Глава 5. В ДОРОГУ

Глава 5. В ДОРОГУ

Между тем наступила осень, и дозволенный срок нашего пребывания в Кийронге подходил к концу. Трудно было расставаться с этим природным раем, но в виде на жительство нам отказали, и пришлось снова собираться в дорогу. Прошлый опыт показал, как важно иметь достаточный запас продуктов. Поэтому в двенадцати милях от дороги в Джонгку мы устроили тайник, куда складывали цампу, масло, сушеное мясо, сахар и чеснок. Все запасы нам приходилось таскать на себе.

Сильные снегопады, предвещавшие раннюю зиму, нарушили наши расчеты. Мы уже определили, какой максимальный вес можем нести, а теперь были вынуждены взять по дополнительному одеялу на каждого. Зима, естественно, наиболее неблагоприятный сезон для перехода по высокогорному плато Центральной Азии, но у нас не было возможности остаться в Кийронге. Была даже мысль спрятаться где-нибудь в Непале и провести там зиму, но подобную идею пришлось отбросить, так как непальские пограничники славились своей бдительностью.

Когда все остальное было готово, мы приступили к конструированию переносной лампы. Вполне понятно, местные жители подозревали, Что мы что-то замышляем, и постоянно следили за нами. Поэтому пришлось мастерить лампу, отойдя на некоторое расстояние в горы. Для работы потребовались тибетская бумага, книжный переплет и пачка из-под сигарет, наполненная маслом. Нам крайне необходим был фонарь, хотя бы и тусклый, потому что мы планировали передвигаться ночью, пока не минуем населенную территорию.

По тактическим соображениям Ауфшнайтер должен был выйти из селения первым, как бы на прогулку. 6 ноября 1945 года он открыто покинул деревню днем с рюкзаком за спиной. Его сопровождала моя длинношерстная тибетская собака, подарок знатного человека из Лхасы. Тем временем я безуспешно пытался получить назад деньги, одолженные местному торговцу. У него возникли некие подозрения, и он не хотел возвращать мне долг, пока Ауфшнайтер не вернется. Не было ничего удивительного, что нас подозревали в подготовке побега. Если бы мы действительно направлялись в Непал, то не было необходимости делать из этого секрет. Чиновники боялись неприятностей от правительства в случае, если нам удастся пробраться в Центральный Тибет, и настраивали сельчан против нас. Последние же, побаиваясь местной власти, всегда делали то, что им велено.

За Ауфшнайтером была устроена погоня, а меня отвели на допрос. Чиновников не убедили мои заверения в том, что мой товарищ отправился на одну из обычных экскурсий. Возвращения денег, причем только их части, мне предложили ждать еще день. Всю же сумму я мог получить лишь в присутствии Ауфшнайтера.

Вечером 8 ноября я решил бежать, даже применив силу, если понадобится. За мной постоянно наблюдали. Шпионы были кругом, в доме и вне его. Я ждал до десяти часов в надежде, что они отправятся спать, но похоже, в их планы это не входило. Тогда я разыграл сцену, притворился рассерженным и заявил: беспардонная слежка делает невозможным мое дальнейшее пребывание здесь, и я отправляюсь ночевать в лес. Я начал собирать вещи под пристальными взорами соглядатаев. В комнату ворвались хозяйка дома и ее мать. Бросившись передо мной на пол, они стали слезно умолять меня не уходить, ибо, если я это сделаю, их выгонят из деревни, объявят вне закона и лишат жилища. Старшая женщина подарила мне в знак уважения белый шарф, предложила деньги. Мне стало жаль несчастных, и я постарался убедить их, что мой уход не принесет им беды. К сожалению, крики взбудоражили всю деревню, и я должен был действовать незамедлительно, если уж вообще действовать.

Я до сих пор помню эти монгольские лица в моем окне, освещенные горящими факелами. Потом прибыли два посланника бонпо и предложили мне остаться до утра, а потом идти куда захочу. Я знал – это просто уловка, чтобы задержать меня, и ничего не ответил. Они побежали обратно к своим господам. Хозяйка вцепилась в меня и стала утверждать сквозь слезы, что всегда считала меня одним из своих детей и я не должен причинять ей такую боль. Мои нервы были напряжены до предела. Я решительно забросил рюкзак за плечи и вышел из дома. Удивительно, но собравшаяся вокруг толпа не препятствовала мне.

