Всегда в седле

Всегда в седле

На протяжении всей своей жизни Черчилль поражал современников широким кругозором, являя собой пример личности неординарной и совершенно не похожей на привычный образ британского политика Викторианской эпохи. Отдавая предпочтение поло, африканскому сафари и английским скачкам, сэр Уинстон был, пожалуй, одним из немногих обитателей Вестминстера, кто питал искреннюю привязанность к таким благородным животным, как лошади. По мнению Черчилля, «держаться в седле и управлять лошадью является одной из самых важных вещей в мире». [310]

Еще будучи молодым курсантом Королевской военной академии Сэндхерст, Уинстон не только тратил на лошадей все свои сбережения, но даже влезал в долги под будущее офицерское жалованье.

На первый взгляд в таком отношении Черчилля к верховой езде нет ничего удивительного. Отец Уинстона, лорд Рандольф, также питал слабость к лошадям и конному спорту. После трагичного ухода из большой политики в 1886 году он приобрел черную кобылу по имени L'Abbesse de Jourrare , [311] переименованную позже английскими любителями скачек в Abscess in Jaw (Абсцесс во рту). L'Abbesse выиграла не одно соревнование, принеся своему владельцу свыше полумиллиона фунтов стерлингов в современном эквиваленте.

Среди предков Уинстона лорд Рандольф был не единственным любителем лошадей. Дед Черчилля по материнской линии, американец Леонард Джером, также был страстным поклонником верховой езды. Совмещая одновременно игру на бирже с любовью к скачкам, он успел не только побывать совладельцем New York Times, но еще построить два ипподрома и основать знаменитый Jockey Club в Кони-Айленде.

Сэр Уинстон станет достойным преемником своего отца и деда. Уходя из большой политики в апреле 1955 года, он признается лечащему врачу, что собирается посвятить остаток своих дней конному спорту:

— Это нисколько меня не утомляет. Я смогу великолепно сохранять равновесие, выбрав себе тихую лошадку. [312]

Свои первые уроки верховой езды Черчилль станет брать в десятилетнем возрасте в частной приготовительной школе в Брайтоне. В то время верховая езда, наряду с французским, историей и плаванием, входила в список обязательных дисциплин для подготовки будущих членов высшего общества. После нескольких месяцев тренировок Черчилль уже мог скакать легким галопом, о чем гордо хвастался в письмах к своей матери.

После Брайтона Уинстон поступит в частную подготовительную школу Хэрроу, где продолжит свои занятия верховой ездой. Окончательно определившись с карьерой военного, в сентябре 1889 года Черчилль будет переведен в специальный армейский класс для подготовки к поступлению в Королевскую военную академию Сэндхерст.

Во время учебы в Сэндхерсте Уинстон примет участие в соревнованиях на первый приз кавалериста. Своему отцу он будет гордо признаваться:

— В состязании приняли участие все кадеты, прошедшие данный семестр, — всего 127 человек. Из них для борьбы за первый приз было отобрано 15 человек, и я в том числе. После двух раундов, состоящих из показа всевозможных трюков и скачек с препятствиями, нас осталось только четверо.

— Ну и что дальше? — усталым голосом произнесет Рандольф.

— К этому моменту мое возбуждение достигло предела, — не замечая безразличного отношения своего отца, продолжит Уинстон, — мне кажется, я еще никогда не держался в седле так уверенно. Однако первым я так и не стал, набрав 199 очков, — мне не хватило всего одного балла до заветного приза.

— Опять проиграл?! — с раздражением скажет отец.

— Все равно я остался доволен результатом, — тихим голосом произнесет Черчилль. [313]

Со временем Рандольф смирится с выбором своего старшего сына. Он даже организует ему дополнительный курс верховой езды в Найтсбриджских казармах вместе с королевскими конными гвардейцами.

