Интервью с Квентином Тарантино Дж. Хоберман / 1996

Интервью с Квентином Тарантино

Дж. Хоберман / 1996

Испортил ли успех Квентина Тарантино? Со времен вышедших друг за другом «Челюстей» и «Близких контактов» Спилберга ни у одного американского режиссера не было ничего сравнимого с сокрушительным дуплетом «Бешеные псы» — «Криминальное чтиво». Более того, честолюбивый тридцатидвухлетний самоучка практически переписал формулу голливудского успеха. Единственный ребенок молодой матери-одиночки, вскормившей его параллельно с учебой в колледже, не окончивший школы, Тарантино персонифицирует собой американскую независимость или, по крайней мере, новое лицо независимого американского кинематографа.

Тарантино, выросший в Лос-Анджелесе и с детства мечтавший стать кинозвездой, изобрел стиль, который можно назвать «поговорили-завалили», где каждый персонаж — и прокурор, и судья, и палач — обладает своим мировоззрением. Лексикон персонажей так же брутален, как и их действия: хитросплетение нецензурной брани и богохульства.

— Прослыть самым злобным в округе выродком — не всегда благородное намерение, — говорит Тарантино, хотя ему явно импонирует титул короля «беспредела».

В прошлом году и Голливуд, и независимые зафонтанировали бурным потоком картин в духе Тарантино. Однако сам Учитель, закончив «Криминальное чтиво» весной 1994-го, поставил только эпизод «Скорой помощи» и 25-минутную историю в антологии «Четыре комнаты», а также снялся в ролях, эпизодических и не очень, в фильмах «Спи со мной», «Дестини включает радио», «Отчаянный» и «От заката до рассвета», поставленном по сценарию Тарантино его другом Робертом Родригесом («Музыкант», «Отчаянный»).

Популярный, как рок-звезда, ценитель поп-культуры Тарантино по-новому определил сущность голливудской, пользуясь его любимым словом, «крутизны». Всего шесть лет назад он в салоне видеопроката на Манхэттен-Бич пытался приохотить посетителей к творчеству Эрика Ромера. Сегодня лучший друг Тарантино — Стивен Спилберг, который дает ему творческие советы (и, возможно, наоборот). Сильвестр Сталлоне столуется с ним, а Паулина Кейл посылает ему с автографом свои рецензии, вырезанные из газет.

— Мне кажется, что люди должны похлопывать меня по плечу и давать мне сигары за то, что я до сих пор не думаю о себе в третьем лице, — говорит Тарантино.

Он все еще ездит на красном «гео», который купил на гонорар за первый сценарий, и поддерживает отношения со своей старой подружкой Грейс Лавлейс — аспиранткой факультета философии Калифорнийского университета в Ирвине. Тарантино живет в милой, творчески захламленной квартире в Западном Голливуде, которая своим скоплением кинопостеров, настольных игр и портретов героев былых боевиков отчасти напоминает ночное заведение, где Джон Траволта и Ума Турман танцевали в «Криминальном чтиве». То обстоятельство, что эту же самую квартиру арендовал Джон Траволта, когда приезжал в Лос-Анджелес для съемок в фильме «С возвращением, Коттер», лишь повышает ее историческую ценность.

Тарантино, так же как и его персонажи, очень раскован при первой встрече — тем более опившись таким количеством сомнительного кофе, подаваемого в тайской забегаловке на бульваре Сансет. Во время нашей следующей встречи в его квартире — наутро после полуночного просмотра с Родригесом «Пули в голове» — он не менее экспансивен, причисляя Родригеса к тройке лучших мастеров монтажа наряду с советским режиссером Сергеем Эйзенштейном и пионером порнографии Рассом Мейером. Может быть, и так. Слушая Тарантино, глядя на то, как он расхаживает и жестикулирует в доказательство своей точки зрения, невольно склоняешься к мысли, что в продвижении новых проектов он как режиссер тоже входит в тройку лучших.