Кругом раздавались возгласы: «Он уходит, он уходит!» Но никто даже не дотронулся до меня. По-видимому, они поняли: я настроен воинственно. Двое молодых людей стали призывать меня остановить, но дальше разговоров дело не пошло. Толпа расступилась, и я беспрепятственно ушел.

Когда свет факелов остался позади и меня окутала темнота, я вздохнул с облегчением. Стараясь сбить с толку преследователей, я направился по дороге в Непал, но затем, сделав большой круг в обход деревни, к утру достиг нашего потайного места. Ауфшнайтер сидел у дороги. Моя собака радостно приветствовала меня. Мы двинулись вперед в поисках безопасного дневного убежища.

Последний раз за эти годы мы разбили лагерь в лесу. Следующей ночью мы поднялись вверх по долине и вскоре оказались выше границы лесов. Мы хорошо изучили дорогу во время экскурсий, но наша тусклая лампа оказалась весьма полезной. Все же время от времени мы сбивались с пути. С особой осторожностью приходилось преодолевать узкие деревянные мостки через реку. Они обледенели, и мы балансировали, словно канатоходцы. Мы прошли большое расстояние, хотя у каждого за плечами был груз примерно по девяносто фунтов. Днем мы всегда находили хорошее укрытие для отдыха, но очень страдали от холода.

В один прекрасный день обнаружилось: дальше дороги нет. Тропа привела нас к скале и уперлась в нее. Что было делать? Мы не могли взобраться на скалу с тяжелой ношей за плечами, поэтому решили вернуться и попытаться пройти вдоль ручья, который разделялся на несколько рукавов. Стоял ужасный мороз – 15 градусов ниже нуля. Когда мы снимали ботинки и носки, чтобы перейти вброд ручей, ноги примерзали к земле и камням. Вновь надевая ботинки, мы с трудом и болью отрывали ноги от земли. Нам преграждали путь все новые и новые ручьи. Мы искали проход, по которому здесь шли караваны, но не находили. Пришлось заночевать, а на следующий день понаблюдать из укрытия за караванами. Как только рассвело, появился первый из них. Он остановился перед скалой. Затем (мы не поверили своим глазам) кули со своей тяжелой ношей с ловкостью серны стали взбираться по каменистой тропе вверх. В это время яки с погонщиками на спине перешли вброд ручей. Это был хороший урок нам – альпинистам.

Мы решили попытать счастья снова и на закате возобновили попытки преодолеть скалу. Наш путь луна освещала гораздо лучше, чем маленькая лампа. Если бы мы не видели, как кули карабкаются по каменной стене, то бросили бы свою затею, но на этот раз все закончилось благополучно.

После двух ночных переходов мы обошли Джонгку и оказались на незнакомой территории. Следующим серьезным препятствием на нашем пути была река Брахмапутра. Как переправиться через нее? Мы предполагали, что река уже покрыта льдом. Смутно представляя себе дорогу к ней, мы все же надеялись не встретить особых преград. Самое главное – двигаться вперед как можно быстрее, избегая мест, где можно столкнуться с официальными властями. Обойдя Джонгку, мы устроили лагерь в пещере, обнаружив там тысячи маленьких глиняных идолов. Вероятно, в прошлом здесь обитали отшельники. Ночью мы попытались преодолеть крутой подъем в надежде, пересечь перевал за один переход, но не рассчитали свои силы. Измученные ходьбой, задыхаясь разреженным воздухом на высоте более 16 000 футов, мы устроили привал на морозе. Мы снова приближались к водоразделу Гималаев. Вид с верхней точки перевала Чакхьюнгла впечатлял. Приятно было думать, что, возможно, мы первые европейцы, прошедшие здесь, однако холод мешал ощущать какое-либо удовольствие или гордость.

