавете Андреевне дом и хозяйство Аракчеевых славились в округе своей необыкновенной чистотой и порядком. Все домочадцы: и дети, и прислуга и, естественно, сама хозяйка — были одеты хотя и скромно, но при том чрезвычайно опрятно. В высшей степени трудолюбивая и бережливая, Елисавета и от других требовала такого же трудолюбия и бережливости, учила «жить прилично» (любимое ее выражение, передавшееся впоследствии старшему сыну).

Соседи в шутку называли Елисавету Андреевну «голландкой». Однако исключительная строгость во всем, что касалось быта, какой-то даже педантизм не превращались у нее в жестокость и душевную черствость. Елисавета Андреевна была способна проявлять доброту и сострадание. А присущая ей бережливость не переходила грани, за которой начинается скупость.

Гостей хозяйка неизменно принимала с полным радушием. И угощала их всем, чем только могла. Ежегодно в день Андрея Первозванного — 30 ноября — Аракчеевы устраивали у себя пир, на который съезжались все соседские помещики с семьями. По воспоминаниям очевидцев, аракчеевские пиры оказывались такими, какие способны были устраивать разве что помещики, владевшие более чем полусотней душ крестьян, а ни в коем случае не двумя десятками, имевшимися в распоряжении Андрея Андреевича.

Из троих своих сыновей Елисавета Андреевна всегда выделяла Алексея, но любила его не слепой материнской любовью, заставляющей оберегать свое чадо от всяческих жизненных тягот. Мать старалась подготовить сына к будущей жизни, в которой его, выходца из бедных дворян, ожидало, как она понимала, множество разных препятствий и невзгод.

Алексей рано стал привлекаться матерью к работе по хозяйству, приучаться к чистоте и порядку. Сама набожная до крайности, Елисавета Андреевна и сыновей своих стремилась воспитать в строгом религиозном духе. Она постоянно брала их с собою в церковь, которую посещала аккуратно, не пропуская ни обедни, ни вечерни. Учила молитвам, внушала уважение к нормам христианской этики.

И уроки матери не проходили для Алексея бесследно. В нем рано появились и трудолюбие, и привычка к порядку, и редкая в его возрасте бережливость в одежде и обуви. Мальчик был не по годам серьезным и не проявлял свойственной детям склонности к шалостям и озорству.

Когда Алексей подрос, Андрей Андреевич задумался о его будущем.

Сыновей Андрея и Петра он решил пустить по военной стезе, Алексея же ему захотелось определить на гражданскую службу. Став взрослым и выйдя в большие чины по военной службе, Алексей Аракчеев будет часто вспоминать о ждавшей его канцелярской жизни. «Да, братец, — скажет он в разговоре с Фаддеем Булгариным, — я по себе знаю, как судьба располагает человеком и как малейшее обстоятельство может иметь влияние на всю жизнь. Отец мой, бедный дворянин, не прочил меня в военную службу. У нас был родственник в Москве, к которому меня хотели выслать, потому что он обещал записать меня в какую-то канцелярию. Из меня хотели сделать подьячего, то есть доставить мне средства к снискиванию пропитания пером и крючками. Не имея понятия ни о какой службе, я даже не думал прекословить отцу».

Вообще гражданская служба в России вплоть до начала XIX века не считалась среди дворян привлекательной. Дворянские дети шли обыкновенно в армию, а российские канцелярии, неудержимо разраставшиеся в числе и размерах, пополнялись более лицами недворянского происхождения — часто выходцами из духовенства, выпускниками духовных семинарий[46]. Главной причиной, по которой Андрей Андреевич решился нарушить традицию и отдать своего старшего сына в гражданскую службу, была, по всей видимости, его относительная бедность.

Двадцать с лишним душ крепостных крестьян, которых Андрей Андреевич имел в своем владении, обеспечивали при надлежащей бережливости вполне сносное существование его семье, но чтобы вывести в офицеры троих сыновей, этого было маловато. К тому же хозяйство Аракчеевых, как и других мелкопоместных дворян, являлось всецело натуральным, а для сыновей, пошедших в офицеры, надобны были деньги, и немалые. Служивший в свои молодые годы в лейб-гвардии Преображенском полку в Петербурге, Андрей Андреевич хорошо знал это. Вот почему он был серьезно настроен отдать одного из своих сыновей на службу в канцелярию. Почему его выбор пал на старшего из них, можно только гадать.

