412

туру без этого оно просто развалится. Этого никак не могли предвидеть гениальные мозги двух бородачей, заложивших теоретическую основу нашего общества, но об этом догадался в предсмертном отчаянии тот, кто на практике осуществил великую теорию. Как хорошо выглядят на фоне всеобщего распада наша высокоморальная литература и особенно поэзия – с ее показным нравственным максимализмом.

27 апреля 1982 г.

Разговор на прогулке с симпатичной гипертоничкой в громадной меховой шапке. Ей за пятьдесят лет, простоватая, работает на химическом заводе. Я спросил о ее семейной жизни. «Наверное, как у всех, может, даже лучше. Старшему сыну двадцать восемь, младший школу кончает». – «А с мужем какие отношения?» – «А какие могут быть отношения после тридцати лет? Никаких». Я думал, что она меня не поняла и уточнил вопрос. «А я о человеческих отношениях и говорю. О чем же еще?» – «Неужели такой долгий брак не сближает?» – «Еще чего!… Детей вырастили, теперь мы вовсе друг дружке не нужны». Жизнью своей она в целом довольна, одно горе – сын никак не женится. «А что в этом плохого?» – «Как что – избалуется».- «Пьет?» – «Конечно!… Не алкаш, может четыре месяца не пить, а потом неделю закладывает. Это еще хорошо!» На заводе, по ее словам, то и дело гибнут рабочие от неочищенного спирта и взрывов. «Все пьют: и рабочий класс, и начальство, и простые инженеры. Какая там охрана труда, какая безопасность, кто об этом думает? С утра у всех одна забота: где бы достать». У нее в руках чистый спирт, она – сила. Может заставить людей работать.

28 апреля 1982 г.

Разговор с Галей-барменшей, у которой прошлым летом утонул в пруду трехлетний сын. После этого несчастья они с мужем расстались. «А вы не собираетесь снова замуж?» – Мужчины или пьют, или такие скучные и бессмысленные, что от них мухи дохнут. Пьющие все-таки поживее». Но связывать свою жизнь с такими живчиками ей почему-то не хочется.

Надо разговаривать с людьми, я совершенно не знаю сегодняшней жизни. Но общения с мужчинами не выйдет. Они либо пьют, либо несут фальшивый вздор, либо крепко молчат. Женщины куда открытей, искренней. Это понятно: их неизмеримо меньше сажали. Мне осталось два-три дня, а я уже начал собираться – от нервности, от нежелания уезжать, возвращаться к московской жизни. В таких случаях хочется уторопить неизбежное. Мне здесь хорошо. А если я и начинал

Данный текст является ознакомительным фрагментом.