Часть II Счастливо оставаться

Часть II Счастливо оставаться

С Виталием Марковичем Примаковым

На склоне лет Лили Юрьевны многие удивлялись и, не веря, смотрели на нее, когда в театре или на улице им говорили: «Вон Лиля Брик. Да, да, та самая!» Несведущие думали, что она уже давно принадлежит прошлому, истории литературы и навсегда осталась героиней стихов и поэм великого поэта на страницах его книг, или с удивлением читали, как злословят бывшие ее друзья, непостижимым образом делая из нее «пиковую даму» советской поэзии.

Лиля Юрьевна была замужем четыре раза: «Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю». Так она говорила. Но прежней любви к человеку, которого уже нет на свете, она не теряла. Недаром Маяковский в разговоре с ней заметил: «Ты не женщина, ты исключение».

После ухода Маяковского она была далеко не старой женщиной. С Виталием Марковичем Примаковым, крупным военным, она была знакома еще с начала двадцатых годов, но потом жизнь развела их. Родом он был с Украины, там воевал во время Гражданской войны и прославился своими смелыми рейдами в тыл белогвардейцев. Он дружил с семьей писателя Коцюбинского, был женат на его дочери Оксане (она умерла во время родов в 1920 году). В 22—23-м годах Примаков жил и учился в Москве на высших академических курсах и на одном из вечеров Маяковского был представлен ему и Лиле Юрьевне и пару раз бывал у них дома.

В 1927 году его командировали в Афганистан военным атташе, а в 1928 году Генштаб назначил его советником афганского короля. В следующем году он снова объявился в Москве и несколько раз был на Гендриковом у Маяковского и Бриков. Маяковский просил его дать для журнала очерк об Афганистане или о Японии, куда Примаков отправлялся на год военным атташе. О смерти поэта он узнал в Токио. Он пригласил ЛЮ приехать туда ненадолго, чтобы немного отвлечься, но она отказалась.

Вернувшись, он стал часто бывать у нее, и вышло так, что вскоре она связала с ним свою жизнь.

Виталий Маркович был человек интеллигентный, образованный, писал документальную прозу. В тридцатых годах он занимал крупные военные должности — в Ростове, Свердловске, Ленинграде, и ЛЮ ездила с ним как жена военного.

«Примаков был красив — ясные серые глаза, белозубая улыбка. Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец. Он хорошо владел английским, был блестящим оратором, добр и отзывчив. Как-то в поезде за окном я увидела крытые соломой хаты и сказала: «Не хотела бы я так жить». Он же ответил: «А я не хочу, чтобы они так жили».

Жизнь шла своим чередом. Переехали жить на Арбат, в Спасопесковский переулок, в кооперативную квартиру — Лиля, Брик и Примаков. Дом был новый, но без лифта. Им полагалась квартира на втором этаже и точно такая же квартира предназначалась наркому по иностранным делам СССР Г.В.Чичерину на седьмом этаже.

Чичерин стал требовать для себя их квартиру, поднялся обычный кооперативный скандал. ЛЮ и Примаков уже переехали, обустроились и в разгар спора уехали в командировку. Осип Максимович тоже отсутствовал в Москве. А когда вернулись, то обнаружили все свои вещи на седьмом этаже — мебель стояла точно на тех же местах, что и на втором этаже, вся посуда и книги там, куда ЛЮ их поставила, все кастрюли и тряпки, лампы и письменные принадлежности, не сдвинутые ни на один сантиметр, были без их ведома перенесены на седьмой этаж.

Подчиненные Чичерина хорошо поработали, скрупулезно. Не пропало ни одной ложки, ничего не разбилось, в сахарнице по-прежнему лежал сахар… Сохранился акт переселения, подписанный и двумя понятыми дворниками.

На Арбате ЛЮ прожила до 1958 года, когда из-за болезни сердца уже не могла подниматься на седьмой этаж, и после долгих хлопот ей обменяли эту квартиру на квартиру в доме с лифтом на Кутузовском проспекте. (Теперь в ней живу я.)

В 1933 году Виталий Маркович был направлен в Берлин на учебу в Германскую академию Генштаба. В Берлине ЛЮ водила знакомство с Брехтом и Эрнстом Бушем, вела переговоры на кинофабрике о возможной совместной работе, переводила небольшие рассказы с русского на немецкий. И как всегда, возвращаясь из-за границы в Москву, где дефицитом было буквально все, она составила карандашный список необходимых покупок. Листок этот сохранился в ее архиве:

Скрепки

папки со скоросшивателями конверты от больших до маленьких кнопки

календарь настольный пленку для лейки маме конверты носки

набор резиночек — вместо веревок

туфли Осе по Виталиным московским

Жене туфли черные на 3 № больше моих

колбаса копченая, нежесткая

сыр швейцарский

шоколад с орехами

печенье

Marmelade

соленое печенье

мыло

рукавичка

лента к пиш. маш. Remington Portable маме ложку для заварки.