В отличие от своего отца, Черчилль всегда верил в благотворное влияние, оказываемое верховой ездой на воспитание молодежи. Всем родителям он будет советовать:

— Не давайте вашему сыну денег, лучше купите ему лошадь. Еще никто никогда не попадал в беду — за исключением благородных бед — из-за того, что ездил верхом. Ни один час, проведенный в седле, не может считаться потерянным часом. Молодежь часто разоряется, владея лошадьми или ставя на них деньги, но никогда из-за того, что ездят на них верхом, если, конечно, не ломают себе при этом шеи, что при скачке галопом — весьма благородная смерть. [314]

После окончания Сэндхерста перед Уинстоном открывалось несколько возможностей. Либо пойти в пехоту, либо продолжить карьеру кавалериста. Лорда и леди Рандольф больше устраивал первый вариант, Уинстона — второй. Не обращая внимания на отношение своих родителей, он обратится за помощью к другу семьи Джону Брабазону, командиру 4-го гусарского полка Ее Величества, с тем чтобы тот взял его под свое командование. Перечисляя же леди Рандольф все выгоды данного формирования, Черчилль отметит:

— Быстрое продвижение по службе, в случае отправки в Индию предоставление лучших казарм, а также такие сентиментальные преимущества, как униформа, друзья, и, конечно же лошади. [315]

В конечном итоге, добившись своего, Черчилль будет приписан к 4-му гусарскому полку. Пройдя еще один дополнительный пятимесячный курс верховой езды в полку, Уинстон примет участие в скачках с препятствиями.

Самым запоминающимся станет первый забег, состоявшийся 20 марта 1895 года. Черчилль выступит под второй фамилией — мистер Спенсер, одолжив лошадь по кличке Путник у своего друга и однополчанина Альберта Сэйвори. И если использование чужой лошади будет связано с временным отсутствием собственной, то отказ от фамилии — желанием остаться неизвестным, по крайней мере для своей матери. Леди Рандольф считала забеги занятием «идиотским» и «пагубным». Как Уинстон не пытался объяснить, что «это практикуют во всех полках», [316] Дженни осталась непреклонна.

Прибыв на финиш третьим из пятерых наездников, Уинстон позже признался своему брату:

— Джек, скачки были волнующи и, по правде говоря, очень опасны. [317]

К сожалению, судьи не разделят его энтузиазма. Забег будет признан недействительными, после того как выяснится, что один из участников оказался рингером — лошадью незаконно участвующей в соревновании. Скандал попадет на страницы прессы, что могло пагубно сказаться на репутации как самих жокеев, так и организаторов турнира.

Слухи об этом происшествии быстро разойдутся в высшем свете, не обойдя стороной и леди Рандольф.

Будучи женщиной умной, Дженни понимала, что в такой ситуации намного важнее будет не ругать своего сына за случившееся, а предотвратить повторение подобного в будущем. Так что неудивительно, что, как только в Индию Черчиллю будет отправлена долгожданная скаковая лошадь Лили [318] — подарок лорда Уильяма Бересфорда, леди Рандолфь обратится к своему сыну со следующей просьбой:

— Обещай мне, что ты продашь Лили. Скачки — не самый лучший вид деятельности в Индии. Ты не сможешь остаться незапятнанным. Со мной согласен и полковник Брабазон. Продай ее и купи себе лучше пони для игры в поло. Я уверена, что ты пожалеешь, если не сделаешь этого. [319]

— Я не вижу ничего неблагоразумного во владении Лили, — начнет оправдываться Уинстон. — В Индии многие владеют различными животными и спокойно участвуют в многочисленных скачках. Я не верю, что у них запачканы руки. А полковник Брабазон в своем репертуаре. Только и говорит: «В Индии все мошенники». По-моему, все это полная чепуха. [320]

Бедная Лили прибудет в Индию только спустя полтора месяца после этой беседы. Пока же Черчилль примет участие в трех забегах, выступив под цветами своего отца — в коричневом жакете с розовыми рукавами и в розовой кепке. [321]

Успеха большого это не принесет — три забега, и все время на третьем месте. Не будет успеха и в «великолепном забеге с 49 препятствиями» — пятое место из тринадцати участников. [322]

В седле Лили Уинстон впервые выступил в марте 1897 года. Пони покажет себя не с самой лучшей стороны. Перемена климата и недостаток опыта окажутся решающими в данном вопросе.

