ГЛАВА 33. НАХОДКА. ДОМ В ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ

ГЛАВА 33. НАХОДКА. ДОМ В ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ

– Ася, все решено! – сказала однажды в прекрасный день Марина. – Покупаем! Уже и сил нет искать дольше, но главное – мы нашли дом, который похож на трехпрудный! Не все, конечно, но и лестницы, и антресоли, и такие же друг за другом зала и гостиная, и за гостиной -маленький кабинет! Я ненавижу спальни, ты тоже? Сережа будет жить внизу, в кабинете, – а я – наверху, рядом с детской. Тебе понравится, вот увидишь! Моя комната длинная, небольшая, и два окна друг к другу углом, как у тебя в углу в нашей бывшей детской! Сразу видишь все закоулки двора! Там большая береза, и возле нее маленькие, и кусты. Кусты всюду. Сегодня не можешь? Тогда адрес запомни. Может быть, сама к нам приедешь, мы там будем завтра до вечера! Улица Полякова. А дом – в переулках, на углу Первого Казачьего и Екатерининского. Очень тихие. Такая провинциальная старина… Мы будем очень торопиться с перевозкой вещей – ведь из разных мест: у Лили и Веры, из Трехпрудного… Я уже папе сказала, он обещал посмотреть. Лучшее из всего, что мы видели, – и как-то совсем отдельно, как будто маленькая усадьба. Мне даже показалось так: выйдешь, завернешь за угол – и река, косогоры… Сережа сейчас у сестер. Хочет забрать свои книги, учебники. Как только переедем, сразу засядет учиться, хочет скорее сдавать экзамен, при округе… Только бы температура не помешала! Но печи – хорошие, туда соседка их заходила, пожилая, уютная. А наверху – три комнаты. Одна даже лишняя -большая, как детская. Но моя странная, узкая и волшебная. Я сразу почувствовала, что – моя…

– Яоченьза тебя рада! Наконец! Завтра приеду.

И во вдохновении, от Марины зачерпнутом, я на другой день окунулась в ее восхищение. Двор, какой двор! Акации и тополя, как в Трехпрудном, а посредине -береза! Кусок

Тарусы. В пустой будке собачьей – увы! – пса не было, но он будет! Дом без пса? Но коты мелькали, разношерстные, дикие, – приручатся!..

…Почему-то двое ворот, под углом! В разные переулки! Так только в детских книжках бывает!

Будущий мой сын не давал быстро взойти на лестницу -Марина еще всходила легко. Наверху, на площадке лестничной, меньше, чем обводили перила, – так в нашем детстве было – три двери: две напротив друг друга, а одна – перед последней ступенькой. Эту раскрыла Марина:

– Детская! Видишь: просторная, чтобы бегать, потом… Тут – кроватка, а тут – нянина. Няньки у печей любят!

Выходя, показывая направо:

– В эту комнату я еще ничего не придумала – какая-то без уюта, еще непонятная. А вот эта дверь – в мою! Иди острожно, не задень за угол перил!

Мы стояли в комнате вдвое уже, чем детская. Чем она казалась странной? Может быть, тем, что окно в ее правом торце расширяло ее ширину, в то время как второе окно, если стоять у торца правого, было почти незаметно, вписано в конец длинной стены. И отчего-то казалось, правда на миг, пока не сообразишь, что наверно, комната не прямая, а с поворотом – поворота же не было.

– Нравится? – увлеченно сказала Марина. – Теперь слушай: книжный шкаф, мамин, будет у Сережи внизу, в кабинете. Мы купили на Арбате, в антикварном, два кресла красного дерева, может быть, их тут… Посмотрим! А вот мечту мою давнюю (мне стало трудно по антикварным) -Сережа давно уже ищет. Я говорю о шарманке! Я ее так хочу, но вот в этой комнате ей как-то нет места, шарманка должна иметь свой, глубже, чем комната, угол… Чтобы она о т т у д а, из глубины играла…,Раз ее невозможно носить!

Мы спускались.

– Когда научатся по этой лестнице дети спускаться? -раздумчиво сказала Марина, пропуская меня вперед. -Держись за перила! Наши дети, когда и мы-то не очень… Падать они будут, что ли?

– Мы-то не падали? Отчего-то не падали!

– Да, но та лестница была как стрела, а эта какая-то с поворотами… Тут одна ступенька – вдруг – маленькая, я

чуть не упала вчера, ожидая, что она глубже. Ася! Уборная в углу, под лестницей. А напротив – совсем ненужная комната: никакая и на отлете. Мы, наверное, ее сдадим: пусть кто-нибудь живет, сам по себе. У выхода. Зачем-то такую комнату выдумали?

Мы входили в первый этаж дома – с черного хода, с низа лестничной клетки.

– Полукруглая, понимаешь?

– Очень странная. Никогда полукруглых комнат не видела.

– Во сне видела. Но эта – отчего она темно-желтая?

– И это не обои, по-моему, – сказала я неодобрительно, -это какой-то состав… И как-то пахнет особенно! Марина! Тут же нет окон!

– Да, окон нет… А тут негде им быть: кругом комнаты!

– Я никогда не видела комнат без окон…

– Ты знаешь, она вовсе не полукруглая, у нее углы полукруглые! – сказала с интересом Марина. – Как у багетных рам.

– Я бы не хотела жить в этой комнате!

– Да никто и не будет, – сказала Марина. – Здесь будет столовая…

Дверь, через которую мы вошли, была посередине комнаты. И справа и слева было еще по двери. Впереди стена была цельная, глухая.

– Как ты хочешь обходить низ? – спросила Марина. -Справа, через залу и гостиную, или слева, через Сережин кабинет?

