На чертовом колесе жизни

На чертовом колесе жизни

В ПЕРТ вернулся Джеймс. Он вновь обрел свою безмятежность, часто заходил после работы поиграть с Каролиной и иногда оставался на ужин. Хорошо, что мы продолжали быть друзьями. Мы не вспоминали о прошлом и не говорили о моей новой жизни. Джеймс не осуждал меня. Я думала, он полностью примирился с нашим разводом, а потому однажды вечером испугалась, услышав его предсказание, что в конечном итоге я к нему вернусь, как женщина из фильма «Дочь Райана». Он был так мил и нетребователен, что мое сердце смягчилось. Возможно, я действительно должна к нему вернуться?

В один из таких вечеров Судьба сделала драматический поворот: Джеймс привел в гости своего лучшего друга и коллегу Хэла.

Я шила, сидя у овального обеденного стола, и когда подняла глаза, поразилась внезапно нахлынувшему необъяснимому чувству узнавания. По ту сторону стола я увидела японского пилота-камикадзе, принявшего вид высокого белого человека. Его выдавала не кожаная куртка, а то, как он опирался одной рукой на край кресла, а другую руку упер в бедро. Я узнала его позу, как бы глупо это не звучало, и его легкая ухмылка тоже казалась знакомой. С того момента я не могла выкинуть Хэла из головы, даже когда размышляла о том, не вернуться ли к Джеймсу. Хэл был загадкой и притягивал меня как магнит.

Часть меня хотела вести обычную семейную жизнь и заниматься только ребенком. Джеймс определенно дал бы мне это.

Я занималась проституцией лишь год – возможно, лучше уйти сейчас, пока я еще получала от работы удовольствие. Решив в одночасье окончить свой вольный образ жизни я в течение выходных продала мебель, отключила телефон и исчезла, не сообщив об этом никому из своих клиентов, – о таком проявлении невежливости я позже жалела, но тогда подобная скрытность казалась необходимой. За один день я превратилась из проститутки, обслуживающей кучу клиентов, в исполненную своего долга домохозяйку. Каролина и я с грустью попрощались с Кел– ли и Джимми, но Каролина была очень рада вновь встретиться со своим папой. Ее счастье радовало меня больше всего.

Должно быть, Джеймс полагал, что покорил, наконец, свою несговорчивую жену, но, увы, бедняга ошибался. После года жизни врозь у нас возникли странные отношения. Теперь, когда я имела опыт общения с другими мужчинами, мне требовался кто-то сильнее меня во всех смыслах. Я уважала Джеймса за его целеустремленность в деле моего возвращения, но причина этого возвращения крылась в том, что я хотела быть хорошей женой и матерью, а не в любви к бывшему мужу.

ХЭЛ БЫЛ высоким, крепким, красивым мужчиной. Тихий, но веселый, он умел приводить друзей в восторг оригинальными каламбурами и остротами. Его большую круглую голову покрывали тонкие, светлые волосы, зачесанные на одну сторону. Умный и внимательный, он обладал чувствительной и глубокой душой. Когда-то он увлекался сайентологией, но разочаровался в ней, когда понял, что его попросту использовали.

Хэл водил машину, как пилотируют самолет, – в своих маневрах он был настолько точен и педантично трезв, что часто нагонял страх на других водителей. Он жил с матерью, эмигрировав в Перт из Эстонии в тот же год, когда моя семья устроилась в Мельбурне. На момент нашей встречи он все еще был девственником.

Хэл не ухаживал за мной из уважения к своему другу Джеймсу, так что, судя по всему, это я его совратила. Именно я отправилась к нему в гости, и мы пустились рассуждать на такие глубокие темы, как метафизика. Я была потрясена интеллектом Хэла. Мне нравился его прекрасный литературный вкус (научная фантастика и метафизика) и любовь к мягкой, успокаивающей музыке. Что он находил во мне? Страсть, чересчур лестную для застенчивого девственника, чтобы ей сопротивляться?

