ВОСПОМИНАНИЯ АРТИСТА ЛЬВА ДУРОВА
ВОСПОМИНАНИЯ АРТИСТА ЛЬВА ДУРОВА
Время идет, и всплывают воспоминания о времени, о людях во времени. Странное дело: одних мы вспоминаем гораздо чаще, других — только навскидку. Очевидно первые были неповторимы — мы таких больше не встречаем, или, как утверждает популярный слоган, «Таких больше не делают!» Есть люди, которые не повторяются, и вот к таким-то и относился Юлиан Семенов.
Мое знакомство с Юлианом Семеновым не ограничивается рамкой фильма «Семнадцать мгновений весны». Да, конечно, я довольно долго знал его заочно, ибо читал его произведения, — а каждая книга Юлиана Семенова была бестселлером, таким литературным знаком своего времени, и знаком очень ярким. А сколько картин было снято по его сценариям! И я ни в одной не снимался.
Потом пришло очное знакомство, множество совместных акций, смешных эпизодов, иногда странных, подчас нелепых, а в целом это выросло в фигуру, которую я называл Фальстафом за жизненную неуемность. Это был подлинный вечный двигатель, еще не созданный научной практикой, но воплощенный в человеке!
Впервые (после съемок «Семнадцати мгновений весны») мы встретились в Германии, на Мюнстерском фестивале. Он возник резко, сразу после нашего приземления в аэропорту, и тут же, «взяв в плен» меня и Леню Каневского, стал рассказывать о городе, о своей корреспондентской работе. Рассказывал бурно, перебивая свой рассказ вопросами о делах и планах нашего театра.
Будучи корреспондентом «Литературной газеты» в Германии, Юлиан снимал отдельный дом — странное бетонное здание, эдакое бунгало, куда он нас и повез.
Там висели замечательные картины его дочери Дарьи, о творчестве которой мы выслушали увлекательную лекцию. Ему было мало, что мы безоговорочно признали Дарью потрясающим художником, он договорился до того, что все импрессионисты пошли от Дарьи. И хотя все это Юлиан рассказывал чрезвычайно увлеченно, в то же время он умудрился разжечь камин, поджарить так какие-то сосиски и… подготовить выпивку!
Леня Каневский, очевидно думая, что Юлиан богатый человек, сделал попытку его «расколоть»: «Ой, говорят, здесь в магазинах есть замечательные плащи, а у меня всего 70 марок». И Юлиан без паузы, продолжая жарить сосиски, сказал: «Леня! Продай Родину, добавь 70 марок и купи себе плащ». Все мимоходом. Продолжая готовить стол. И больше к этому не возвращаясь.
А когда Юлиан показывал нам Бонн — городские достопримечательности и музеи, оказалось, что он прекрасный знаток искусства, живописи. Я был потрясен его эрудицией и гордился наличием столь грандиозного гида.
Позднее мы встретились в Ялте, где я снимался и жил в доме отдыха «Актер». При этом я регулярно ходил в гостиницу «Ялта», в которой был бассейн.
И вот однажды, только я спустился по лестнице, увидел пробегающего мимо таким мелким-мелким шажком в трусах и майке Юлиана Семенова.
Мельком взглянул на меня и бросил через плечо: «Левочка, присоединяйся».
Я почему-то присоединился и таким же мелким шажком затрусил по бетонной дорожке.
«Я каждое утро бегаю трусцой. Ты не бегаешь?»— обращается ко мне Юлиан.
Смущенно говорю, что нет.
«Вот теперь будешь бегать».
Итак, мы бежим, а он говорит: «Сейчас добежим до палатки и побежим в обратную сторону». И только мы подбегаем к палатке, оттуда моментально «высовываются» два фужера с апельсиновым соком.
Юлиан комментирует: «Так, принимаем коктейль „Юлиан Семенов“ и бежим обратно».
Я начинаю пить и понимаю, что это не совсем апельсиновый сок, а сок с чем-то очень крепким! Но рассуждать-то некогда — надо дальше бежать, в обратную сторону.
Так, а обратная сторона, где кончается? Правильно, у той же палатки с коктейлем «Юлиан Семенов».
Не помню точно, сколько кругов мы сделали. Но мне сделалось уже совсем жарко, а чувствам — убежденно.
И когда Юлиан сказал мне: «Меня кое-кто ждет в номере, и я надеюсь, что ты примешь участие в одном деле».
Об отказе с моей стороны не могло быть и речи.
В номере его действительно ждал человек крупных габаритов с огромным портфелем.
Увидев его, Юлиан скомандовал: «Едем покупать дачу!»
Втроем сели в машину и поехали в Алупку.
Товарищ с портфелем оказался такого же статуса, что и я: это был директор карьера, приятель Юлиана, приглашенный также поучаствовать в одном деле.
