Комментарий Свинаренко

Комментарий Свинаренко

Размышляя о любви публики к великому, я вспомнил беседу с одной дамой. Она зэчка, которая на зоне работает, как водится, швеей. И вот она мне такое рассказала: «Мы тенты шьем на „ЗИЛы“. Когда продленка, то мы выходим с двух ночи и полная смена потом до трех часов дня. Конечно, недосыпаем. Надо б жаловаться – тяжело же, но мы в азарте. Вот у нас тут заказ был из Чечни, тенты на 500 „ЗИЛов“. Один тент килограмм сто весит, если не больше. Там такие девушки работают, как бульдозеры, это физически очень трудно. Нам дали трое суток, чтоб их сшить. А продленка у нас по желанию. Чего, казалось бы, на дядю Ваню калымить? Но все пошли и работали с таким азартом! А потому что заказчики приехали, говорят – давайте, девчонки! Надо! И все. А что для Чечни, нам сказали, когда уж мы закончили. А сказали б раньше – нам было б приятно, мы б, может, с лучшим качеством сшили».

– Вот она, тяга к высокому, понимаешь?

– Нет. Вот нет у меня такого места в душе, чтобы понять это. Ты меня спрашиваешь: «Понимаешь?» А я говорю: нет. Мне вот лучше однообразие мирных будней.

– Ты вот сидишь на даче, ловишь форель в своем пруду. А простому человеку, который лишен такой возможности, – ему что?

– У него тоже есть дача, пусть даже шестисоточная. Пускай на ней сидит.

– Так ему на его даче вместо ловли форелей придется на грядке стоять раком, пропалывать морковку.

– Вот и пусть пропалывает. Какого ж хера ему на войну лететь?

– Я вижу, ты этого никогда не поймешь. Бессмысленно это обсуждать таким образом. Давай тогда перейдем к более понятным тебе темам. По-моему, у тебя в 2000-м начались разборки с Гусем. Ты вообще не жалеешь, что ввязался в ту историю?

– Нет.

– Значит, нету у тебя раскаяния в содеянном… Ты считаешь, что с Гусем все было сделано правильно. И свободы слова тебе не жалко?

– Нет.

– Я вот подумал: у нас идет некая перекличка с интервью, которое дал Кулистиков, – ты читал?

– Да. Дурацкое интервью.

– Не знаю. Я с Кулистиковым не знаком. Но мне очень нравится его мысль о том, что НТВ раньше было маргинальным. Его спрашивают: «А что вы понимаете под маргинальностью в данном случае?» Он ответил: если широким массам нравится Путин, то телевидение, которое по идее и должно работать на эти широкие массы, обязано рассказывать о том, что Путин хороший. А те люди, которым Путин не нравится…

– …пускай идут на хер.

– Да. То есть они не победили на выборах, они проиграли, отброшены на обочину, ну и пусть себе молчат на ней теперь в тряпочку. А телевидение как массовое искусство должно отражать волю и интересы масс. Если народ хочет такого телевидения, надо дать ему его. В этом, увы, есть своя логика.

– Я говорю ровно об этом телевидении. Единственное, что я хочу сказать, что сам Вова Кулистиков мог бы не пи… деть лишнего, понимаешь?

– Он сказал – мне что поручают, то я и делаю. Кулистиков и у арабов работал, и у американцев… Он менеджер, который делает что скажут. Вот это его признание мне понравилось своей простотой и откровенностью. Но, с другой стороны, мне кажется, что такие менеджеры, которым насрать, на кого работать – на арабов, американцев, патриотов или еще кого-то, – мне кажется, что таких менеджеров желательно…

– …в дурдом отдавать.

– Ну не обязательно в дурдом; есть же биржа труда – туда пускай и отправляются. А руководить серьезными учреждениями государственными я бы таким персонажам не доверил. Мне кажется, что у человека должны быть какие-то взгляды, убеждения, ну, что-то такое. Хотя бы по минимуму.