В этой ледяной пустыне мы отважились путешествовать днем. Покрыв большое расстояние, мы до костей промерзли на привале ночью. Утром перед нами открылся великолепный пейзаж: огромное темно-голубое озеро Пелгу-Цо, раскинувшееся внизу. Плато кольцом окружали сверкающие ледники. Мы гордились знанием названий двух местных пиков: Госайнтан и Лапчи-Канг. Оба они оставались непокоренными, что, впрочем, можно сказать о большинстве гималайских пиков. Замерзшими негнущимися пальцами мы достали тетрадь и быстро сделали набросок этих гор. Ауфшнайтер определил координаты наиболее важных пиков с помощью компаса и записал все цифры, которые однажды могли понадобиться. Спустившись на берег озера, мы нашли заброшенный караван-сарай и провели еще одну ночь в снегу.

Мы нормально переносили высокогорье и двигались хорошими темпами, несмотря на тяжелые рюкзаки. Но наш бедный пес чувствовал себя ужасно. Он голодал. Ночью животное ложилось у нас в ногах, стараясь их согреть. Мы очень ценили это, так как стоял двадцатидвухградусный мороз.

С каким счастьем на следующий день мы обнаружили первые признаки жизни! Медленно появилась отара овец в сопровождении нескольких пастухов, закутанных в толстые шубы. Они показали нам, где находятся ближайшие населенные пункты, и этим же вечером мы достигли деревни Тракчен, расположенной немного в стороне от караванного пути. Нам уже пора было возвращаться к людям, так как продукты иссякали. Даже арест пас не пугал!

Тракчен состоял из примерно сорока домов, окружавших возвышавшийся на пригорке монастырь. Место было гораздо приятнее Гартока и располагалось выше сто на несколько сот футов. Похоже, мы открыли для себя самое высокое обитаемое место в Азии, да и, возможно, во всем мире.

Местное население приняло нас за индусов и свободно продавало нам продукты. Нас приютили в одном из домов, где мы несказанно наслаждались теплом после длительных переходов по снегу и льду. Мы провели там целые сутки, ели вдоволь и кормили нашу собаку. Встречи с местными властями удалось избежать, поскольку боппо заперся в своей резиденции и попросту проигнорировал пас. Может, он боялся ответственности?

Волей– неволей нам пришлось купить еще одну овечью шубу, так как паша одежда не соответствовала условиям тибетской зимы. А после долгого и забавного торга нам удалось купить и яка. Это был уже четвертый наш як, и он ничем не отличался от остальных, может быть только более строптивым нравом.

Отсюда мы двинулись через перевал Ягула и никого не встретили на пути. Через три дня мы достигли обработанных полей большой деревни Мен-кхап-Ме. Снова представившись индусами, мы купили солому для яка и намну себе. Люди здесь жили весьма суровой жизнью. На полях ячменя и чечевицы хватало камней, и для получения хорошего урожая требовался огромный труд. Но люди были веселыми и радушными. Мы с ними пили пиво по вечерам, На окружающих деревню склонах располагалось несколько монастырей, жизнь которых местные жители поддерживали со свойственными им верноподданством и самопожертвованием. В различных местах в округе виднелись развалины огромных размеров, свидетельствовавшие о том, что этот район знал лучшие времена. Нам так и не удалось выяснить, произошли ли разрушения в результате войн или изменений климата.

После часового перехода мы вышли на огромную равнину Тингри. За спиной возвышалась высочайшая вершина мира – Эверест. От его вида у нас перехватило дыхание. Переполненные восхищением и энтузиазмом, мы смотрели на величественный пик и вспоминали о многочисленных смельчаках, поплатившихся жизнью за попытку покорить эту высоту. Мы сделали несколько набросков Эвереста с того места, откуда ни один европеец его еще не видел.

Трудно было оторвать глаз от величественного зрелища, но нам пришлось двигаться дальше, к пашей следующей цели – перевалу Корала высотой 18 000 футов, расположенному в северном направлении. Перед подъемом мы провели ночь в маленькой деревушке Карджу. На этот раз нам не удалось выдать себя за индусов, поскольку сельчане видели много европейцев. Неподалеку располагалась деревня Тингри, где все британские экспедиции, штурмовавшие Эверест, нанимали носильщиков. Местные жителя смотрели на пас оценивающе и спрашивали, встречались ли мы с боппо в Суцо. Тогда до нас дошло, что большой дом, который мы сразу же заметили в деревне, был его официальной резиденцией.

Дом стоял на возвышенности, и из него открывался хороший вид на все окрестности. К счастью, мы прошли мимо него незамеченными.