Скачки станут не единственным времяпрепровождением лейтенанта Черчилля. Не меньше времени он будет уделять и «королевской игре» — поло. Первые упоминания об увлечении данным видом спорта можно найти в письме к лорду Рандольфу, написанном Уинстоном в сентябре 1893 года, спустя несколько недель после начала учебы в Сэндхерсте. [323] По-настоящему же Черчилль откроет для себя «королевскую игру» только с поступлением в 4-й гусарский полк. В апреле 1895 года Уинстон признается своей матери:

— Я в течение десяти дней тренировался в поло на чужих лошадях. Вышли мне немного денег, чтобы я смог обзавестись собственными. В противном случае мне придется бросить игру, что очень прискорбно. [324]

Судя по дальнейшему развитию событий, леди Рандольф согласится с требованиями своего сына. Черчилль станет регулярно принимать участие в матчах в течение всех восемнадцати месяцев, пока 4-й гусарский полк располагался в Альдершоте. Также он сыграет в легендарных турнирах в Харлингеме, где в 1869 году «королевская игра» впервые была представлена на Туманном Альбионе.

К маю 1896 года в конюшне Черчилля будет уже пять отборных поло-пони, что служило серьезным основанием для создания собственной полковой команды. После отправки в Индию в Бомбее специальным поло-клубом, содержащимся при 4-м гусарском полке, будет куплено еще 25 пони. В новую команду войдут: Черчилль, Альберт Сэйвори, Реджинальд Хоар и Реджигальд Барнс, с которым Уинстон сражался с кубинскими повстанцами в ноябре 1895 года.

Оценивая спортивную обстановку в Индии, Черчилль признается своему брату:

— Уровень игры здесь не очень высокий. Думаю, мы без труда победим весь Бангалорский гарнизон. Я сыграл всего три раза, забив при этом множество голов. [325]

Как покажет дальнейшее развитие событий, оптимизм Черчилля был небеспочвенен. Уже на первом же турнире в Секундерабаде 4-й гусарский полк без труда выйдет в финал, где сразится с одной из местных команд. Посмотреть за решающей игрой придет свыше девяти тысяч человек, в основном индусов. Каково же будет разочарование местных жителей, когда англичанам все-таки удастся одержать вверх: 4-й гусарский станет первым полком в истории Индии, который спустя всего месяц после своей высадки одержит победу пусть и в небольшом, зато в первом для себя турнире.

Заветной же мечтой гусаров 4-го полка будет кубок Меерута, самого известного спортивного турнира на всем индийском субконтиненте. На протяжении многих лет первое место в соревнованиях оставалось за командой Дархэмской легкой пехоты. Легко себе представить воодушевление молодых игроков 4-го гусарского, испытавших с победой в Секундерабаде спортивный азарт и сильное желание свергнуть пехоту с заветного пьедестала.

Однако в 1897 году этой мечте не суждено будет осуществиться. По распоряжению губернатора Мадраса генерала сэра Мансфилда Кларка офицерам 4-го гусарского, принимавшим участие в турнире, будет отказано в отпуске. Уинстон возмущался:

— Я думаю, это был самый несправедливый и непорядочный поступок, так как еще не было прецедента в отказе на данный турнир, воспринимавшийся большинством как самое главное событие года.

Его сын Рандольф окажется более снисходительным:

— По всей видимости, генерал считал, что у 4-го гусарского нет ни единого шанса в предстоящих соревнованиях. [326]

Впервые выступить на спортивных площадках Меерута удастся только на следующий год, в феврале 1898 года. В первом же матче подопечные Брабазона с легкостью обыграют драгунов 5-й гвардии. Дальнейший турнир сложится для них неудачно. Во втором раунде «после галантного сражения» [327] подопечные Брабазона проиграют главным фаворитам турнира из Дархэма.