– Через залу! Хочется ко всему приглядеться, свыкнуться! Из столовой – как в Трехпрудном, дверь в залу… Но там зала была высокая, а столовая низкая, под антресолями. Тут – антресоли… Как же так получается, что ровная высота?

– Я этого ничего не понимаю и не пойму! – твердо и без тени любознательности сказала Марина. – Смотри: так же как из залы был выход вправо, в переднюю, а влево тоже идет анфилада: зала, гостиная, кабинет. Если эти комнаты увеличить в лупу – то будет Трехпрудный! Как же я могла не купить этот дом! И ведь не бог весть сколько Тьо могла подарить мне – но хватило как раз! Сколько Тьо дала мне, столько и назначили. Точно знали, что больше нет! Как во сне!

Мы медленно обходили одну за другой комнаты. Но, в то время как Марина говорила о сходствах двух домов, я молча замечала их разницы: зала была не угловая, не выходила, как в отцовском доме, частью окон во двор. Не было той, улетающей к потолкам, высоты, все было сжато, приземисто. Деформировано – но это надо было скрывать от Марины… Раз она так видела… Мне надо было себя тренировать на видение сходства, чтобы хоть приблизиться к ее состоянию счастья. Что-то было грешное в моей зоркости, беспощадности наблюдения. «Я должна раствориться в Маринином состоянии!» – сказала я себе строго.

В зале было, помнится, три окна: в Первый Казачий? Екатерининский? Этого я тогда не знала и – далее будет ясно почему – не знаю и не узнаю теперь.

– Тут был у нас в Трехпрудном буфет, – сказала Марина и показала на пустой угол между передней и залой.

– А сбоку и над амбразурой окна висел – столько лет! -портрет Варвары Дмитриевны Иловайской…

«Опять о несходстве… – сказала я себе укоризненно, -ни одного слова об этом…» (И точно помогут мне в этом решении). «Переступив порог» – его не было – из залы в гостиную, я остановилась: два полукруга кафельных печей влево по ходу, такое – повторение печей гостиной Трехлрудного, что шаг замер: мы стояли точно в по волшебству уменьшенной, с детства знакомой гостиной -ниже, уже, но макетно повторенной!

– Поняла, как похоже? – радостно сказала Марина. -Как же не купить нам это? Чтобы к чужим людям попало это невероятное сходство? Никому, кроме нас, не нужное? Зала, гостиная – те же! И передняя! Я как вошла… Точно как там поставлю два дивана, напротив друг друга, купим старинные, и столы к ним – овальные, круглые… А возле печей – подставки закажем высокие (канделябры, они есть!). Люстру купим, с подвесками. Помнишь, какой-то упал, хрустальный, и в нем огоньки, разноцветные… Только бы Сережа не надорвался с этими своими экзаменами! Мамина чахотка и к нему прицепилась… (вздох). Хочет в один год все, столько! Разве возможно? Больной с пятнадцати лет.

Но, войдя в кабинет, вы оказывались в совсем другой комнате, решительно непохожей на папин: и не только тем, что папин был большой, по размеру равный гостиной, а тем,

что комната была просто крошечная, в одно окно, выходившее в закоулок двора, в той стене, где у папы были книжные полки – целая стена книг, папины два выходили на улицу как и зала, и гостиной, удлиняя фасад (в доме Трехпрудного было семь окон фасада, в этом, стало быть, – пять).

Но неожиданный уют был в этом будущем кабинете, заглядывающем в зелень двора узеньким карандашным окном. Собственно, эта крошка слила в себе две комнаты: кабинет и спальню, которой тут – не было. А там, где из спальни Трехпрудного была дверка в маленький коридор к черному ходу, тут, в левом боку этой комнатки, была дверь в ту темно-желтую столовую. Так дом, проглотив спальню, или же ее не родив, являл собой частичное повторение дома в Трехпрудном, пятиоконный фасад вместо семиоконного, бес-спальный дом, но лестничный, антресольный и березовый (в Трехлрудном берез не было!). И была наша молодость, заменив детство, – радость и мощь нам принадлежащего будущего!

Так казалось нам. Кто же умеет видеть будущее? Кто поверил бы в тот час – наш, сегодняшний час, в закон превращения, более могучий, чем явь, нам в тот день так трезво служивший? Только в музыке звучит он, закон катастроф, слияния прошлого с будущим, неожиданностей, грохота черного грома – с арками радуг, глотающих гром, открывающих вход на небо! Но к чему тут метафоры? Я только хочу сказать, что не напрасно детство боком прижато о юность – и кто же их разберет? Не тот же ли закон детского одиночества, льнущего к книгам, к вещам, к животным, открывался Марине в те дни в законе, названном счастье?

В слиянье с другой душой, неожиданной и близкой, ближе даже, чем две наши души? Он уже входил с черного хода, высокий, веселый, все знающий, радостный, – в нем она могла утопить каждый свой вздох. Кто поверил бы тогда в грядущие катастрофы сознанья, способные – разлучить?

«Разлука» называется через несколько лет книжка стихов, крик души Ярославны, Психеи и Эвридики! Всему свое время -и слава закону жизни, умеющей иногда – не спешить…

Был солнечный день. Подводы везли к дому вещи, выгружались сундуки, шкафы, столы, диваны и кресла. Бурно, как громовые раскаты, шла расстановка всего, примерка, перестановка, гремела шагами лестница – это

счастье вселялось в дом, где скоро откроет глаза Ариадна, огромные свои, как у отца, только светлые, сказочно-недетские глаза. Кто посмеет при мне утверждать, что жизнь Марины – трагедия, что Марина была несчастна? Шли не дни, шли годы – и счет я им знаю, – нет, они бесконечны – Марина была счастлива!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.