Теперь следовало быть осторожными. Не вдаваясь в подробности, мы везде говорили, что совершаем паломничество. Похоже, это вполне удовлетворяло местных жителей, и они подсказывали нам дорогу, с их точки зрения наиболее удобную.

Мы достигли вершины перевала ближе к вечеру и начали спуск. Временно все утомительные подъемы остались позади, чему мы очень радовались. Однако наш як думал иначе. Он вырвался и бросился назад, вверх по перевалу. Нам стоило многих усилий его поймать, однако сдвинуть с места не удалось. Пришлось устроиться на ночлег в самом негостеприимном месте, где не получилось даже разжечь костер. На ужин мы довольствовались сухой цампой и сырым мясом. Единственным утешением был прекрасный вид на гору Эверест в лучах заката.

На следующий день як снова начал дурить. Мы привязали веревку к его рогам и потащили вниз, но он все время сопротивлялся. Намучившись с ним, мы твердо решили обменять его при первой возможности на любое другое животное.

Такой шанс представился в следующей деревне. Взамен мы получали престарелого пони, после чего с радостью продолжили свой путь.

В тот же день мы достигли широкой долины. Через нее бежал поток зеленой воды, в которой плавали льдинки. Это была Цангпо (Брахмапутра). Наши планы перейти реку по замерзшему льду рухнули. Но мы не упали духом. На противоположном берегу виднелись монастыри и несколько домов, следовательно, там имелись средства для переправы. Мы надеялись найти паром, но вместо него обнаружили висячий мост. Осмотрев его, мы пришли к заключению, что он вполне пригоден для нас, но не для нашей лошадки. Животные здесь переправлялись вплавь, хотя кули иногда переносили своих ослов на спине через шатающиеся веревочные мосты. Мы попытались загнать лошадку в воду, но не смогли. Впрочем, мы уже свыклись с неприятностями, доставляемыми нам животными. Я принял скорбное решение возвратиться в деревню и попытаться совершить обратный обмен. Мне удалось вернуть яка ценой нервотрепки и потери денег. При встрече со мной зверь не выразил ни радости, ни огорчения.

Когда я вернулся с ним обратно к мосту, уже стемнело. Было поздно переправляться через реку, и я привязал яка неподалеку. Между тем Ауфшнайтер нашел поблизости жилье, и мы приятно провели ночь под теплой крышей. Крестьяне привыкли к проезжим торговцам и не обратили на нас особого внимания.

На следующее утро я простил яку все его прегрешения. Мы уговорили его войти в воду, и он показал себя прекрасным пловцом. Иногда его накрывали пенистые волны, он скрывался под водой, его сносило течением, но он размеренно плыл вперед и, достигнув цели, величаво взобрался на крутой берег и стряхнул воду со своей длинной шерсти. Остаток дня мы провели в деревне под названием Цунг-Ривоче, очень интересном месте, где расположен знаменитый монастырь. Его здание, состоящее из нескольких храмов с китайскими надписями на дверях, вырастало прямо из скалистого склона на берегу реки. Самой яркой достопримечательностью монастыря был расположенный перед ним чортен (вид тотема) около семидесяти футов высотой, свидетельствовавший о святости этого места. Вокруг находилось множество огромных молитвенных колес (я насчитал их около восьмисот), постоянно вращавшихся. Мелькали прикрепленные к ним полоски бумаги с текстами молитв, выпрашивающих благословение богов. Тибетцам важно, чтобы колеса никогда не прекращали движения. Ни один из верующих не проходит мимо, не крутанув их, Я заметил монаха, который бродил вокруг колес и смазывал жиром оси. Маленькие старички и старушки часто сидят тут целыми днями, истово вращая священные окружности и моля небеса даровать реинкарнацию в более высокой ипостаси. Другие буддисты, отправляясь в паломничество, несут с собой маленькие ручные колеса.

Молитвенные колеса и связанный с ними чисто детский менталитет так же типичны для Тибета, как и пирамиды из камней и молитвенные флаги, встречающиеся на всех горных перевалах.