В 1899 году Черчилль и его команда вновь захотят принять участие в межполковом турнире. Однако одного желания было мало, нужно было еще везение, а его-то как раз и не хватало. За неделю до начала турнира Уинстон неудачно оступится и кубарем упадет с лестницы в доме сэра Пертаба Сингха, управляющего в Джодпо. В результате падения Черчилль вывихнет правое плечо и растянет связки голеностопных суставов на обеих ногах.

Этот вывих плеча интересен следующим. На страницах своей автобиографии «Моя ранняя жизнь» Черчилль повествует о другой травме, полученной им во время высадки 4-го гусарского полка в Бомбее. Уинстон настолько спешит сойти на берег, что, не дожидаясь подачи трапа, спрыгнет в лодку и, зацепившись за стальное кольцо на скале, станет карабкаться вверх. В самый неподходящий момент лодка выскользнет у него из-под ног, и, повиснув на правой руке в воздухе, Черчилль сильно повредит плечевой сустав. [328]

Самое интересное заключается в том, что Уинстон, всегда с большой охотой рассказывающий о своих ранах и травмах, ни в одном письме не указал об этом инциденте. Подобное молчание кажется более чем странным. Как знать? Возможно, вывих плеча был получен не при столь романтических обстоятельствах, как высадка в Бомбее, а при тривиальном падении с лестницы в доме Сингха. Так или иначе, но эта травма будет беспокоить Уинстона в течение всей его жизни.

Несмотря на тяжелую травму, Уинстон продолжит играть в поло, привязывая плечо правой руки кожаным жгутом к туловищу. В феврале же 1899 года вывих плеча и растяжение связок поставят под вопрос участие в игре Черчилля. Своему брату Джеку не на шутку расстроившийся Уинстон признается:

— Это самое ужасное, что до сих пор случалось в моей жизни. Я великолепно играл. Теперь же мое отсутствие резко уменьшает шансы на нашу победу. Я пытаюсь смотреть на произошедшее с философской точкой зрения, но это трудно. [329]

Хотя в команде и был запасной пятый игрок, участники игры после продолжительных размышлений решат оставить Черчилля в команде. По их мнению, опыт композиционной игры Уинстона был намного важнее его способности нанести нормальный удар.

Как и в прошлогоднем турнире, в первом раунде подопечные Брабазона обыграют драгунов 5-й гвардии со счетом 16:2. На этом совпадения и закончатся. Во втором раунде команде Черчилля снова улыбнется удача — они победят. На этот раз поверженными окажутся уланы 9-го полка. В финальной игре, состоявшейся 24 февраля, гусары встретятся с драгунами 4-го полка.

Первая половина решающего матча сложится неудачно для команды Черчилля. В самом начале первого чаккера драгуны забьют гол и выйдут вперед, но гусарам удастся взять себя в руки. После трех точных ударов нападающего Хора счет станет 3:1 в пользу гусар. За несколько минут до конца матча драгуны сравняют счет. Решающий мяч будет нанесен Черчиллем.

— Мне снова улыбнулась удача. Я нанес слабый удар, и мяч, спокойно пролетев вдоль лошадиных копыт, уже в четвертый раз пересек заветную линию ворот, — вспоминал Уинстон спустя тридцать лет. [330]

С данным финалом связана одна забавная история, рассказывающая о том, как дурачились кавалеристы после победы. Здесь она приводится в изложении другого известного кавалериста Роберта Баден-Поуэлла:

«Неожиданно один из офицеров 4-го гусарского полка вскочил на ноги и закричал:

— Сейчас, джентльмены, вы, наверное, хотите, чтобы я рассказал вам про поло.

Ба! Да это же был мистер Уинстон Черчилль! Естественно, в ответ послышались возражения:

— Нет, мы не хотим! Садись на место!

