368

368

Жалобы продолжались. Год назад он перенес тяжелейший инфаркт, ему хотят отнять ногу, но он не даст, ему нужны обе ноги, чтобы работать. Я сказал, что хочу познакомить его с женой. «Я сперва оденусь. Не пускай никого, пока я не оденусь. На меня нельзя смотреть. Нельзя!» -закричал этот, ни с кем не считавшийся человек и заковылял к избе. Я вспомнил, что он домогался и, кажется, не без успеха, Геллы, но ничего не почувствовал. Потом он появился в заношенном тренировочном костюме. В мотне жалко трепыхались яйца, напоминая о былой бычьей мощи.

А ведь была дача, и литой золотобородый синеглазый гигант, хохоча, развешивал на ветвях деревьев бутылочки с виски, джином, коньяком, шоколадки и бриоши, и смуглая черноволосая красивая Шуша, с ходу влюбившаяся в него, смеялась так, что чуть не падала с ног. И все мы смеялись, радуясь невесть чему: мама, Я. С, Мурад, Тикки, Гелла, еще какие-то гости – до смерти было еще далеко…

Рядом с нашим хутором глубокий овраг, куда на ночь слетаются стаями дикие скворцы. За оврагом и густыми ореховыми зарослями – озеро, остаток древнего моря. На берегу озера старинная церковь, однокупольная, и звонница при ней. В этой церкви молятся эстонцы – православные.

Идет дождь. Неуютно и скучно. Не стоило ехать. Хотя свидание с Севкой по художественной беспощадности дорогого стоит. Ужинали мы у него в доме, принеся свои харчи. За столом он был сумрачен, замкнут, рассеян, хотя былая вздорность порой вспыхивала, но тускло, бессильно. И всё те же счеты с Гейченко, и та же, тщательно подавляемая неприязнь ко мне. Последнее мне непонятно.

Любопытно, что Евтушенко тянется к Поженяну и к Конецкому. Он верит всему хорошему, что те о себе говорят, восхищается их отвагой, мужеством, решительностью. В его глазах – это настоящие мужчины. Самое смешное, что он куда смелее, решительней и мужественней их. Но он видит их на капитанском мостике, с пистолетом за поясом, который они выхватывают так, «что сыплется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет». Удивительная наивность и доверчивость в таком искушенном, испорченном, крайне взрослом человеке.

369

16 июля 1979 г.

Живем под сплошным дождем. Под дождем ходили в церковь. Был какой-то местный религиозный праздник, и со всех сторон в заброшенную деревеньку съехались эстонцы-сеты. У ворот церкви продавали ужасающие венки из пенопласта в виде розочек и лилий. Их вешали на кресты. Примчался из Пскова на собственных «Жигулях» какой-то энергичный человек с цветами в горшках. У входа в церковь стояла икона, которую время от времени старухи обносили вокруг храма. А другие старухи прошмыгивали под иконой, сподобляясь благости. А одна лихая бабка поставила икону себе на темечко и так промчалась вокруг церкви.

Церковь построена в XIV веке; в XVII поставили еще две главки, в XIX- новый предел, а в XX- некрасивую колокольню. На церковном кладбище похоронен парализованный мужичонко («болящий Матвей»), едва не выскочивший в святые. Он все деньги, скопленные за годы лежания, пожертвовал на храм. В прошлом году церковь обокрали, но ущерб восполнили за счет пожертвований. По причине дождя прихожане не надели национальных одежд. Батюшка очень старый, ему помогает пожилой эстонец, совмещающий в себе дьячка, пономаря и сторожа. Звонили колокола, это было самое лучшее.

Потом мы ездили в Псков, в мастерскую Севки. Видели чугунного качающегося павлина, которого он сделал для Русского музея, гигантскую люстру – для какого-то правительственного домика на Каменном острове и другую люстру для ресторана. Мощно и выразительно. Потом ездили к памятнику павшим воинам, сооруженному из стволов орудий; напоследок полюбовались гигантским прапором на кремлевской стене. Что ни говори, а за всем этим ощущается сильная и размашистая личность. Гостья Фоминых обмолвилась, что Сева не чуждается плагиата. И я тут же вспомнил, что недавно видел где-то фотографию памятника из орудийных стволов. Могу поклясться, что то не был Севкин памятник, иначе я запомнил бы.

20 июля 1979 г.

Сегодня возвращаемся в Ленинград. Хорошо съездили к Гейченко. Он в отличной форме, что объясняется прежде всего отсутствием Любови Джалаловны. До чего все-таки жены, даже любящие (особенно любящие), угнетают мужей! Гейченко не узнать: он помолодел, игрив, гривуазен, подвижен, на щеках румянец. А во все последние мои встречи

Данный текст является ознакомительным фрагментом.