Довольные гостеприимно предоставленным нам кровом и очарованные окрестными достопримечательностями, мы решили остаться еще на одну ночь. И не пожалели: нас посетил очень интересный человек, тибетец, который провел двадцать два года в христианской миссии в Индии, но теперь ностальгия по Тибету заставила его вернуться назад. Как и мы, он в одиночку зимой преодолевал заснеженные перевалы, но при возможности присоединялся к караванам. Он показал нам английские иллюстрированные газеты, где мы в первый раз увидели фотографии разбомбленных городов и прочитали об окончании войны. Это были потрясающие новости, и нам хотелось узнать обо всем поподробнее. Несмотря на печальные для пас вести о поражении Германии, мы наслаждались свежим глотком воздуха из внешнего мира – из нашего мира. Полученные сведения лишь утвердили в нас желание продолжить путешествие в Центральную Азию. Купив у нового знакомца карандаши и немного бумаги для дневников, мы распрощались и отправились в дорогу.

Теперь наш путь лежал в сторону от Брахмапутры. Миновав еще один перевал, через два дня мы достигли Сангсанг-Джевю, выйдя таким образом на караванную дорогу из Гартока в Лхасу. В Сангсанг-Джевю представитель бонпо задавал нам множество вопросов, но принимал весьма любезно. Мы подозревали, что о гостеприимстве, проявленном к нам двумя представителями властей в Традуне, стало известно по всей округе, включая Сангсанг. Это послужило примером для других представителей властей. К счастью, наш чиновник не знал, что мы оказались здесь вопреки приказу.

Слава богу, он не добавил нам лишних забот – их и так с лихвой хватало. Перед нами стояла дилемма. У нас оставалось только восемьдесят рупий и одна золотая вещица. Остальное ушло на покупку провизии и пятого яка. Ближе к городам цены становились выше. Мы не представляли, как сможем добраться до китайской границы с теми деньгами, что у нас остались: от нее нас отделяла тысяча миль. Однако денег вполне бы хватило, чтобы добраться до Лхасы, окутанной ореолом тайны. Возможность познакомиться с предметом нашей мечты становилась все более недосягаемой, но мы не могли побороть в себе желания отправиться туда и готовы были пожертвовать для этого всем.

Еще в лагере для военнопленных мы жадно читали все книги, посвященные Лхасе. Их было мало, и все они были написаны англичанами. Из них мы узнали, что в 1904 году небольшая английская карательная экспедиция достигла столицы Тибета, которую за последние двадцать лет посетило лишь несколько европейцев. С этого времени мир получал лишь отрывочные сведения о Лхасе, а что может быть более заманчивым, чем исследовать место проживания самого далай-ламы? Мы находились от Лхасы в такой близости, что было бы просто непростительно не попытаться проникнуть туда. Для чего же тогда мы хитростью и смекалкой преодолели столько трудностей, выматывали себя до предела и выучили тибетский язык? Чем больше мы размышляли, тем больше укреплялись в своей решимости, и нашим лозунгом стало: «Вперед на Лхасу». Опыт подсказывал нам, что с высокими чиновниками гораздо проще иметь дело, чем с их подчиненными. Мы чувствовали: как только доберемся до Лхасы, у нас все будет в порядке. Меня не покидала мысль последовать блистательному примеру отца Йохана Грубера, дошедшего до Лхасы со своим караваном триста лет назад и гостеприимно принятого там.

Итак, цель определилась, но мы еще толком не знали, как достичь ее. Естественно, нас больше привлекала главная дорога с ее придорожными постоялыми дворами. Двигаясь по ней, мы могли достичь Лхасы всего через несколько недель. Но там мы рисковали быть разоблаченными и арестованными. Даже если нам удастся миновать Шигаце, второй по размеру город Тибета, на нашем пути еще останется достаточно административных центров, где могут потерпеть крах наши планы. Слишком велик риск. Поэтому мы решили идти через северные долины, через район Чап-гтанг, населенный главным образом кочевниками, не представлявшими для нас практически никакой угрозы. Затем мы могли подойти к Лхасе с северо-запада. Никто не ожидает прихода оттуда иностранцев, и нам будет проще пробраться в город. Сорок лет назад Свен Хедин поступил аналогично, но не добился успеха из-за упрямства местных чиновников. Невозможность достичь Лхасы, вероятно, рассматривалась им лично как большая неудача, но она дала ему возможность исследовать районы, ранее совершенно неисследованные. Не было никаких карт или описаний предстоявшего нам пути. Мы направлялись навстречу неизвестности, собираясь на северо-восток, но надеялись встретить кочевников и узнать у них дорогу.

