4

4

Ну, а мы? Наша многочисленная семья в том 1929 году, казалось бы, благополучно жила во втором этаже двухэтажного дома № 16, квартира 5, по Еропкинскому переулку.

Дедушка Владимир Михайлович продолжал ежемесячно получать десять долларов из США — от своего сына, а моего дяди Саши, прославленного в Лос-Анджелесе врача-хирурга. И еще он получал десять долларов из Италии, от богачки Моины Абамелек-Лазаревой. И еще дедушка ежедневно писал дневник, принимал гостей, а иногда вместе со своим внуком, а моим братом Владимиром, раскладывал дамский пасьянс.

Мой отец благополучно служил экономистом-плановиком в химическом отделе Госплана СССР, получал зарплату двести рублей, что считалось тогда солидно, правда, не на столь многочисленную семью. Химию он в Поливановской гимназии не проходил, чем занимался на работе — не знаю, но убежден, как и везде раньше, он был добросовестным и усердным работником. Ходил он на работу на Ильинку, ради моциона всегда пешком. Да в часы пик трамвай № 34, обвешанный гроздьями пассажиров, к нашей остановке — "Малый Левшинский" — уже никого не вмещал.

О брате Владимире как об успешном иллюстраторе книг и журналов я уже писал.

О заработке матери и как этот заработок рухнул, я расскажу отдельно.

Писал я и о себе — успешном чертежнике и усердном студенте ВГЛК, а по ночам я тайно строчил очерки для серии "По северным озерам", постоянно пребывал в эдаком восторженно-вдохновенном состоянии и был счастлив.

О себе пока тоже прерву рассказ.

Сестра Маша продолжала учиться вместе со мной на ВГЛК. Вырастала она нельзя сказать чтобы красавицей, но черты лица ее под кудрявыми светлыми локонами были тонки и благородны, кавалеры постоянно приглашали Машу в кино или театр.

Самая младшая сестра. Катя, училась в группе девочек у бывшей начальницы женской гимназии Веры Николаевны Величкиной в Серебряном переулке. Потом власти усмотрели в таком частном преподавании нечто предосудительное, группа распалась, и Катя вместе со своей подругой Олей Шереметевой (не графиней) поступила в обычную школу-семилетку.

Сестра Соня продолжала заниматься все той же санитарной статистикой, которой кормилось несколько семей из бывших, и в органах здравоохранения всегда знали о состоянии здоровья населения, и в случае чего врачи могли поднимать тревогу. Ныне эти цифры в нашей стране строго засекречены, и только совсем недавно мы узнали, что детская смертность у нас даже выше, чем в отсталых странах Африки…

У Сони наконец кончился разрывом длительный и безрезультатный роман с бывшим офицером князем Владимиром Николаевичем Долгоруковым. Был он человеком несомненно большого ума и культуры, но холодным эгоистом. Возможно, из-за контузии в германской войне он уцелел, никогда не сидел и впоследствии стал писателем. Жил он рядом с нами в Малом Левшинском переулке, постоянно к нам ходил, потом прекратил хождение.

Не очень я знаю о романе с ним Сони, она то и дело шепталась с матерью и, видимо, разрыв переживала тяжело. Ее характер круто переменился — она обратилась к религии, постоянно посещала церкви и разных святой жизни старцев. А лет ей исполнилось двадцать пять.

И тут в нашей квартире однажды появился немолодой ученый, специалист по рыбам Виктор Александрович Мейен. Появился он совсем случайно. До того постоянно ездил к Осоргиным на 17-ю версту, давал заказы Марии — художнице на цветные плакаты по рыбоводству и безрезультатно пытался за нею ухаживать.

Узнав, что Виктор Александрович живет недалеко от нас, в Большом Левшинском переулке, Осоргины дали ему к нам какое-то поручение. Он явился, увидел Соню и, как признавался позднее, с первого же взгляда влюбился в нее. Но действовать решил осторожно.

Семья наша всегда отличалась широким гостеприимством. Виктора Александровича усадили рядом с дедушкой, предложили чашку чая. Услышав разговоры, прервал свои занятия брат Владимир и подсел с другой стороны дедушки. Началась умная беседа.

И тут выяснилось, что гость нуждается в переводе с английского какой-то научной статьи, а для своих научных трудов ему требуется чертежник.

Так отец получил заказ на перевод статьи, а я стал чертить для Виктора Александровича разные схемы по рыбоводству.

Виктор Александрович пригласил Соню в театр — она отказалась, а в церковь, на какую-то особенную всенощную, с ним пошла и в другой раз с ним отправилась к некоему святой жизни старцу.

Он пригласил всех нас на воскресенье на грандиозную рыбную ловлю на Бисерово озеро, это около платформы Черная по Нижегородской (ныне Горьковской) железной дороге. Поехали Владимир с Еленой, Юша Самарин, сестра Маша, Саша Голицын, а Соня не поехала. Да ведь все это мероприятие Виктор Александрович организовал, чтобы лишний раз увидеть ее, а вовсе не для нашего удовольствия.

Когда-то озеро принадлежало Донскому монастырю, а в 20-х годах его арендовал у МОЗО частник из Белоруссии, с условием сдачи улова государству. Ловля рыбы белорусским способом оказалась очень любопытной. В два ряда по всему озеру были пробиты маленькие проруби; через них шестом с крючком протаскивалась сеть до большой проруби. Там сеть вынималась за два конца. Трижды рыбаки протаскивали и вынимали сеть, и каждый раз мотня оказывалась полной рыбы, крупной и мелкой. Мелочь бросали обратно в озеро, крупную складывали в корзины. Нас, московских гостей, пригласили в маленький, единственный стоявший на берегу домик, только что построенный тем белорусом, там ждало грандиозное пиршество с водкой. Домой мы отправились пошатываясь, а в сумках тащили язей и лещей.

Через полгода белоруса посадили, всю его семью выслали, а кооперация лишилась рыбной продукции.

Я потому так подробно все это рассказываю, что знаю, как очень надеялся Виктор Александрович на свои отношения с Соней за время этой поездки.

А я просил Соню:

— Пожалуйста, не будь с ним такой недоступной, а то он перестанет заказывать мне чертежи.

Так мы жили в начале 1929 года. Наверное, будущий читатель моих воспоминаний убедился, какая хорошая, трудолюбивая, благополучная была семья!

А потом началось…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.