Да уж, в плетении историй Тарантино знает толк. Существует легенда, отполированная в трех скоропостижно выскочивших этой осенью биографиях Тарантино, будто его стремительное восхождение не более чем красивая байка. Второй акт этой истории начинается с героя, стоящего на вершине мира и, судя по всему, недоумевающего, как его туда занесло.

— Он хитер, — говорит Родригес. — Он ждет, пока не почувствует, что делать дальше. Он не такой, как я, — я просто окунаюсь в следующий проект. У него это происходит по-другому.

Поклонники «Криминального чтива» не должны исключать вероятности того, что Квентин больше никогда не сделает такого фильма. С другой стороны, именно успех позволил Тарантино стать Тарантино — во всяком случае, на экране. Это взрослое дитя ростом шесть футов и два дюйма еще растет. Может, есть еще кто-то, сумеющий превзойти «Криминальное чтиво»…

ДЖ. ХОБЕРМАН: Расскажите о фильме «От заката до рассвета».

КВЕНТИН ТАРАНТИНО: Я и Джордж Клуни играем братьев — Сета и Ричи Гекко. Я совершенно отвязный психопат, но я его младший брат. По ходу фильма я насилую и убиваю пожилую женщину, на то у меня есть причины. Я только что вызволил Сета из тюрьмы, мы пытаемся добраться до Мексики и по пути грабим банк. Убиваем техасских рейнджеров и горожан. За нами погоня. Федералы и местная полиция поджидают нас в Мексике. Мы решаем переправиться через границу в чьей-нибудь машине. Подворачиваются бывший священник — его играет Харви Кейтель — с дочерью (Джульетт Льюис).

ДЖ. X: Гм.

КТ: Мы захватываем фургон! Вместе со всей семьей! Пересекаем границу и отправляемся к месту встречи — в мексиканский бар, который, к нашему изумлению, оказывается пристанищем вампиров!

ДЖ. X: Вы писали роль Ричи для себя?

КТ: Не совсем.

ДЖ. X: Вы представляли какого-нибудь другого актера или типаж?

КТ: Я никого не представлял. Я писал развлекательный фильм. Это головоломный фильм ужасов для любителей фильмов ужасов! Возможно, поклонники ужастиков посмотрят его раз по шесть. Я бы посмотрел. (Смеется).

ДЖ. X: А теперь вы собираетесь написать роль для себя.

КТ: Да. Я хочу адаптировать «Ромовый пунш» [Элмора Леонарда], но ставить буду не обязательно я. Будет две части, специально для меня и Харви Кейтеля.

ДЖ. X: Вы уже работаете над сценарием?

КТ: Делаю наброски в блокноте. Я переделываю названия, имена персонажей, кое-что по ходу сюжета.

ДЖ. X: Как вам пришла идея сделать адреналиновый укол в сердце, чтобы вывести Уму Турман из комы в «Криминальном чтиве»?

КТ: У каждого наркомана есть своя версия на этот счет. Старый наркоманский способ — сделать то же самое, только вместо адреналина — соленая вода.

ДЖ. X: Вы попадали в подобные ситуации?

КТ: У меня было много разных друзей, которые занимались этим. Сам я никогда не кололся героином.

ДЖ. X: А как же вы сняли реакцию Умы Турман на эту инъекцию?

КТ: Просто укол, и — бац! — она садится! На репетиции был другой поворот. Перед тем как я сказал ей, как это делать, она просто вскакивала! Она походила при этом на тасманийского сумчатого дьявола! Она рассказала мне, что снималась в фильме — думаю, это были «Приключения барона Мюнхгаузена», — где им привезли усыпленного леопарда. Когда он проснулся, он был весь в моче и резво подскочил. Именно это она и делала. Я сказал: «Вау, это клево!»

ДЖ. X: Ваш следующий проект?

КТ: Мне предлагали разные вещи, но я не ищу работу. После «Криминального чтива» я вообще могу не работать, если захочу. Это очень круто. Год я снимался и готовился к роли в фильме «От заката до рассвета», исполнением которой горжусь.