В Сангсанге мы никому не говорили о своих настоящих планах, рассказывая всем, что намереваемся направиться к соляным копям на севере. Люди приходили в ужас от нашей идеи и всячески старались нас остановить. Те края считались очень суровыми. Только сумасшедший может отправиться туда, говорили нам. Уловка сработала, и ни у кого не возникло подозрения, что наш путь лежит в Лхасу. Между тем наш план предусматривал значительный риск. Ледяные ветры над Сангсангом показали нам, чего следует ожидать.

2 декабря 1945 года мы отправились в путь. В Сангсанге нам удалось познакомиться с несколькими шерпами. Это тибетцы, живущие главным образом в Непале. В Гималаях они считаются лучшими проводниками и носильщиками, прозванными «тиграми Гималаев». Шерпы дали нам полезные советы относительно подготовки экспедиции и помогли купить хорошего яка. Это был мощный бык, черный с седыми прядями. Его длинная шерсть почти касалась земли. В молодом возрасте ему удалили рога, что улучшило его прав, по не уменьшило силу. Он мог развивать скорость до двух миль в час. Бедняге пришлось везти на себе тяжелый груз – мы взяли за правило иметь с собой запас еды по крайней мере на восемь дней.

Первый день после выхода из Сангсанга прошел без затруднений. Наш путь пролегал по незаметно поднимающейся вверх долине. Как только солнце стало склоняться к закату и холод начал забираться под одежду, словно по заказу впереди появилась юрта кочевников. Ее окружал сложенный из камней вал, который здесь называют лхега. Такие сооружения можно встретить по всему Тибету, так как кочевники постоянно переезжают на новые пастбища и, прибыв на место, строят вокруг юрт ограждения. Лхега защищает их скот от холода и нападений волков. Когда мы подошли к юрте, на нас залаяли собаки. На шум вышел кочевник. Он не слишком обрадовался, когда мы попросились к нему на ночлег, и наотрез отказался пустить нас в юрту, но в конце концов принес немного сухого помета яков для костра. Нам пришлось ночевать под открытым небом, но в итоге мы устроились довольно уютно. Нам удалось собрать достаточно веток можжевельника, чтобы поддерживать огонь всю ночь.

Я никак не мог уснуть. В душе я испытывал такое же чувство, какое у меня было перед подъемом на северный склон Эйгера. Хорошо, что мы не знали своего будущего. Имейся у нас хоть смутное представление о нем, мы непременно повернули бы вспять. Но сейчас, охваченные азартом исследователей, мы стояли на пороге терра инкогнита, обозначенной на картах лишь белыми пятнами.

На следующий день, достигнув вершины перевала, мы с удивлением обнаружили, что никакого спуска нет. Просто-напросто мы вышли на высокогорное плато. Вид бескрайнего пространства огорчил нас. Казалось, мы смотрим в бесконечность, и пересечь ее невозможно. Нигде не наблюдалось никаких признаков жизни, только холодный ветер гнал поземку.

Следующую ночь мы провели в заброшенной лхеге, где нашли достаточно помета яков для костра. Очевидно, летом тут жили кочевники, и по этой территории проходили караваны. В теплое время года заснеженные равнины, несомненно, превращались в зеленые альпийские пастбища. Мне пришла в голову мысль, что мы выбрали не совсем благоприятное время для нашего путешествия.

На следующий день нам повезло. Мы набрели на юрту, где нас радушно встретили пожилые супруги с сыном, уже несколько месяцев жившие там. Им здорово досталось. С самого начала сильных снегопадов два месяца назад они почти не покидали своей юрты. Много яков и овец погибло, когда глубокий снег накрыл пастбища. Остальные животные грустно стояли у юрты или долбили копытами наст в поисках пищи. Такие мощные снегопады редкость для Центральной Азии; для местных жителей они являются неожиданной бедой.