Наконец мы подъезжаем к какому-то зданию с часовыми, нам козыряют и открывают ворота. Далее коридоры, кабинеты, в одном из которых произносится: «Товарищ Семенов, все в порядке, все оформлено, печати есть, подписи есть, пожалуйста!»
Вручаются какие-то документы. В ответ произносится «спасибо», и начинается обратный ход по коридорам.
Все это сопровождается бесчисленным козырянием и демонстративным почтением.
Садимся в машину и едем в деревню Мухалатку.
Оказывается, мы были в каком-то «компетентном органе», без санкции которого в то время в Крыму невозможно было ничего ни купить, ни продать.
Очевидно, оказать услугу для Юлиана Семенова, который достаточно серьезно и много писал о работниках этих органов, им было весьма приятно.
И вот мы въезжаем в Мухалатку, образно говоря, на руины бывшего дома.
Продавец руин, по лицу — давно и сильно пьющий, просто счастлив избавиться от своей недвижимости. Он с радостью подписывает бумаги, а подошедшие представители местной власти тоже ставят свои подписи. При этом последние говорят: «Только товарищ Семенов, Вы знаете… Вы должны придерживаться параметров вот этого… вот этих… этой руины. Вы не имеете права расширяться».
Я, поминая наш прием в «компетентном доме», ожидаю от Юлиана полного разворота и в словах и в действиях, а он без паузы, твердо так: «Хорошо. Пойдем вверх!» Не знаю, во сколько этажей он выстроил дом в Мухалатке. Но главное — вверх, а не вширь. По закону, а не по беспределу.
На обратном пути в гостиницу мы встретили на шоссе понурую группу киношников, снимавших какой-то фильм с участием Андрея Миронова.
Стоп! Юлиан выскакивает из машины и залихватски командует: «Вперед! Танки вперед! Кавалерия вперед! Ура! И потом все в корзину».
Киногруппа опешила, оживилась, а Юлиан тут же прыгнул в машину и сказал: «Поехали!»
Я только в зеркальце разглядел в недоумении расставленные руки Андрея Миронова.
Когда приехали в «Ялту», в огромном портфеле нашего коллеги по экспедиции оказались не бумаги, а много-много вкусного и веселящего. Так мы отметили приобретение будущей мастерской для прародительницы импрессионистов, художницы Дарьи Семеновой.
В той же «Ялте» я оказался однажды в постели Семенова с самим Семеновым.
«Зайди ко мне». Зашел. Огромный номер и огромная двуспальная кровать болотного цвета. Вокруг этого болота груды книг и исписанной бумаги, как торф на поверхности. Естественно, «Ложись», так как сидеть негде.
Уложив меня, Юлиан ложится рядом и спрашивает: «Хочешь, я прочту тебе несколько глав из книги о Столыпине?» Я: «Интересно». И он стал читать. Это было безумно интересно. Художественное историческое исследование. Сколько материала он перелопатил! И эти груды были маленькой толикой его источников!
Три дня я провел в номере Юлиана, а он читал мне Столыпина. В доме отдыха «Актер» меня считали исчезнувшим, а когда я пришел туда, то честно сказал: «Три дня провел в постели у Юлиана Семенова».
Семенов был, конечно, редкий, потрясающий человек. Даже его обиды носили какой-то вселенский характер. Когда наверху было решено наградить создателей картины «Семнадцать мгновений весны», то в наградном списке не оказалось только одного человека — писателя Юлиана Семенова.
Юлиан был безутешен. «Бог с ними, — говорил я ему. — Ну нет и нет, вот и меня вычеркнули из списка, потому что негодяи по наградам перевесили положительных».
«Лева, это я их родил… Я родил Штирлица, всех… всех, ну как же так…»
Это была скорбь создателя, которого отрывали от детей. Именно скорбь, а не оскорбленная амбиция.
И еще одна маленькая, но провидческая история связана с Юлианом.
Я долго охотился за настольной мобильной лампой, которой можно было придать «любую форму».
Я как-то зашел в магазин «Свет» на 3-й Фрунзенской и поинтересовался. А в ответ слышу: «Есть такая лампа, причем только одна, но ее заказал Юлиан Семенов».
И тут я пошел в атаку: «Знаете что, продайте мне! Он не будет сердиться! И потом он сейчас за границей, а пока вернется, то лампа покроется толстым слоем пыли и потеряет товарный вид!»
В общем, лампу они мне продали.
Прошло определенное количество времени, которое я стойко выдержал, и зашел опять в магазин. Осторожно спрашиваю: «Не появлялся Семенов?»
«Конечно появлялся».
«Ну, возмущался?»
«Нет, он сказал, раз Левочке это нужно… — А потом добавил: — Ему мало того, что он в театре играет, еще и писать надумал?».
Можете себе представить, ведь как в воду глядел! Я «записал». И когда через много-много-много дней и ночей сел за свои «Грешные записки», то светила мне именно лампа Юлиана.