Дабы научить Алексея чтению, письму и элементарным правилам арифметики, Андрей Андреевич нанял за натуральную плату рожью и овсом местного священнослужителя.

Ближайшая от Гарусово (на расстоянии не более двух километров) церковь находилась в селе Тихомандрицы. Это был храм Пресвятой Богородицы. Его настоятелем в конце 70-х — начале 80-х годов XVIII века являлся Павел Максимович Соколов — родной дед Дмитрия Ивановича Менделеева. В 1783 году у него родился сын Иван, отец великого русского ученого. Фамилию Менделеев первым стал носить именно Иван Павлович. Это была фамилия одной из семей удомельских дворян[47]. Иван взял ее себе во время обучения в Тверской духовной семинарии. В 1804–1807 годах он учился в Главном Педагогическом институте в Петербурге, а потом всю жизнь преподавал и директорствовал в гимназиях. Скорее всего именно Иван Менделеев рассказал некоему И. К. Т. историю о том, как его отец — Павел Максимович Соколов — учил русской грамматике и арифметике юного Алексея Аракчеева и как однажды во времена, когда его ученик стал графом и влиятельным сановником, посоветовал своему сыну обратиться к нему за помощью. И якобы Иван Павлович действительно обращался к графу Аракчееву с какой-то просьбой, но получил отказ и «компенсацию» в 2 рубля серебром. Впоследствии этот И. К. Т. опубликовал в одном из номеров журнала «Природа и люди» биографический очерк о Д. И. Менделееве, в котором и поведал данную историю[48].

Сам граф Аракчеев говорил Фаддею Булгарину о том, что до поступления в кадеты он знал только «русскую грамоту и четыре правила арифметики». «Единственными моими учителями, — добавлял он, — были отец мой и дьячек». О дьячке, обучавшем его грамоте и арифметике, Алексей Андреевич неоднократно сообщал и своим подчиненным по службе, так что слова эти превратились у него со временем в своеобразную поговорку. Если действительно Алексея Аракчеева учил грамоте и арифметике родной дед Д. И. Менделеева П. М. Соколов, то граф (сознательно или по незнанию) принижал сан первого своего учителя. Но вполне может быть, что Павел Максимович в то время, когда учил Алексея, не был еще настоятелем храма и даже не принял еще священнического сана, то есть был диаконом. А возможно, и вовсе не Соколов учил мальчика грамоте с арифметикой, а кто-то другой. Любопытно, что по «Словарю живого великорусского языка» Владимира Даля «дьячек» — в тверском говоре — это и есть «учитель грамоты».

Как бы то ни было, Алексей, отданный своим отцом в обучение азам грамоты и арифметике, стал учиться с охотой. Особенно понравилась ему арифметика. Занятия ею стали любимым его развлечением. За короткое время мальчик овладел навыками сложения, вычитания, умножения и деления в такой степени, что как будто даже превзошел в них своего учителя. Однако главное для канцеляриста качество — умение красиво писать — не давалось Алексею. Отец, внимательно следивший за учебой сына, весьма огорчался этим. «Какой он будет канцелярский чиновник, когда пишет, точно бредут мухи!» — восклицал Андрей Андреевич в припадке отчаяния.

У дьячка почерк был неважный, пришлось отцу самому взяться за обучение сына каллиграфии. Просмотрев имевшиеся в доме служебные бумаги, он выбрал из них те, что были написаны красивым почерком, и стал заставлять Алексея их переписывать. И кое-какие успехи появились — мальчик выучился-таки писать вполне разборчиво. Письма кадета Алексея Аракчеева своим родителям, написанные его рукою, отличаются достаточно красивыми и четкими буквами[49]. Но нелюбовь к чистописанию все же сказалась на его почерке. Занимая впоследствии важные должности в государственном управлении, Аракчеев редко писал бумаги собственноручно, чаще прибегал к помощи писаря. В результате с годами почерк его делался все хуже и хуже. Так что лучшим образцом его каллиграфического искусства осталась строчка, написанная им в тринадцатилетнем возрасте — в заключении приводившегося выше документа — «недоросль Алексей Андреев сын Аракчеев руку приложил».