ДЖ. X: Некоторые из ваших предыдущих актерских работ критики разгромили в пух и прах.

КТ: Многих критиков возмущают мои попытки в этом направлении. Они даже не смотрят фильмы. Им, видите ли, больно смотреть на меня. Роджер Иберт почти пропел следующее: «Мы не хотим видеть этого парня актером. Мы хотим, чтобы он ставил фильмы». Ну не хочется мне сейчас ничего ставить! Это все равно что спрашивать: «Почему ты не женишься?» Я собираюсь в годичный отпуск. Я просто хочу пожить обычной жизнью со своей подругой.

ДЖ. X: С Грейс Лавлейс?

КТ: Да. Почитать книжки, пообщаться с друзьями, просто отдохнуть. Я не чувствую зуда обязательно что-нибудь ставить прямо сейчас. У меня только что был большой художественный прорыв в фильме «От заката до рассвета». Я понял, что все сделанное мною до этого было просто ученической работой. Никогда раньше, признаюсь, я не влезал настолько в шкуру другого человека.

ДЖ. X: А как у вас складывались отношения с другими исполнителями?

КТ: С каждым по-своему. С Джорджем мы были как братья. Джордж заботился обо мне, как Сет заботился о Ричи. Он постоянно подбадривал меня: «Да насрать на этих долбаных ублюдков с „Дестини включает радио“! Насрать на них! Ты был лучшим в этом долбаном фильме! Я уважаю тебя за эту роль, зрители тебя уважают, и ты останешься лучшим в этом фильме!»

Сейчас Харви Кейтель мне как отец. А в кино я и Джордж должны были опустить его. Я думал, Харви просто хочет немного развлечься, снимаясь в хорошем фильме ужасов. Но он ждал от меня совершенно другого. Я был абсолютно готов к тому, что если вдруг в какой-нибудь сцене я наставлю на него пушку, а он не испугается, то я отведу его в сторону и скажу: «Слышь, мужик, ты, бля, я смотрю, храбрый, так что давай-ка зарядим пушку по-настоящему и повторим эту сцену еще раз, — посмотрим, бля, изменится что-нибудь?!» Я готов был проделать это. Я готов был на это пойти. Но обошлось и так, потому что Харви — ух! — это Харви! И работа есть работа.

ДЖ. X: Вы до такой степени преданы профессии?

КТ: Как актер, я готов потратить столько времени, сколько необходимо, для того чтобы заработала нужная мышца. Мне не важно, что критикам это кажется издержками звездной болезни. Есть масса актеров, с которыми я хотел бы поработать и которые не прочь были бы поработать со мной. Помню, как-то я разговаривал со Спилбергом, и он сказал: «Не теряй той непосредственности, которая была у тебя в „Спи со мной“. Мне не доводилось видеть такого прежде. Это уникальная вещь. В „Отчаянном“ ты отличный рассказчик».

ДЖ. X: Он прав.

КТ: Во мне сидят и критик, и комик, который рвется наружу и хочет быть смешным во время ток-шоу! Я не хочу быть режиссером-занудой, толкующим о своем мудацком пупке и доводящим всех до чесотки! Недавно я общался с Джеем Лено. Больше я не даю никаких предварительных интервью, потому что я знаю, бля, что я делаю!

ДЖ. X: Ваш любимый актер-комик?

КТ: Джордж Карлин. Я стараюсь использовать в своих фильмах тот острый язык, которым он пользуется всю жизнь. Слова есть слова. Чтобы придать тому или иному слову вес — не важно, какое это слово — ниггер или хуй, — надо вложить в него больше энергии. «Этот ниггер — сумасшедший» Ричарда Прайора ближе всех к идеальной комедии. Это великий американский роман, сделанный как обычная комедия.

ДЖ. X: А ваши любимые актеры?

КТ: Я страстный поклонник актеров непредсказуемого поведения. Думаю, Майкл Паркс [ «Киллер»] — один из величайших актеров всех времен и народов! Он преодолел все барьеры на своем пути. Он занят в фильме «От заката до рассвета».

