Рассказ о моей жизни[116]
Рассказ о моей жизни[116]
Я родился 15 августа 1863 г. Мой отец был артиллеристом. Он учился на казенный счет, так как дед был ранен под Бородином и имел право на бесплатное обучение своих детей.
В начале 60-х годов отец вышел в отставку. В течение 15 лет он вместе с семьей жил в деревне. Затем мы переехали в Севастополь. Обучение в местном училище было тогда поставлено из рук вон плохо. Немецкому языку, например, нас обучал немец, которого я потому запомнил, что у него всегда болели зубы. Поэтому в кармане наш педагог держал всегда полуштоф водки, к которому все время прикладывался. У этого преподавателя мы ничему не научились. В 1878 г. я поступил в Морское училище.
Царское правительство всегда боялось каких бы то ни было обществ и кружков, устраиваемых воспитанниками училища. Боязнь эта доходила до курьезов. Я помню, как в назидание нам читали приказ великого князя Константина Николаевича о том, как несколько воспитанников старших классов решили устроить общество для эксплуатации богатств Севера. Даже в такой безобидной организации власти хотели найти политический оттенок.
В 1883 г. в училище была образована революционная группа сыном Шелгунова. Я хорошо знал молодого Шелгунова. Группа была захвачена в момент, когда сам Шелгунов находился в заграничном плавании. Его арестовали на борту корабля. Все участники этой группы были разжалованы и отправлены в дисциплинарные батальоны на разные сроки.[117]
Много было в старой России людей, недовольных существующим строем. В детстве я встречался с известными революционерками — сестрами Фигнер. Они приходились нам свойственниками и бывали у моих родителей вместе со своими друзьями.[118]
Помню, я даже обижался, что моя мать оставляла ночевать у нас сестер Фигнер. Я приду домой с вечера на воскресенье, а мне говорят:
— Ты ступай ночевать в корпус, потому что у нас будут Фигнер ночевать.
Это мне удовольствия, конечно, не доставляло, ибо прежде чем покинуть в воскресный день корпус, надо было отстоять длинную и нудную обедню.
Большим преимуществом Морского корпуса в те годы, когда я в нем учился, было то, что в нем горячо поддерживались традиции прежнего директора — Римского-Корсакова, брата известного русского композитора. Это был в высшей степени образованный человек, прекрасный моряк, горячо любивший свою родину и свое дело.
Окончив учение, я начал работать в компасной мастерской Гидрографического управления у де Колонга, замечательного моряка и ученого, создателя теории о девиации компаса. Про него в шутку говорили: «Колонг держится-де такого мнения, что корабли только для того и строят, чтобы было где компасы ставить».
К этому периоду относится моя первая научная работа о компасах. Работая под руководством Колонга в компасной мастерской, я все-таки отлично понимал, что не корабль для компаса, а компас для корабля. Еще будучи в Морском корпусе, я любил в свободное время ходить в Адмиралтейство знакомиться с производством кораблестроительных работ.
В 1887 г. я ушел из компасной мастерской. Начал работать на Франко-русском заводе — предке теперешнего завода-гиганта им. Марти, а затем решил продолжать учение. Окончив кораблестроительное отделение академии, я остался в ней вести практические занятия по математике. С 1887 г. главной моей специальностью стало кораблестроение или, лучше сказать, приложение математики к разного рода вопросам морского дела. В академии мне было поручено впоследствии вести курс теории корабля.
Особенно меня заинтересовал вопрос расчетов килевой качки корабля. Во время строительства Либавского порта был вырыт длинный канал в море глубиной примерно в 30 футов. Яхте «Полярная звезда» приказали пойти в Либаву. Было свежо. Сильный ветер поднимал крупную волну. Командир яхты стал на якорь у входа в канал и отказался идти дальше. Произошел крупный скандал. Дело в том, что на яхте должен был идти сам царь. Пришлось ему ехать в Петербург по железной дороге.
В связи с этим меня вызвали в Гидрографический департамент, где предложили разработать вопрос о килевой качке корабля и установить, насколько корабль качается носом и кормой и какой нужно учесть запас глубины под килем, чтобы обеспечить безопасность прохода в любую погоду.
Закончив эту работу, я сказал, что этот вопрос — новый и трудный и мне бы хотелось доложить о нем в Английском обществе кораблестроительных инженеров. Желание мое должно быть понятным, потому что в этом обществе были собраны лучшие кораблестроители мира того времени.