– Ну, это ты уже слишком много хочешь от русских людей. А я вот Вове Кулистикову все прощаю; я прекрасно понимаю, что человек находится в жестких рамках. Мы его за такого и держали. Иллюзий относительно его у нас не было. Он ведь комитетский, насколько я понимаю.

– А-а-а. Вот как.

– Мы понимали, что у него есть определенная задача. И у меня к нему в связи с этим есть вопрос. Один-единственный: Вова, а что ж ты так возмущался искажением свободы слова Гусем? Что ж ты так честно и искренне пытался уничтожить это искажение? Тебя поставили, ты и херачь. А ты нас пытался обмануть. Показаться искренним, чистым борцом за свободу слова. Хотя мы и так не имели иллюзий.

– Ты не знаешь одной важной вещи. В каждой касте есть свои внутренние правила, которые не следует разглашать. И я тебе по секрету объясню закон, который действует на высших уровнях масс-медиа.

– Ну?…

– Какие специалисты считаются самыми ценными, квалифицированными? Те, которые умеют самое главное. Которые принимают от начальства установку и после ее подают как голос своей совести. Чтоб глаза сверкали, чтоб было убедительно. Понимаешь? И если люди подумают: вот, человек говорит о наболевшем, он готов умереть за идеалы, – тогда это хороший специалист, это высочайший уровень журналистского профессионализма. А если он долдонит что-то и видны его мысли типа: вот эти пидарасы заставили меня озвучивать какое-то говно, ну я и озвучил, а так-то мне насрать, – это слабый спец, карьеры в данном секторе рынка он не сделает. И поэтому, когда ты говоришь, что Кулистиков вас там пытался обманывать и усиленно делал вид, – так он молодец. Это говорит о чем? Что Кулистиков принят в кастужурналистов высшего уровня. И меня когда-то звали в эту касту. Говорили: старик, а можешь ты так, с пеной у рта, доказывать то, что мы тебе поручим доказывать? Я, например, не пошел на такое по ряду причин – в силу хотя бы лени и нехватки актерских способностей. Не стал я записываться в эту касту, грубо говоря, по тому же механизму, по которому в свое время не пошел в партию. В самом деле, что-то в этом есть от партийного руководства… «Партийная организация и партийная литература», которой нас мучили на журфаке. По этой схеме выступал, кстати, нобелевский лауреат Шолохов. Его спросили как-то иностранцы: «Так вы пишете – по зову сердца или по приказу партии, по постановлению ЦК?» Думали подловить. А он им ответил: «Я пишу по зову сердца, а сердце мое искренне стучит для партии».

– Стучит – хорошо сказано.

– Ну или там принадлежит партии. Без документов собственности и устава. Ты понял, о чем я тебе говорю? Партийная организация энд партийная литература. Так что Кулистиков действует в рамках кастовых понятий, у него все чисто.

– А я его ни в чем не обвиняю.

– Мне вообще понравилось это его интервью, он все сказал по крайней мере честно.

– А мне так просто блевать хочется.

– Вот мы сейчас про это говорим… Про то, кто чью позицию отстаивает, как и зачем. Я давно об этом думаю и даже хочу инициировать проведение референдума в стране.

– Уже запрещено.

– Да? Ну, тогда, может, не стоит?

– А какой вопрос ты хотел вынести на обсуждение?

– О реформе избирательной системы в стране. Предложить народу две на выбор. И пусть он возьмет ту, какая ему больше подходит, но потом чтоб не жаловался. И больше ни на кого не спихивал ответственность. Первая схема такая предлагается: избирательное право имеют граждане Российской Федерации, являющиеся русскими по происхождению, имеющие образование не более 11 классов.

– Не более?

– Не более. Я не оговорился. И к тому ж не знающие иностранных языков. И имеющие собственности не более чем на 30 тысяч долларов. Это, значит, один вариант.

– Есть вопрос: а как ты определяешь русскость происхождения?

– Не ссы. Это легко – в паспорте же все записано. По паспорту, и еще контролировать по е…алу. Ну это технические детали, Алик, не морочь мне голову.

– Ха-ха! Ладно.