Сейчас мне кажется, что мы влюбились друг в друга наперекор нашим предыдущим жизням, стремясь к разрешению проблем прошлого. Несколько событий в течение последующих лет открыли мне возможность реинкарнации, и я поняла, как и почему переплетаются человеческие жизни.

Не прошло и двух недель, как я по уши влюбилась в Хэла. Однажды утром я рассказала об этом Джеймсу, когда мы лежали в постели. «Я должна тебя оставить. Я хочу быть с Хэлом». Джеймс с характерной для себя мягкостью не злился. Впрочем, он вынужден был отвернуться, и я видела, что принять эту новость ему тяжело.

Сердце Джеймса снова оказалось разбито. Но ради Каролины мы целых два года жили вместе в одном доме. Джеймс и Хэл были добрыми, щедрыми людьми, и мы могли сохранять дружеские отношения. Позже я узнала, что Хэлу было сложно примириться с такой ситуацией, и он уже собирался уходить, пока я не приняла решение быть только с ним.

В 1975 ГОДУ в нашей большой семье появилась Виктория, дочь Хэла, родившаяся, когда Каролине было три года. Утром перед родами я проснулась рано, чтобы успеть подготовиться. Я собрала одежду, косметику, а потом разбудила Хэла. На этот раз мне хотелось все сделать правильно. Я организовала присутствие Хэла при родах, а ребенок должен был все время находиться рядом со мной.

Врач-акушер не собиралась выполнять эти обещания, однако мои громкие протесты вынудили ее передумать. Тем не менее, когда я заснула, она унесла Викторию прочь, уж не знаю почему – в ту неделю она оказалась единственным ребенком, родившимся в больнице Уорвик.

Я была в гневе и тревоге, но ничего не могла поделать. «Она плакала ночью?» – каждое утро спрашивала я. «Нет», – неизменно отвечали мне. Было ли это правдой? Кто знает. У меня скапливалась слишком много молока, отчего грудь сильно болела. Одна из медсестер проявила доброту. Она объяснила, что грудь надо массировать, и показала, как это делается. С облегчением я ощутила, как добрые руки прогоняют боль прочь. Мы обе вздрогнули, услышав строгий, пронзительный окрик акушера: «Сестра, вернитесь к своей работе и оставьте ее!» Смущенная медсестра заторопилась прочь.

Я покинула больницу, как только смогла это сделать. Дома я вновь окунулась в радости материнства. У меня хорошо получалось ладить с новорожденными, но я не была такой терпеливой и внимательной, когда они становились старше и требовали отдачи больших усилий.

МЫ С ХЭЛОМ сняли дом в Эшфилде, и он решил взять отпуск, чтобы навестить свою мать в Перте и провести некоторое время со старыми друзьями. Он прижал меня к широкой груди, и мы тепло попрощались. Хэл отлично подходил мне по росту: люди, видевшие нас вместе, говорили, что в нас обоих есть что– то правильное. Хэл внимательно посмотрел мне в глаза. Я не увижу его целых две недели. Он опустил руку в карман брюк и, к моему величайшему изумлению, достал презерватив и протянул мне.

Я посмотрела на Хэла округлившимися глазами: это еще что? Я всегда была ему верна. «Ты думаешь, я пущусь во все тяжкие, потому что ты на время уезжаешь?» – скептично произнесла я.

Хэл хмыкнул, его широкие плечи чуть вздрогнули. «На всякий случай», – загадочно произнес он.

Это было нечто вроде испытания? Тогда такая мысль даже не пришла мне в голову. Я решила, что он не хочет, чтобы я чувствовала себя одинокой, пока его не будет рядом. У нас обоих было либеральное мышление: к примеру, мы были членами клуба нудистов «Саншайн» и регулярно выезжали с ним на выходные, беря с собой Викторию. Наш отдых был полон невинных развлечений детей и взрослых.