Похоже, наши хозяева были рады снова увидеть незнакомые человеческие лица. Впервые нас пригласили в юрту и предложили переночевать. Кочевники приняли нас за индусов. В юрте было достаточно мяса, так как многих животных пришлось забить. Мы купили ногу яка за один cam и тут же отрезали большой кусок с кукри для приготовления пищи. Хозяева ужаснулись, когда узнали о запланированном нами маршруте, и настойчиво предлагали отказаться от нашей затеи. Однако во время беседы они сообщили, что на пути нам должны повстречаться другие юрты кочевников, и это лишь укрепило нашу решимость.

На следующий день, в самом начале пути, мы попали в снежный занос. Несоответствие нашей обуви таким условиям приносило нам много страданий. И мы, и наш як часто проваливались сквозь предательский наст. В некоторых местах под толстым слоем снега протекали ручьи, и мы оказывались в ледяной воде, которую чувствовали, но не видели. Вскоре наши ботинки и носки насквозь промерзли. В этот мучительный день нам удалось пройти всего несколько миль. К нашей большой радости, вечером мы заметили еще одну юрту кочевников. На сей раз нас не пригласили внутрь, но хозяева достаточно любезно поставили небольшую юрту из шерсти яков для нас. Я с удовольствием снял ботинки с натруженных ног. Некоторые пальцы совсем закоченели; их пришлось долго растирать, чтобы восстановить циркуляцию крови.

Трудности этого дня и возможность обморожения насторожили нас, и у меня с Ауфшнайтером состоялся длительный и честный разговор. Мы беспокоились за нашего яка, который уже несколько суток не ел достаточно и мог умереть буквально на днях. Двигаться вперед без него просто не представлялось возможным. Долгое время мы взвешивали все «за» и «против». Наконец избрали компромиссный вариант: идти еще один день, а затем в зависимости от количества снега решить, продолжать ли путь.

Назавтра, с трудом преодолевая километры пересеченной местности, мы достигли перевала. Миновали его и рты пооткрывали от удивления – снега больше не было! Судьба нам благоприятствовала.

Вскоре мы повстречали еще одну юрту кочевников, где нас тепло приняли, а як смог вдоволь пожевать своей любимой травы. На этот раз хозяйкой оказалась молодая женщина. Она быстро приготовила нам по чашке масляного чая, который я впервые пил с удовольствием. Тепло растеклось по нашим замороженным телам и вернуло нас к жизни. Только тогда мы заметили, насколько хороша собой наша хозяйка. На ней была дубленка до земли, надетая на голое тело.

В свою длинную черную косу девушка вплела ракушки, серебряные монеты и другие дешевые заграничные украшения. Она рассказала, что два ее мужа отправились пригонять скот. Им принадлежало полторы тысячи овец и много яков. Мы удивились, узнав о практикуемой у кочевников полиандрии. Только оказавшись в Лхасе, мы разобрались в сложных причинах параллельного существования в Тибете полиандрии и полигамии.

Вернувшись домой, двое мужчин, подобно их жене, приветствовали нас вполне радушно. Вскоре был готов обильный ужин, и нас даже угостили кислым молоком. Такого удовольствия мы не испытывали с тех пор, как помогали крестьянам изготовлять масло в Кийронге. Удобно устроившись у очага, мы отдыхали от выпавших на нашу долю трудностей долгого пути. Мы много смеялись и жестикулировали, как это обычно бывает, когда в компании несколько мужчин и только одна хорошенькая женщина, которой все уделяют много внимания.

Свежие и отдохнувшие, мы отправились в путь на следующее утро, радуясь тому, что пустынный снежный пейзаж остался позади. То тут, то там виднелись признаки жизни. На склонах появлялись стада диких коз, иногда подходивших к нам весьма близко. Будь у нас пистолет, мы получили бы к ужину хороший бифштекс.

К вечеру нам посчастливилось встретить еще оду семью дружелюбных кочевников. При нашем приближении они отозвали собак. Мы решили передохнуть у них денек и дать яку подкормиться на пышном лугу.

В зимнее время у кочевников мало работы. Они занимаются различными домашними делами, а для развлечения ходят на охоту со своими древними, заряжающимися с дула ружьями. Женщины собирают помет яков и часто носят с собой детей во время работы. Вечером скот прогоняют с пастбищ и доят коров, хотя зимой они дают мало молока. Пища у кочевников довольно примитивная. Зимой они в основном едят мясо с большим количеством жира, а также различные супы. Цампа, основной продукт питания в сельскохозяйственных районах, здесь редкость.