– Если принимается эта система, то дается пара лет на ее ввод в действие. Она не сразу вступает в законную силу…

– …до тех пор пока она не подтверждается другим референдумом.

– Нет, чтоб за это время все, которые не катят, могли как-то…

– Съебаться.

– Заметьте, не я первый это сказал. И второй же еще есть у меня вариант. Такой, что избирательным правом пользуются граждане РФ в возрасте от 30 лет – взрослые, мозги есть, уже семья, дети, ответственность… Можно ужесточить: нету детей – тоже не пускать к избирательной урне. Бездетные, они слишком легкие на подъем… им приключений хочется… На кой им стабильность? Еще можно, с другойстороны, включить возрастной ценз. Средняя продолжительность жизни 60 лет? Значит, люди старше 60 не допускаются к голосованию: по статистике, им не жить при новом президенте, увы, они с высокой долей вероятности помрут. Какое ж у них моральное право решать за других? Они, может, с досады захотят подосрать остающимся… Так в аэропорту, если ты отказываешься лететь, твой багаж выгружают из самолета: мало ли ты чего туда заложишь, для посторонних. И еще должен быть имущественный ценз: чтоб у кандидата в избиратели было задекларированной собственности не менее чем на миллион долларов. Само собой, диплом о высшем образовании обязателен.

– И еще, наверное, люди должны подтвердить документально, что они нерусские?

– При моем подходе это уже не важно. Вам 30 исполнилось? Принесите справку о миллионе долларов и диплом установленного образца.

– Ха-ха!

– Когда вы это все предъявите, вас попросят пройти на избирательный участок и совершить акт свободного волеизъявления. Пора решить принципиальный вопрос, идейный, философский. Надо наконец определиться: ребята, так как же мы хотим жить? Хочет ли электорат самовыражения, после которого хоть трава не расти? Мечтает ли он так провести всю свою жизнь, как она уже пошла, как задалась идти? Чтоб бабок так и не было, чтоб так он и не учился ни на кого и ничему… Ну, тогда есть смысл на этом и остановиться. Недовольные пусть валят, если победит такая концепция, – то есть пусть восторжествуют идеалы демократии. «Люди хочут песен – их есть у меня». Что касается второго варианта… Есть шанс, что избиратели в большинстве своем подумают: «А может, пускай вот эти мудаки, у которых есть бабки и дипломы, руководят? Может, они и нас приведут туда, в свою богатую красивую жизнь? Или хоть подтянут к ней как-то поближе?» Я думаю, что этот референдум – вещь не только забавная, но и практически полезная. В конце концов, действительно надо принять какое-то решение. Или – или. На хер нам стоять враскоряку? Льдины ведь на глазах разъезжаются в разные стороны. Куда нам плыть? Может, русские захотят развиваться в направлении диких деревень, арабских или там африканских. Почему нет? Миллиарды людей так живут и довольны собой… (Вон Ленин же определился, он же выслал всех умников из страны на знаменитом философском пароходе. В этом была логика.) Я считаю, что этот референдум будет важнейшим событием русской истории. Если его проведут, то мне потом отольют из бронзы памятник. Будущие олигархи скинутся – и поставят мое изваяние в Александровском саду.

– Может, теперь я скажу?

– А что, ты думаешь, к этому еще что-то можно добавить?

– Да. Что вы говорите полную херню.

– Это вас пускай не ебет.

– Херню – по той простой причине, что результаты этого референдума без всякого проведения референдума и так давно ясны.

– Ну и что? Сам знаю. Но какое будет развлечение, подумай!

– Столько людей будет занято тем, чтоб доказать очевидный факт! Референдум скажет, что все нужно отобрать и поделить!

– Ну так в этом и смысл. Чтоб это провозгласить открыто, как в Зимбабве, где по решению партии и правительства раскулачивают белых фермеров… Если пролетариат решит жить по первому варианту, то остальные скажут: «Видит Бог, мы сделали все, что могли. И теперь, поскольку пароход тонет, давайте спасем какое-то имущество, сядем на плот и поплывем в неведомые дали».

– А сейчас, думаешь, они этим не занимаются?