Вероятно, Андрею Андреевичу удалось бы сделать из своего старшего сына канцеляриста, и тот, надо полагать, с достаточным усердием исполнял бы свои обязанности, и жизнь его прошла бы столь же незаметно-неприметно для современников, как проходит жизнь тысяч мелких государственных служащих, но судьбе угодно было распорядиться по-иному.

Существует старая, забытая пословица: «Посеешь поступок — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу». Судьба Алексея Аракчеева оказалась заложенной именно в его характере.

К своим одиннадцати годам Алексей имел вполне сложившийся характер и недетскую самостоятельность в суждениях и поступках. Все это хорошо выявил один случай, произошедший приблизительно в 1780 году.

Одним из соседей Аракчеевых был отставной прапорщик помещик Гаврило Иванович Корсаков — владелец находившегося неподалеку от Гарусово села Остров[50]. Однажды к нему приехали на побывку в отпуск сыновья Никифор и Андрей, учившиеся в Артиллерийском и Инженерном шляхетском кадетском корпусе. Гаврило Иванович на радостях устроил торжественный обед, на который позвал и Аракчеевых. Андрей Андреевич, отправляясь в гости, взял с собою старшего сына.

Встреча с братьями-кадетами потрясла Алексея Аракчеева. Много лет спустя он вспоминал о ней: «Лишь только я увидел Корсаковых, в красных мундирах с черными лацканами и обшлагами — сердце мое разгорелось. Я не отходил ни на минуту от кадет, наблюдал каждый их шаг, каждое движение, не проронил ни одного слова, когда они рассказывали об ученье, о лагерях, о пальбе из пушек»[51].

По возвращении домой Алексей никак не мог успокоиться. Днями напролет грезил он о кадетах, а ночами они ему снились. От волнения его трясло, как в лихорадке. Зная о намерениях отца определить его писарем в канцелярию, мальчик какое-то время скрывал свое состояние, но в конце концов не выдержал. С рыданием бросился он отцу в ноги и, давясь слезами, объявил ему, что умрет с горя, если его, как братьев Корсаковых, не отдадут в кадеты. Андрей Андреевич, выслушав сына, поднял его и посадил возле себя. Сначала он успокоил мальчика, а затем стал отговаривать его от сей затеи. «Я не прочь, — сказал отец Алексею, — да как попасть в Петербург, как определить тебя? У меня нет ни денег, ни покровителей!» Но подобные доводы совсем не действовали на возбужденную мальчишескую душу. «Позвольте мне пойти пешком, — возразил сын отцу, — я дойду как-нибудь, брошусь в ноги государыне, и она, верно, сжалится надо мною. Вы мне столько рассказывали о ее благости!» Андрей Андреевич был глубоко тронут этими словами. «Нет, если уж идти пешком, так идти вместе, да и терпеть вместе», — сказал он Алексею и, заплакав, прижал его к себе.

Было решено, что отец поедет вместе с сыном в Петербург и постарается как-нибудь определить его в кадеты. Тотчас сообщили об этом матери. Елисавета Андреевна оказалась лукавее своего мужа. Она сразу же выразила свое согласие на определение старшего сына в кадетский корпус. «С Богом, — сказала она ему, — коли на то Божия воля, ступай в кадеты». Но затем добавила, что ныне отправляться в Петербург Алексею еще рановато, пусть подрастет маленько. Мать надеялась, видимо, что время постепенно ослабит в сыне стремление в кадеты, и тогда можно будет устроить его судьбу так, как было уже задумано. Когда, незадолго перед этим случаем, шла речь о том, не пора ли отправить Алексея в Москву для определения на учебу в канцелярию, она вполне соглашалась отпустить его из дому, следовательно, возраст сына казался ей достаточным для начала самостоятельной жизни. Андрей Андреевич не стал уговаривать жену и согласился, что с Петербургом надо подождать.

Шло время, но желание поступить в кадеты не становилось в Алексее слабее. Мальчик крепко держался за свою мечту и терпеливо ждал, когда же наступит пора для ее исполнения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.