ДЖ. X: А как насчет вашего поколения?

КТ: Шон Пенн, Тим Рот и Ник Кейдж. Тим — потому что он многолик и дерзок. Он хамелеон. Шон обладает неподражаемой сурово-сексуальной харизмой. А Ник Кейдж — просто за храбрость. Я не знаю ни одного другого актера за всю историю кино, который добился бы признания на случайных, совсем не своих ролях.

ДЖ. X: Вы восхищались Микки Рурком.

КТ: Да, он отличный актер, но, по правде говоря, я нахожу трудным работать с тем, кто постоянно говорит: «Ох, это долбаное лицедейство, это тебе не хуем ворочать». А для меня лицедейство — это все. Я учился ему шесть лет, но нигде не работал. Я даже не мог попасть на пробы. Я годами безуспешно добивался какой-нибудь роли. Актерская школа научила меня всему тому, что я знаю о сценарном мастерстве и режиссуре. Я не посещал ни одной киношколы, но я учился актерскому мастерству. Большинство режиссеров ни хрена не знают об актерской профессии. Актерам часто приходится иметь дело с режиссерами, которые на самом деле не понимают, что и как актеры делают, и при этом еще умудряются командовать другими.

ДЖ. X: Насколько тесно вы работали с Джоном Траволтой и Умой Турман в «Криминальном чтиве» — например, в эпизоде их танца?

КТ: Я ставил его. У меня были очень необычные, слегка роботоподобные задумки. И еще целый список разных танцевальных движений. Когда надо было, я просто выкрикивал: па-де-бурре, двойная ронда, плие, батман! Джон хорошо знает этот материал. В частности, я хотел сделать «ча-ча-ча». Я хотел, чтобы Ума Турман танцевала, как Ева Габор в «Котах-аристократах».

ДЖ. X: Она знала, что воспроизводит движения мультяшного персонажа?

КТ: Я не показывал ей «Котов-аристократов». Я просто имитировал их — руку вниз, ногу сюда и т. д.

ДЖ. X: Узнали ли вы что-нибудь особенное из жизни знаменитостей в Америке?

КТ: Единственная сверхъестественная вещь, когда ты знаменит, заключается в том, что, встречая других знаменитостей, тебе надо вести себя с ними как с незнакомыми людьми. Это как-то странновато, ведь ты так много знаешь о них.

ДЖ. X: А есть такие, с которыми вы еще не встречались?

КТ: Я бы очень хотел встретиться с Мишель Пфайффер.

ДЖ. X: Я совсем недавно прочел интервью с группой парней, которые работали с вами в видеопрокате. Они говорят, что вы стали сдержаннее.

КТ: До того как я добился успеха, я был совсем за гранью, потому что чувствовал все то же самое, что и сейчас, но меня не замечали. Я говорю не обо всей этой звездной хуете. Я говорю о простом уважении к тому, что ты делаешь. С того момента, как я покинул дом матери и жил сам по себе, меня преследовала полиция. Я жил как деклассированный элемент. Я ни разу не выезжал за пределы Лос-Анджелесского округа. Когда я поехал на кинофестиваль «Санденс», я впервые увидел настоящий снег.

ДЖ. X: Этой осенью были опубликованы три ваших биографии.

КТ: Полная шиза.

ДЖ. X: Вы читали все три?

КТ: Да. Я не представлял, что могут быть какие-нибудь кривотолки, пока люди не стали писать книжки о моей жизни. Меня не интересуют люди, которые ругают меня. Я не показываюсь на публике, потому что это их вдохновляет. Это дает пищу их больному воображению. Будь я помоложе, я бы вышиб двери в их домах и оторвал бы им яйца. Но, возмужав, я отказался от детских шалостей. Если они хотят подняться, говоря обо мне гадости, — что ж, семь футов под килем.

ДЖ. X: Кого вы имеете в виду?

