Кукрыниксы

Кукрыниксы мои дорогие, я вас нигде не искала, мы нашли друг друга сразу и полюбили. Сколько добрых слов я от вас слышала, сколько раз вы меня утешали в горестях! А сколько мы вместе смеялись и помирали со смеху, рассказывая все глупости и выполняя все розыгрыши или слушая придуманные вами поговорки.

Я долго не могла привыкнуть к вашей любимой игре в шарады. А умная Маргарита Алигер уверяла меня, что это прекрасная игра, и мы все, как ненормальные, наряжались и представляли. Подумать только, взрослые люди, знаменитые!

А Наталья Константиновна Павленко (Тренева), когда мы собирались у нее, она только и мечтала и ждала, когда начнем играть в шарады и превратим ее красивый дом в безобразный хаос, с кучей разной одежды, с юбками, шляпами, зонтиками, кастрюлями и цилиндрами, пока все не наиграются, не нахохочутся и не успокоятся.

В один прекрасный вечер у Треневой М. Куприянов, который во втором слоге шарады играл испанку, хотел быть еще прекраснее. Тогда Наталья Константиновна вынула из шкафа платье, которое ей привезли из Парижа для встречи Нового года. По размеру это длинное платье подходило Куприянову. И Наталья натянула на него свой наряд – это чудо красоты, сделанное бог знает из чего, из какой-то неведомой нам ткани органди. Миша действительно влез туда. Надо было видеть эту испанку в очках и с веером! Но когда он закончил сцену и резко повернулся, все услышали странный треск и увидели разорванное на спине снизу доверху платье и голубую Мишину майку, сиявшую во всей красе. Все смеялись до слез, а Наташа плакала не от смеха: ведь она еще ни разу не надела этот наряд.

А как мы постоянно попадались друг другу на всех выставках, и я не знала, кого обнимать раньше – длинного Мишеньку Куприянова, чьи глаза сияли добротой даже через стекла очков, с его Женечкой, или Порфишечку Крылова, который при этом и не улыбнется, только позволит поцеловать себя в щеку. А Коля Соколов сам обнимет ласково, как всегда, будто мы вчера только виделись.

И все персональные выставки Кукрыниксов – вместе и поврозь – и мой восторг хорошо помню. Я твердо знаю, что еще в XXI веке кто-то будет отчаянно гоняться за вашими мини-скульптурами-шаржами: Мейерхольд, Прокофьев, Станиславский, Москвин, Качалов – и не успокоится, пока не соберет все пять фигурок. А какие же вы умные, какие талантливые и как вы меня всегда безобразно разделывали под орех в своих карикатурах в книгах и журналах!

А то еще мы сидели за ширмами на открытии клуба писателей ФОСП[9], выступая с куклами-шаржами. А кукол вы сделали сами. И как это было замечательно и весело! И кроме нас никто так не сумеет веселиться.

Здесь же находились Б. Тенин и Л. Миров, озвучивавшие кукол-шаржи на писателей и критиков. А я играла роль Петрушки, который со всеми этими писателями и критиками запросто разговаривал.

Из зала к нам за кулисы пришел Маяковский и стал смотреть представление с этой стороны. Он остался здесь до конца спектакля. Куклу-Маяковского Владимир Владимирович видел раньше, давно, когда Кукрыниксы еще только репетировали. Он тогда брал ее в руки, долго разглядывал лицо, пиджак, свитер, папироску, приклеенную в уголке рта. И здесь, за ширмами, Владимир Владимирович рассматривал подробно кукол: то критика А. Эфроса, то поэта Сельвинского; смотрел серьезно и внимательно, иногда улыбался. Такой громадный, он старался занимать меньше места, чтобы не мешать исполнителям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.