Тем не менее я никак не ожидала, что через неделю окажусь в постели с едва знакомым парнем. Я его не искала – хищником оказался он, друг моей подруги, интересовавшийся лишь тем, чтобы обаять, завоевать и бросить. Он был чрезвычайно вежлив, что отличало его от всех мужчин, с которыми я была прежде близка. В восторженных тонах я написала Хэлу о нашей встрече, поблагодарив за презерватив. Он ведь действительно пригодился!

Хэл был глубоко ранен. В кратком письме он писал о своем полнейшем разочаровании. Я смутилась, но теперь думаю, что удивляться не стоило. Я решила более осторожно обходиться с чувствами Хэла и держаться подальше от других мужчин.

Правда, я не принимала в расчет Билла, еще одного нудиста, желавшего, чтобы я признала существование между нами особой связи. И она действительно была. Биллу нравилась моя необыкновенная элегантность, а я восхищалась его галантностью. У нашего взаимного влечения было множество тонких аспектов. Я наслаждалась этим притяжением, но не понимала, почему оно не может оставаться нефизическим. Билл был старше, выше и умнее меня, к тому же женат – и счастлив в браке.

Во время одной из встреч мы с Биллом живо обсуждали политику, его любимую тему. Я вышла его проводить, и тут он внезапно взял ситуацию в свои руки. Прижав меня к стене коридора, он заглянул мне в глаза, а его руки подняли мою юбку и стянули трусы. Именно его ясное намерение, отсутствие агрессии и эгоистической похоти удержало меня от сопротивления. Мягкие серые глаза излучали нежность, лицо было добрым, а на волнистые волосы падал свет, окружая их нимбом. Он вошел в меня, когда мы оба стояли. Я преисполнилась внезапного блаженства и вцепилась в него. Откуда он узнал, что я не откажу ему? Это доказывало, что истинная любовь существует и над ней не властна никакая мораль.

Как ни странно, эта единственная сексуальная связь объединила меня с Биллом на всю жизнь, несмотря на мою тогдашнюю преданность Хэлу и пожизненную любовь Билла к своей жене. Билл ничего не скрыл от нее – для него супруга была самым дорогим человеком во всем мире, и я осталась их другом. Последние двадцать три года мы с Биллом поддерживаем регулярную связь. Я считаю его настоящим рыцарем. Для него же я – истинная Дама Сердца. Мы навсегда запомнили тот единственный акт любви.

ХЭЛ РАБОТАЛ чертежником-электриком, я снова преподавала, и тут жизнь преподнесла еще один сюрприз, словно посланный сверху. Зимой 1979 года я закончила курсы массажа в Брисбейне, после чего меня пригласили работать в новую пригородную клинику.

Я провела там шесть месяцев, получая довольные отклики клиентов, говоривших, что у меня дар – особое прикосновение, позволяющее им мгновенно почувствовать себя гораздо лучше. Некоторые мужчины реагировали на массаж сексуальным возбуждением, несмотря на отсутствие у меня каких бы то ни было намерений, и я, дурачась, шлепала их по ягодицам, подсмеиваясь над эрекцией. От меня требовалась все большая серьезность, чтобы контролировать ситуацию.

В конце концов, я сдалась. Я пыталась скрыть происходящее от владелицы, но экстатические звуки проникали сквозь стены. Она ничего не сказала, но повысила плату за комнату. Тогда мне стало ясно: если я хочу сэкономить деньги и избежать грядущих проблем, работать надо одной.

Я хорошо выучилась и умела делать массаж, зная все тонкости этого ремесла и памятуя о своем даре прикосновения. Вскоре я стала королевой массажного салона – я работала в уютной пристройке на заднем дворе. Хэл не возражал, поскольку я не занималась с клиентами сексом. К тому же, что бы там Хэл ни чувствовал, превыше всего он ценил свое либеральное мышление.