Несмотря на неободрительные крики, рассказчик добродушно улыбнулся, продолжив свой экскурс в эту прекрасную игру. Когда он закончил, раздались громкие аплодисменты и различного рода восклицания. Затем один из слушателей встал и властным голосом выразил мнение большинства:

— Хорошо, на сегодняшний вечер Уинстона достаточно.

И тут же нашего оратора взяли под руки два коренастых офицера и запихнули под перевернутый диван. К удивлению всех, Черчилль умудрится пролезть в отверстие. Выбравшись из заточения, Уинстон с радостью закричал:

— Нет смысла сидеть на мне, потому что я резиновый!» [331]

После победы в турнире Черчилль войдет в состав Индийской ассоциации поло. В составе Ассоциации Уинстон примет участие в жарких спорах по сокращению веса поло-пони, предложенного майором Джоном Шерстоном, помощником главы административно-строевого управления сухопутных войск в Бенгале. Черчилль скажет корреспонденту газеты «Pioneer Mail»:

— Я категорически против данных нововведений. Они приведут к тому, что пони будут подвергаться таким же безжалостным и суровым подготовительным мероприятиям, какие мы проводим сегодня со скаковыми лошадьми. Вместо того чтобы плодить зло, давайте лучше подумаем, как его уменьшить. [332]

В конечном итоге инициатива Шерстона так и не будет принята, большинство членов ИАП проголосуют против.

Чемпионат в Мееруте 1899 года станет последним турниром для команды Черчилля.

— Немногим из столь веселой компании будет суждено дожить до преклонных лет, — с грустью будет вспоминать Уинстон спустя годы. [333]

В 1900 году Альберта Сэйвори убьют в Трансваале, Барнса ранят в Натале, сам же Черчилль, уволившись летом 1900 года из армии, выиграет дополнительные выборы в округе Олдхем и будет избран в нижнюю палату парламента — палату общин. В феврале 1901 года двадцатишестилетний Уинстон выступит со своей первой речью, положившей начало одной из самых долгих в истории мировой демократии политических карьер.

Посвятив свою жизнь политике, Черчилль не оставит «королевскую игру» и будет всегда стараться по мере возможности участвовать в различных соревнованиях, выступая за команду палаты общин.

По мнению Уинстона, «поло позволяет мне поддерживать физическую форму и предоставляет великолепную возможность отдохнуть, особенно после бесчисленных часов, проведенных в парламенте». [334]

Свою последнюю игру Черчилль сыграет 10 января 1927 года на Мальте. Осенью 1926 года адмирал флота сэр Роджер Кейс, познакомившийся с Уинстоном в 1904 году на одном из матчей в Уэмбли, пригласит своего старого друга в круиз по Средиземноморью для инспектирования Военно-морского флота. Между делом он предложит ему сыграть в поло. Черчилль, которому в то время шел пятьдесят третий год, ответит согласием:

— Я с радостью приму участие в игре. Я не играл уже целый сезон, поэтому попрактикуюсь скакать галопом, чтобы привести в тонус мышцы. В любом случае я захвачу с собой еще пару клюшек и покажу все, на что я способен. Если же мне будет суждено рухнуть на землю и погибнуть, я считаю это достойным концом. [335]

К счастью, матч пройдет без всяких неприятностей, достойно увенчав тридцатилетнюю карьеру Уинстона в данном виде спорта.

Поло станет не единственным пристрастием Черчилля в отношении лошадей. В 1907 году, будучи заместителем министра по делам колоний, он совершит трехмесячное путешествие в Африку, с посещением Мальты, Кипра, Красного моря, Адена, Сомали, Найроби и Уганды. Основными сухопутными транспортными средствами в поездке будет поезд, верблюды и конечно же лошади, на которых наш главный герой с удовольствием преодолеет несколько сотен километров по африканскому континенту.