– Сейчас тоже занимаются, но при этом думают: «А вдруг как-нибудь устаканится?»

– Не-не. Уже нет никаких иллюзий.

– А! Ты хочешь сказать, что я со своим референдумом опоздал!

– Владимир Владимирович идет вместе с русским народом. Это уже давно понятно…

– То есть я спiзнився.

– Да, конечно.

– Ты хочешь сказать, что поскольку я не читаю газет с должной регулярностью и систематичностью, то известие о принятом референдуме я проспал, да?

– Да. Уже давно.

– А он, значит, есть, был и будет?

– Уже на все твои вопросы даны ответы.

– Ну что же… Если так, то ничего не поделаешь. Жаль… Но это великое решение не избавляет нас от повседневных забот. От того же написания книжки. Давай тем не менее вернемся к ней. Что еще у нас, я извиняюсь, имело место в 2000 году? Ты, значит, занимался тем, что ни о чем не жалел. И еще свободу слова мы закрыли. Ну не то чтоб совсем «мы», это я так, примазываюсь.

– Еще не закрыли. Мы ее закроем в следующей главе.

– А, то есть это вы пока тренировались.

– Да.

– А когда был флаг из туалета?

– В 2001-м.

– А, в 2000-м ты только приступил к делу!

– Да. В 2000-м мы Гусю предложили 300 миллионов.

– К тому, что у него уже было. А сейчас у него всего-то 200, может, на-скребется.

– Все равно это охеренные деньги. Смотри, если даже обеспечивать среднюю доходность в 5 %, то ты имеешь десятку в год.

– «Ну, нормально. На скромную жизнь хватит», – сказал я, сделав значительное лицо.

– Да. Червонец – это хорошие деньги…

– Не знаю, не пробовал.

– Можно половину возвращать на воспроизводство капитала, с учетом инфляции, а половину честно тратить. 5 миллионов в год – хорошие деньги.

– И он не получил эти 300 миллионов долларов?

– Он от них отказался. Устроил дурацкую истерику, прекрасно понимая, чем все это кончится.

– Ну, он режиссер, человек искусства, он артистичный – что вы прие… ались к нему?

– Мы к нему не прие…ались. Ему приготовили бабки, они на аккредитиве лежали. В «Дойче банк», в Лондоне.

– То есть тут, похоже, такая картина вырисовывается. Владимир Алексаныч тогда, значит, задал стилистику улаживания конфликтов между государством и олигархами. Вопросы могли б по-хорошему решаться. Если б Гусь показал тогда пример мирногососуществования с русской властью, она, может, и дальше б себя деликатно вела. А раз пошло со стороны бизнеса кидалово…

– «У меня везде камеры, я под давлением подписал…» – начал Гусь херню нести.

– А договорился б тогда, то, может, не пришлось бы Ходору сейчас на киче париться… С ним бы тоже по-хорошему говорили. Но Михаилу Борисычу достался жесткий такой прессинг.

– Нет, я не проводил бы такую параллель.

– А почему ты против дешевых параллелей?

– Потому что я в жизни не люблю ничего дешевого.

– А пиво «Невское» мы же тем не менее в настоящий момент все же пьем?

– Это не «Невское», а «Балтика». Мы его пьем не потому, что оно дешевое.

– А потому, что оно холодное.

– Потому, что оно хорошее.

– И, как я заметил выше, все-таки дешевое. Да. Так до чего дошел конфликт с НТВ в 2000-м?

– Мы с Гусем в 2000-м подписали новый контракт, который он не исполнил в 2001-м.

– Это после сорванного контракта, по которому он должен был получить 300 миллионов?

– Да. После этого срыва был второй контракт; мы думали, что он будет в очередь платить нам деньги в залог своих акций. И он снова его не выполнил. И тогда у него в 2001-м забрали акции.

– О чем мы поговорим позже.

– Да.

– Но на момент 2000-го все было нормально еще. Вы думали, ну Гусь слегка где-то тут смухлевал, потом там, но в принципе с ним можно договориться.

– Да, у меня было полное ощущение, что мы договоримся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.