Жизнь кочевников организована таким образом, чтобы получать от природы почти все необходимое для существования. Ночью они спят на шкурах, расстеленных на земле. Дубленки используют в качестве спальных мешков, вытащив руки из рукавов. Утром первым делом раздувают тлеющие уголья очага с помощью мехов и готовят чай. Огонь – это сердце жилища, и ему никогда не дают погаснуть. Как и в любом крестьянском доме, в юрте обязательно имеется алтарь, обычно состоящий из простого сундучка, на котором разложены амулеты или стоит маленькая статуэтка Будды, а также неизменное изображение далай-ламы. На алтаре горит маленькая масляная лампа. Зимой из-за холода и дефицита кислорода ее огонек почти незаметен.

Самым большим событием в жизни кочевников является ежегодная ярмарка в Джанийме, куда они пригоняют скот и обменивают часть овец на зерно. Там же они покупают необходимые для жизни иголки, алюминиевые кастрюли, сковородки и ярко раскрашенные украшения для женщин.

Распрощавшись с уютной домашней жизнью, мы с некоторым сожалением продолжали свой путь. Пытаясь как-то отплатить за гостеприимство, мы преподнесли кочевникам небольшие подарки: цветные нитки и перец. К сожалению, ничего больше у нас не было.

С этого момента мы покрывали от десяти до двадцати миль в день в зависимости от того, встречались ли нам юрты кочевников или пет. Довольно часто приходилось делать привалы на открытом воздухе, самим собирать помет яков, искать воду, и к вечеру мы не имели сил даже побеседовать. Много мучений доставляли нам коченеющие на морозе руки. У нас не было перчаток, и вместо них использовались носки. Раз в день мы готовили мясо и черпали бульон прямо из кастрюли, не опасаясь обжечь язык, так как точка кипения находилась довольно низко. Вечером мы тоже готовили еду, а утром разогревали ее остатки. Порой мы двигались целый день без остановки.

Я бы мог написать целую главу о наших ночных неприятностях, когда мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, но не могли заснуть из-за холода и множества истязавших нас вшей. Читатель не в состоянии себе представить, какие муки мы испытывали.

13 декабря мы добрались до Лабранг-Трова, «поселения», состоявшего из одного-единственого дома. Владеющая им семья использовала его как гостиницу, а сама жила в расположенной рядом юрте. Когда мы спросили, почему они так делают, нам ответили, что в юрте гораздо теплее. Из беседы с ними стало ясно: мы попали в официальную резиденцию бонпо. Сам хозяин отсутствовал, но его обязанности выполнял брат. Он начал задавать нам вопросы, по вскоре поверил нашей легенде, будто мы паломники. Мы впервые признались, что направляемся в Лхасу, поскольку от караванного пути нас теперь отделяло значительное расстояние. Наш хозяин в ужасе затряс головой и попытался доказать: лучший и кратчайший путь в Лхасу лежит через Шигаце. Но я уже заготовил ответ: мы выбрали такой тяжелый путь для того, чтобы наше паломничество имело большую цену. Это произвело на него сильное впечатление, и он дал нам хороший совет.

По его словам, мы могли выбрать два маршрута. Первый – очень трудный, через многочисленные перевалы, по тропам безлюдного района. Второй – проще, но через страну кхампов. Мы не раз слышали о загадочных кхампах от кочевников. Кхампами называли жителей восточной провинции Тибета. О них всегда говорили шепотом, с оттенком страха. Теперь мы поняли: название «кхамп» является синонимом слова «грабитель».

К несчастью, мы пренебрегли предупреждением не связываться с кхампами и выбрали более простой маршрут.

Мы провели два дня с семьей бонпо, но, к сожалению, не гостями в его юрте, а постояльцами в холодном доме рядом: гордые тибетцы считали «несчастных индусов» недостойными чести проживать вместе с ними. Брат бонпо оказался очень интересным человеком – серьезным и немногословным. Он делил жену со своим братом и жил за счет его скота. Семья была богатой и обитала в более просторной юрте, чем остальные кочевники. В Лабранг-Трова мы смогли пополнить наши запасы: хозяева спокойно продали нам продовольствие, даже не заподозрив в нас европейцев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.