КТ: Роджер [Эйвери, соавтор «Криминального чтива»] был моим лучшим другом, и нечего особо печалиться об этом. Просто меня еще никто не предавал из моих близких, которых я любил и с которыми был так удивительно бескорыстен. Потому что я очень эгоистичный парень. Ну, не в самом плохом смысле этого слова, — просто как единственный ребенок — с тех пор как мой отчим бросил нас, когда мне было десять.

ДЖ. X: Вы имеете в виду то, что Эйвери выставляет себя соавтором вашего прогона в «Спи со мной» о гомосексуальном подтексте «Лучшего стрелка»?

КТ: Он повсюду болтает об этом. Я уже не обижаюсь. Меня это просто бесит.

ДЖ. X: Вам кажется, что пресса представляет вас в ложном свете?

КТ: Есть пара недоразумений обо мне, которые приводят меня в ярость. Одно из них — будто я проживаю всю свою жизнь в кино, будто оно пожирает меня. Это ложь! Я живу гораздо более насыщенной жизнью, чем большинство из тех, кого я встречал!

ДЖ. X: А чем вы занимаетесь помимо кино?

КТ: Перед съемками «От заката до рассвета» я брал уроки бокса. Мне понравилось. Я занимался пять раз в неделю. Но, по правде говоря, больше всего мне нравится посвящать время самому себе. Я был единственным ребенком. Я провел почти весь свой третий десяток наедине с самим собой. Мне нравится одиночество. Иногда я отключаю телефон и ухожу в подполье дня на четыре. Я люблю читать. Это почти как секс — ты должен идти до конца или ничего не получится.

ДЖ. X: Что вы читаете сейчас?

КТ: Перечитываю «Ромовый пунш» Элмора Леонарда на предмет экранизации. Грейс достала мне книгу Молли Хаскелл об ее отношениях с Эндрю Саррисом [ «Любовь и другие инфекционные заболевания»]. Она читала, и ей понравилось.

ДЖ. X: Вы снова с Грейс после «Криминального чтива»?

КТ: Верно. Первое, что мы сделали, — отправились вместе на Нью-Йоркский кинофестиваль.

ДЖ. X: Вы познакомились с Грейс, когда работали в Видеоархиве?

КТ: Да-да. Она тоже там работала. Я ей полностью доверяю, и, что еще более важно, хорошо, когда рядом с тобой человек, с которым тебя связывает прошлое. Ты не теряешь друзей, когда случаются неприятности. Совсем наоборот. Мои друзья гораздо более озабочены моими проблемами, чем я их. У меня есть приглашение отобедать с Арнольдом Шварценеггером. Я встречался с Уорреном Битти. Он понравился мне, и я был бы не прочь с ним пообщаться. Но у меня нет времени. Вывод такой: я постоянно занят, а если не занят, то хочу побыть наедине с самим собой или с Грейс.

ДЖ. X: Вы возобновили отношения с Грейс на время творческого простоя?

КТ: Ну, это было не сознательное решение. В свое время мы действительно расстались. У нее был кто-то другой. Я тоже перебесился. А потом нас снова потянуло друг к другу. Меня вырастила сильная женщина, и я всегда полагал, что женщины должны быть такими же сильными, как моя мать. Оказывается, необязательно.

ДЖ. X: Президент Клинтон тоже был воспитан очень самостоятельной женщиной, выходившей замуж несколько раз.

КТ: Так он и женился на Хиллари! Слабенькая ему не нужна была. Когда ты воспитан сильной женщиной, ты думаешь о спутнице жизни как о компаньоне. Ты ожидаешь, что, будучи вместе, вы станете жить каждый своей жизнью.

ДЖ. X: У Грейс есть своя работа, которая не имеет никакого отношения к вашей.

КТ: Она думает обо мне только как о Квентине. Она не знает, кто такой Квентин Тарантино.

ДЖ. X: А каково это — быть Квентином Тарантино?