В большинстве случаев за строчкой был поставлен чернилами крестик, означавший, «видимо, то, что уже куплено.

На Арбате Брики и Примаков тоже жили в одной квартире, но злые языки оставили их в покое — то ли что-то поняли, то ли попривыкли.

Любовь Лили Юрьевны к Брику не мешала их отношениям с Примаковым. Хотя Осип Максимович любил

ЛЮ, интимная сторона отношений с ней его не интересовала. С Евгенией Гавриловной — да, но не с ней. И ЛЮ не ревновала его. Что ж, видимо, так бывает. Во всяком случае, с ними так было. Примаков не мог пожаловаться на отсутствие взаимности со стороны Лили Юрьевны, несмотря на то что рядом всегда был Осип Максимович. В этом одна из загадок ЛЮ.

Вот, например, она пишет Осипу Брику в 1933 году из Берлина: «Любименький, дорогой, золотой, миленький, светленький, сладенький Осик!» Далее следует подробнейшее письмо, как они с Примаковым проводят время, что видят, читают, как они с ним счастливы. Но что она ужасно скучает по Брику, «все бросила и примчалась бы в Москву, да нехорошо уехать от Виталия, который много работает, очень устает, и жаль его оставить одного». И в конце: «Я тебя обнимаю и целую и обожаю и люблю и страдаю. Твоя до фоба Лиля. Виталий шлет привет и обнимает».

В доме на Арбате к старым друзьям прибавились новые, приятели Примакова — Якир, Тухачевский, Уборе- вич, Егоров… Под Новый злосчастный 1936 год Лиля устроила маскарад, она любила подобные затеи. Это была одна из черт ее дионисийского характера. Все были одеты неузнаваемо: Тухачевский — бродячим музыкантом со скрипкой, на которой он играл, Якир — королем треф, ЛЮ была русалкой — в длинной ночной рубашке цвета морской волны, с пришитыми к ней целлулоидными красными рыбками, рыжие волосы были распущены и перевиты жемчугами. Это была веселая ночь. Я помню фотографии, вскоре исчезнувшие в недрах НКВД, — все радостно улыбаются с бокалами шампанского, встречая Новый год, который для многих из них окажется последним.

Примакова арестовали на даче под Ленинградом в ночь на 15 августа 1936 года; он тогда был заместителем командующего Ленинградским военным округом. Это был первый арест в шеренге крупных военных. «Органы НКВД располагают сведениями о враждебной деятельности, особо опасных государственных преступлениях, измене Родине, шпионаже, терроре!» Газеты пестрели шапками о «во- енно-фашистском заговоре». По делу проходили восемь человек, в их числе Якир, Уборевич, Тухачевский…

Их всех расстреляли в июне 37-го года.

Лиля Юрьевна как-то сказала: «Ужасно то, что я одно время верила, что заговор действительно был, что была какая-то высокая интрига и Виталий к этому причастен. Ведь я постоянно слышала: «Этот безграмотный Ворошилов» или «Этот дурак Буденный ничего не понимает!» До меня доходили разговоры о Сталине и Кирове, о том, насколько Киров выше, и я подумала, вдруг и вправду что-то затевается, но в разговор не вмешивалась. Я была в обиде на Виталия, что он скрыл это от меня — ведь никто из моих мужчин ничего от меня никогда не скрывал. И я часто потом плакала, что была несправедлива и могла его в чем-то подозревать».

В архиве ЛЮ сохранился акт обыска при аресте, где среди изъятых вещей значится «портсигар желтого металла с надписью «Самому дорогому существу. Николаша».

Этот дамский портсигар (вовсе не желтого металла, а чисто золотой) был подарен Примаковым Лиле Юрьевне, она тогда курила. Советская власть наградила им его за смелые рейды в тыл врага во время Гражданской войны.

«Николаша» — это Николай Второй. «Самое дорогое существо» — Матильда Кшесинская. В ее особняке во время революции был реквизирован подарок царя (ведь лозунг тех лет — «Грабь награбленное»), а потом советская власть награждала «награбленным» своих героев. Так дважды реквизированный — у Матильды Кшесинской и у Лили Брик — золотой портсигар исчез навсегда в недрах НКВД.

ЛЮ репрессии не коснулись, но она в страхе ждала ареста каждую ночь. А в 1977 году я с большими осторожностями принес ей эмигрантский «Континент», где она прочитала у Роя Медведева: «Просматривая подготовленные Ежовым списки для ареста тех или иных деятелей партии или деятелей культуры, Сталин иногда вычеркивал те или иные фамилии, вовсе не интересуясь — какие обвинения выдвинуты против данных лиц. Так, из списка литераторов, подготовленного на предмет ареста, он вычеркнул Л.Брик. «Не будем трогать жену Маяковского», — сказал он при этом». Может быть, диктатор не хотел дискредитировать поэта, совсем недавно поднятого им же на пьедестал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.