В конце 1979 года мы с Викторией и Хэлом вернулись в Перт, чтобы быть ближе к его матери. Вскоре приехали Джеймс и Каролина, и мы снова поселились все вместе в том же доме. Каролине было почти семь, она пошла в местную школу. Она росла здоровым, живым ребенком, радуясь тому, что ее мама снова рядом. Однако они с Викторией все еще не ладили, постоянно затевая потасовки. Когда они выросли, то признались мне, что считали друг друга конкурентами в борьбе за мамину любовь и очень ревновали.

Я продолжала заниматься своим бизнесом, устроив массажный салон прямо в доме. Я делала клиентам эротический массаж, если они того хотели, но не соглашалась на полноценный сексуальный акт или на то, чтобы меня трогали. Я настаивала, что эротический массаж в таком виде не повлияет на наши отношения с Хэлом, и он не жаловался. Примерно в то же время я сделала операцию по перевязке маточных труб, избавив себя от необходимости принимать противозачаточные средства. Сознательно я еще не отдала предпочтение промискуитету, но как можно строить планы, если мы таим секреты даже от самих себя?

ЕСЛИ б только я не расставалась с Хэлом!

После занятий любовью, когда я лежала, ощущая его прикосновение, легко дыша и чувствуя абсолютное удовлетворение, он казался именно тем, кто мне был нужен. Я любила его присутствие, его успокаивающую, нежную ауру.

Друзья приносили нам сломанную электронику и просили Хэла починить аппаратуру. Он клал на нее руку, и этого обычно хватало, чтобы она заработала. Хэл очень любил расслабляющую музыку и записывал все программы Ярослава Коварисека, транслировавшиеся глубокой ночью на радиостанции Эй-би-си. Кроме того, Хэл был самым внимательным и совершенным моим любовником – идеальным сексуальным партнером.

Так почему же я ушла от него? Что нам известно о нашем подсознании, воле которого мы вынуждены следовать, об этом чертеже, спрятанном в глубинах нашей души? Силы за пределами моего понимания и контроля постоянно давали о себе знать и безошибочно управляли событиями. Некоторые назовут это волей Господа, но это может оказаться и постоянное человеческое стремление к росту, желание окунуться в хаос, чтобы обрести там большее совершенство.

Хотя, возможно, все было гораздо проще. Нет человека без недостатков. И женщина не сможет оставаться с мужчиной, если она не готова к ним приспособиться. У Хэла были черты, повергавшие меня в ступор.

Он был пацифистом, что выражалось, помимо прочего, в том, что он не терпел ограничений в воспитании нашей дочери.

«Карманные деньги Виктории – это мой подарок, – говорил он, – и его нельзя использовать для того, чтобы она лучше себя вела. Ты ведь знаешь, что мне противно учить детей даже говорить «спасибо» и «пожалуйста». Вежливость должна вызреть в них естественным образом, или мы растим детей-обманщиков».

Поэтому Виктория могла грубить и не выполнять свои домашние обязанности. С моей точки зрения, карманные деньги она считала наградой за плохое поведение, появлявшейся регулярно и в большом количестве независимо от того, что она сделала или чего не сделала.

Хэл никогда не терял выдержки, когда я выходила из себя. Он мягко смеялся, наслаждаясь своей властью. Он видел в моих глазах презрение к его нечестности и все равно издевался надо мной. Нет ничего хуже для отношений, чем презрение.

Однажды в порыве крайнего раздражения я бросила его, устроившись в доме поблизости и забрав Викторию, которая теперь училась в школе. По прошествии нескольких месяцев я сдалась и вернулась. Потом снова уходила или прогоняла его. Так продолжалось двенадцать лет: разрывы длились все дольше, дочь иногда жила со мной, а иногда с отцом, но однажды он положил этому конец.

«На самом деле я никогда тебя не любил», – сказал он за неделю до того, как женился – чего, по собственному его утверждению, никогда не собирался делать, – на женщине двадцатью одним годом младше меня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.