КТ: Миллиарды людей говорили это до меня, но это правда: известность, если бы она имела кнопку «вкл — выкл», была бы самой потрясающей вещью в мире. Люди, которые подходят ко мне, никогда не говорят ничего оскорбительного. Никто не подходил ко мне со словами: «Я думаю, все, что ты делаешь, — туфта». Люди на самом деле доброжелательны, но я хотел бы жить обычной жизнью. Я ходил на просмотр («Достать коротышку») и сел не в ложе, а прямо перед экраном вместе с детьми. Тут ко мне подходит парень и просит автограф. А я говорю ему: «Только не в кинотеатре, мужик. Я пришел сюда, так же как и ты, посмотреть кино. Надо уважительно относиться к таким вещам, понимаешь?» Вы скажете мне, что я не прав, но я думаю, что в Америке я известен не как режиссер, а как кинозвезда.

ДЖ. X: Я бы сказал — пятьдесят на пятьдесят.

КТ: Спайк Ли один из немногих, кого могли бы пригласить провести шоу «Субботний вечер», потому что он известный режиссер.

ДЖ. X: Вас уже приглашали?

КТ: Только после «От заката до рассвета». До этого — нет.

ДЖ. X: У вас есть эпизодическая роль в новом фильме Спайка Ли «Девушка № 6».

КТ: Там я сделал то, чего обещал не делать никогда, — сыграл режиссера. Мне просто захотелось поработать со Спайком. У меня первая сцена в этом фильме: белый хип-хоп-режиссер проводит пробы Терезы Рэндл на роль в своем фильме. Моя задача — заставить ее раздеться.

ДЖ. X: Как Спайк предложил вам сыграть это?

КТ: Он не предлагал — все было прописано в сценарии. Нас с Терезой провели в комнату. Было слегка страшновато, потому что Спайк держался как босс. На съемках он жестковат — он и его ассистенты не гавкают на вас, но… (Щелкает несколько раз пальцами).

ДЖ. X: Он говорил, что ему нравится «Криминальное чтиво», но при этом ему хотелось бы, чтобы вы пореже употребляли слово «ниггер».

КТ: У него была возможность сказать это мне в лицо, но он ничего подобного не говорил. Не думаю, чтобы его это сильно беспокоило. Скорее это политика. И ему не просто нравится «Криминальное чтиво» — он в восторге от него!

ДЖ. X: Вы когда-нибудь снимали документальные ленты?

КТ: Я сейчас выпускаю фильм о съемках «От заката до рассвета». Мы предполагали большие проблемы с IATSE (Международный союз театральных и сценических деятелей). И я подумал, что надо сделать фильм об этом, я не хотел, чтобы это стало проходным моментом. Это действительно больной вопрос.

ДЖ. X: В смысле?

КТ: Все независимое кинопроизводство в Лос-Анджелесе находится под неусыпным контролем IATSE. Если вы делаете фильм за три миллиона долларов — они помечают вас на своем планшете красным флажком.

ДЖ. X: IATSE пытался построить и вашу команду?

КТ: Пытался. Но не получил поддержки. Команда была счастлива. Мы хорошо заработали.

ДЖ. X: А союз будет и дальше курировать вас?

КТ: Знаете, у нас нет больше работы, — работа есть у людей союза. Я подхожу с любительской точки зрения. Эта система никогда не помогала мне. Никогда не защищала меня. Я не получил от нее никакой поддержки. И вот, когда я состоялся, они приходят ко мне и говорят: «Вы должны заплатить нам взнос». Если я собираюсь сделать фильм за четыре миллиона, это не значит, что я хочу устроить им выходные, — это значит, что производство фильма обойдется в четыре миллиона долларов. У меня должна быть возможность делать небольшие фильмы. Это форма искусства, а не текстильная фабрика.

ДЖ. X: Вы член гильдии сценаристов?

КТ: И гильдии сценаристов, и гильдии режиссеров.

ДЖ. X: И гильдии киноактеров?

КТ: Конечно. Вы обязаны быть ее членом, иначе вам нельзя будет сниматься. Я много лет пытался стать членом гильдии киноактеров, но не мог.

ДЖ. X: Квентин, как бы вы охарактеризовали ваши политические взгляды?