В Англии я пробыл несколько дней. Сделал доклад, посетил кораблестроительные заводы. Мой доклад был напечатан в «Трудах Общества». Спустя год я развил общую теорию качки корабля на волне. За этот труд Общество присудило мне золотую медаль. Это было тем более приятно, что русский человек был первым из иностранцев, который получил золотую медаль самого известного в мире Общества кораблестроительных инженеров.[119]
Мне хочется рассказать читателям «Красного флота» о другой моей большой работе над вопросом о непотопляемости судов. Я доказывал, что спасать корабль, когда он получает пробоины, надо не откачкой воды, а наоборот: надо спрямлять корабль, затопляя другие отделения, кроме поврежденных, чтобы корабль не опрокидывался.
Из-за этой теории мне пришлось выдержать большую борьбу. Корабельные инженеры в генеральских мундирах, сидевшие в Морском техническом комитете, не могли отрешиться от рутины. За то, что я их в этом обвинял, мне был объявлен выговор в приказе по флоту.
В рапорте по вопросу о непотопляемости судов я для примера взял броненосец «Петропавловск», ибо в бассейне была его модель с отсеками, сделанная по указаниям адмирала Макарова. На примере, подтверждающем мои расчеты, я показывал, как модель опрокидывается, если ее не спрямляют, затопляя другие отсеки.
На рапорте была положена резолюция о немедленном рассмотрении моей работы, а рапорт был положен под сукно. Только после гибели «Петропавловска» вспомнили о моей работе.
Было немедленно назначено заседание, на котором я сделал доклад о непотопляемости корабля. Однако по докладу не приняли никаких мер. Мне даже с упреком сказали:
— Обращаясь к генерал-лейтенанту, подполковник не должен делать такие доклады, он должен помнить и соблюдать субординацию, а не называть прямо в глаза вещи их именами (!).
И только после Цусимы моя теория о непотопляемости стала применяться в практике кораблестроения.
Великая Октябрьская социалистическая революция застала меня на работе в Русском обществе пароходства и торговли.
Я ведал постройкой пароходов и их технической эксплуатацией. Когда декретом молодого правительства рабочих и крестьян коммерческий флот был национализирован, я передал весь флот советской власти.[120]
В 1921 г. Советская страна командировала группу ученых, в том числе академиков Рождественского, Иоффе и меня, за границу для возобновления научных сношений и приобретения книг и приборов для Академии наук, в частности для Морской академии.
Командировка была рассчитана на непродолжительный срок; однако мне пришлось пробыть за границей семь лет. Это время я там работал по самым различным заданиям советского правительства.
Советская страна нуждалась в большом количестве паровозов. 1250 паровозов были заказаны на заграничных паровозостроительных заводах. Паровозы надо было перевозить в Россию в собранном виде водным путем. Мне было поручено приискивать пригодные и выгодные для этих перевозок пароходы.
Ознакомившись с этим делом, я предложил не фрахтовать пароходы по дорогой цене, а покупать их. Во время перевозки паровозов, заказанных только в одной Швеции, удалось сэкономить около полутора миллионов рублей золотом. Два парохода, закупленные мной в первые годы советской власти, и сейчас плавают под советским флагом. Это «Воровский» и «Ян Томп». Третий был продан со скидкой с покупной цены, во много раз меньшей фрахта.
В течение двадцати лет по планам Ленина и Сталина величайшая страна с населением более 170 миллионов превращена из отсталой земледельческой в страну крупной промышленности. В Советском Союзе произведены небывалые технико-экономические реформы и такие гигантские сооружения, о которых раньше не смели и думать.
Вспомните замечательные слова Ленина, что коммунизм — это советская власть плюс электрификация!
Генеральный план электрификации осуществлен и во много раз превзойден против того, что намечал Владимир Ильич.
Или взять Волгу! Она превращается в такую реку, по которой суда громадных размеров могут идти из Каспия в Ленинград. Эти небывалые работы могли произвести только наша партия и правительство, только наш народ. Капиталистическим странам такое грандиозное строительство не под силу.
Сейчас, когда международная обстановка очень напряжена, наша страна уделяет много сил укреплению своей оборонной мощи. Как заявил Вячеслав Михайлович Молотов, мы приступили к постройке мощного военного-морского флота. Ни у кого не может возникнуть сомнения, что это будет исполнена в небывало короткий срок, подобно тому как уже исполнены другие гигантские сооружения.
Эта уверенность вливает в каждого работника желание с большим рвением работать на благо своей родины.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.