Даже в преклонном возрасте сэр Уинстон будет не против прокатиться верхом. Весной 1948 года его загородный дом Чартвелл посетит директор голландского цирка Ян Ван Леер. Он лишь захочет продемонстрировать великому политику таланты своих дрессированных лошадей, но не тут-то было. Понаблюдав некоторое время за благородными животными, 73-летний Черчилль сам сядет на белую лошадь Сальве и, сделав с ней несколько туров вальса, прокатится коротким галопом по парку, вызвав восторженные аплодисменты присутствующих. [336]

Конечно, поездки верхом не всегда заканчивались столь безобидно. В 1895 году, в годы кавалерийской юности, во время участия в одном из забегов лошадь Уинстона неожиданно засбоила.

— Я хорошенько ее пришпорил, но она резко накренилась и с грохотом рухнула на землю. Мне просто чудом удалось избежать перелома ноги. [337]

18 апреля 1922 года во время игры в поло с герцогом Вестминстерским Уинстон упадет с лошади, неожиданно вставшей на дыбы, как раз в тот момент, когда он, слезая с седла, станет перебрасывать ногу через ее шею. Позже Уинстон признается своему близкому другу Ф. Е. Смиту:

— Еще никогда я не испытывал при падении столь резкой боли. [338]

В 1949 году семидесятичетырехлетний сэр Уинстон примется лично разводить скаковых лошадей. Эта затея не понравится его жене Клементине. Одному из своих старых друзей она признается:

— Если честно, я не нахожу в этом ничего безумно привлекательного. [339]

К тому времени они прожили вместе уже свыше сорока лет, и Клемми как нельзя лучше знала характер своего мужа. Уинстон всегда много тратил, и идея с разведением лошадей могла обернуться финансовым крахом для семейства Черчиллей, у которых и без того было весьма затруднительное материальное положение.

Несмотря на возражения своей жены, Уинстон останется непреклонен. Весной 1949 года по совету любимого зятя Кристофера Соамса он купит своего первого французского скакуна — трехлетнего Колониста Второго. Перед первым забегом Черчилль и его близкие друзья будут очень нервничать, невольно спрашивая себя:

— Как себя покажет новый жеребец, не произойдет ли какого-нибудь казуса?

К счастью, все пройдет на ура. Колонист Второй сразу вырвется вперед, не оставив своим соперникам ни малейшего шанса на победу. Зрители, наблюдавшие за этим, восторженно скандировали:

— Уинни! Победа!

Как заметит лорд Дерби:

— Теперь, скорее всего, новым лозунгом тори станет: «Консерваторы и Колонист». [340]

После успеха с Колонистом Вторым Уинстон продолжит покупать новых лошадей. Он пригласит известного дрессировщика Вальтера Найтингла для работы со своими питомцами.

За пятнадцатилетнюю карьеру коневода через конюшню Черчилля пройдет 12 конематок и свыше сорока скаковых лошадей. Всего его любимцами будут одержаны свыше семидесяти побед на самых различных турнирах Ирландии, Австрии, Франции, США и конечно же Великобритании. Любимой же лошадью Уинстона навсегда останется Колонист Второй, выигравший за свою трехлетнюю скаковую карьеру тринадцать соревнований. В память о своем любимце он попросит известного художника Рауля Миллеса, специализировавшегося на изображении лошадей и охотничьих собак, нарисовать портрет Колониста Второго. Эту картину можно и сегодня увидеть в гостиной загородного дома Черчиллей в Чартвелле.

В 1964 году восьмидесятилетний Черчилль, перенесший к тому времени несколько тяжелых инсультов и два обширных инфаркта, будет вынужден оставить большой спорт и навсегда прекратит посещать ипподромы и собственные конюшни. Прощаясь с дрессировщиком своих лошадей, Уинстон меланхолично произнесет:

— Мне очень грустно, что я вынужден завершить свою скаковую деятельность по причине слабого здоровья, не позволяющего посещать ни скачки, ни конюшни.

Затем сделает продолжительную паузу, глубоко вздохнет и продолжит:

— Я мысленно возвращаюсь в весну 1949 года, когда Кристофер убедил меня купить Колониста. Не каждому человеку суждено в семьдесят пять лет начать карьеру коневода и получить от этого столько удовольствия. [341]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.