КТ: (Пауза). Думаю, я демократ. Определенно не консерватор. Да, определенно я не республиканец. Большинство людей, занимая ту или иную сторону, не пользуются мелкими кисточками, они берут валик побольше и закрашивают каждого в демократы или воинствующие фашисты.

ДЖ. X: Последний кинофестиваль «Санденс» отличался изрядным количеством фильмов с крутыми ребятами, насилием и криминальными сюжетами. Как вы относитесь к таким псевдотарантиновским картинам?

КТ: Лично мне это нравится. Я восхищен этим. Для меня это просто прорыв. Если я немного облегчил художникам движение в этом направлении, замечательно, — значит, мне кое-что удалось на этом свете.

ДЖ. X: Вас не раздражает, что Боб Доул назвал «Настоящую любовь» и «Прирожденных убийц», поставленные по вашим сценариям, «безнравственным кошмаром»?

КТ: Это политическая кампания. Ему только потому и дают эфирное время, что он нападает на всех. Он даже не видел этих фильмов. Мне звонили триллион раз: хотят, чтобы я поучаствовал в «Вечерней реплике» с Доулом. Я в такие игры не играю. Выигрывай свое президентство сам, дружище. А то прямо как у Джорджа Карлина: хотят ввести запрет на игрушечные пистолеты, а мы, бля, собираемся стрелять из настоящих! (Смеется).

ДЖ. X: Европейцы часто отмечают, что американцы более щепетильны по отношению к сексу, чем к насилию.

КТ: Я хочу купить на тысячу долларов билетов на «Шоу-гелз». Пусть «Шоу-гелз» заработают в этом году больше всех. Если бы запрет NC-17 («Детям до 17 смотреть не разрешается») был жизнеспособен, многим киношникам пришлось бы вылезти из подполья, ведь именно этим они живут, этим дышат, именно туда зовут их природные инстинкты. Я имею в виду, нелепо полагать, будто рейтинг NC-17 автоматически означает коммерческую смерть фильма. С какой такой стати? Потому что провалилась экранизация дневников Анаис Нин [ «Генри и Джун»]? Это что, приговор?!

ДЖ. X: А есть такой фильм, который своей жестокостью вызвал бы у вас отвращение?

КТ: Я не подхожу к художественным произведениям с моральными критериями. Если это плохо с художественной точки зрения, то не важно, мюзикл это или какая другая херня.

ДЖ. X: Влияет ли кино на поведение зрителей?

КТ: Если бы я не любил так кино и не хотел стать актером, я, наверное, стал бы уголовником. Меня очень привлекала романтика этой жизни. Когда я был подростком, я был абсолютно уверен, что никогда не стану вламывать с девяти до пяти для того, чтобы заработать на «хонду». Я буду просто брать то, что хочу. Я три раза отсидел в окружной тюрьме — ну, там, за ерунду, — но лучше я отсижу в тюрьме, чем буду платить деньги.

ДЖ. X: Вы имеете в виду штрафы за нарушение правил парковки?

КТ: Да, все эти жуткие предписания. У меня всегда были неоформленные машины.

ДЖ. X: Значит, по-вашему, нет никакой связи между пристрастием к насилию на экране и в жизни?

КТ: Я вовсе не пристрастен к насилию в жизни. Я никогда не любил драться. Я не дерусь по правилам дуэльного кодекса. Если уж я дерусь, то дерусь насмерть, предполагая, что противник собирается меня убить. Потому-то я не держу в доме оружия: если бы сюда ворвался двенадцатилетний подросток, я бы его убил. У него нет права врываться в мой дом. Я вынужден предполагать наихудшее. Я не стал бы задерживать его до появления полиции, стрелять в ногу… Я разрядил бы в него всю обойму до последнего патрона. Точно так же я отношусь и к своей работе в кино. Я знаю, что к концу работы никто ничего не напутал и не сделал такого, что могло бы меня расстроить.

ДЖ. X: Что, такого никогда не случалось?

КТ: Никогда! Я даже не беспокоюсь об этом. Я сжег бы негатив. Двадцать миллионов долларов — тьфу! — ерунда.