ЕВРЕЙСКАЯ ЦЕНЗУРА

ЕВРЕЙСКАЯ ЦЕНЗУРА

Когда начали снимать в Израиле, я совершил необдуманный поступок. Собрал израильскую группу и спросил, нет ли в сценарии чего-нибудь обидного для израильтян.

— Мне важно, чтобы в нашем фильме этого не было.

И получил замечания.

— Все хорошо, — сказала Эсфирь, ассистентка по актерам, — только вот, когда Боря Чиж из Сохнута с Америкой разговаривает по телефону, у него сотрудник Сохнута Давид Голд отбирает аппарат и запирает в ящик стола. Не надо, чтобы Голд запирал. А то подумают, что евреи жадные.

— Правильно! — поддержали ее все. — Не надо!

— А у меня принципиальных замечаний нет, — сказал художник-декоратор Давид. — Только не надо, чтобы Сеня пил водку. Получается, что евреи алкаши.

— Георгий Николаевич, Моше, которого Мамука играет, — сказал механик по аппаратуре Реувен, — в Тбилиси был офицером полиции, а у нас на базаре женскими трусами торгует. Получается, что там у вас в Грузии евреи жили лучше, чем здесь!

— Не получается. У нас Тенгиз, друг хромого Альберта, ездит на «Мерседесе», — сказал я.

— Хорошо, что напомнили! — сказал реквизитор Моня. — У этого Тенгиза на лобовом стекле портрет Сталина наклеен. Можно подумать, что евреи обожают этого тирана, а это совсем не так. Портрет надо убрать.

А Саша Кляйн сказал:

— Георгий Николаевич не слушайте никого. Если все замечания выполнить, от сценария ничего не останется! Я бы только имя героя поменял. Мераб очень напоминает «араб».

— Правильно, — сказали все. — Очень напоминает. Но и этого я делать не стал. Как было написано, так и сняли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.