Глава 2 Построение тела

Глава 2

Построение тела

Из последнего класса средней школы мне больше всего запомнились учения гражданской обороны. В случае начала ядерной войны должны были включиться сирены. Мы закрывали учебники и забирались под парты, пряча головы между колен и зажмуриваясь. Даже ребенок понимал, как нелепо это выглядит.

В июне 1961 года все мы прильнули к экранам телевизоров, следя за Венской встречей на высшем уровне нового президента Соединенных Штатов Джона Ф. Кеннеди с советским премьером Никитой Хрущевым. Телевизоров в домах почти ни у кого не было, но мы знали магазин электротоваров на Лендплатц в Граце, где на витрине были выставлены два телевизора. Мы бегали к нему и стояли на тротуаре, смотря репортажи со встречи. К тому времени Кеннеди пробыл на президентском посту меньше полугода, и многие эксперты считали, что он совершил большую ошибку, сразу же договорившись о встрече с Хрущевым, прямым, резким и хитрым политиком. Мы, подростки, в этом не разбирались, а поскольку телевизоры стояли внутри магазина, мы все равно не слышали звук. Но мы смотрели! Мы чувствовали себя соучастниками происходящего.

Наше положение было страшным. Каждый раз, когда Россия и Америка о чем-то спорили, нам казалось, что мы обречены. Мы боялись, что Хрущев сделает с Австрией что-то ужасное, поскольку мы находились прямо посредине; вот почему встреча проходила как раз в Вене. Она была бурной. В какой-то момент Хрущев, выдвинув одно жесткое требование, добавил: «Теперь Америке решать, что будет — война или мир», а Кеннеди зловеще ответил: «В таком случае, господин председатель, будет война. Это будет долгая холодная зима». Когда осенью того же года Хрущев воздвиг Берлинскую стену, взрослые говорили друг другу: «А вот и оно». В Австрии только жандармерию и можно было считать вооруженными силами. Отцу выдали военную форму и снаряжение и отправили на границу. Он отсутствовал неделю, до тех пор пока кризис не разрешился.

А мы тем временем жили в напряжении. У нас в школе постоянно устраивали учения. Наш класс из тридцати мальчишек-подростков буквально бурлил тестостероном, однако войны не хотел никто. Нас больше интересовали девчонки. Они представляли для нас тайну, особенно для таких парней, как я, у кого не было сестер. Мы встречались с ними только на школьном дворе перед началом занятий, потому что девочки учились в отдельном крыле здания. Это были те самые девчата, с которыми мы росли всю жизнь, но внезапно они стали казаться нам пришельцами с другой планеты. Как с ними разговаривать? Мы как раз достигли той стадии, когда мальчишки начинают чувствовать половое влечение, однако проявлялось это по-странному — например, как-то утром мы устроили засаду в школьном дворе и забросали девочек снежками.

В тот день первым уроком у нас была математика. Учитель, вместо того чтобы раскрыть учебник, сказал: «Ребята, я видел вас во дворе. Давайте лучше поговорим об этом».

Мы испугались, что сейчас нам влетит, — это был тот самый учитель, который выбил моему приятелю зубы. Однако в этот день учитель был настроен миролюбиво. «Вы хотите понравиться этим девчонкам, да?» Мы неуверенно закивали. «Для вас это совершенно естественно, потому что нас влечет к противоположному полу. Затем вам захочется их поцеловать, потискать, заняться с ними любовью. Не этого ли хотят все, сидящие в классе?»

Мы закивали, уже увереннее. «Так что не пытайтесь убедить меня в том, что разумно бросать снежок девочке в лицо! Это так вы выражаете свою любовь? Это так вы говорите: „Я тебя люблю“? Как вам такое взбрело в голову?»

Теперь учитель полностью завладел нашим вниманием. «И я вспоминаю, каким был мой первый шаг в отношении девочек, — продолжал он. — Я говорил им ласковые слова, целовал их, обнимал, делал им приятное — вот что я делал».

У многих из нас отцы никогда не говорили о таких вещах. Мы вдруг поняли, что если хочешь завоевать девочку, нужно сначала постараться завязать с ней разговор, а не просто пускать слюнки, словно похотливый кобель. Нужно установить с ней хорошие отношения. Я был одним из тех, кто кидался снежками. И я усвоил эти намеки и запомнил их.

В самую последнюю неделю школьных занятий мне вдруг явилось откровение относительно моего будущего. Подумать только, это произошло во время урока истории, когда мы писали сочинение. Учитель любил выбирать из класса четверых-пятерых учеников и раздавать им газеты, чтобы они писали небольшое сочинение о заинтересовавших их статьях или фотографиях. Так получилось, что на этот раз был выбран я, и учитель протянул мне спортивную страничку. На ней была фотография Мистера Австрия, Курта Марнула, установившего новый рекорд в жиме на скамье лежа: 190 килограммов.

Его достижения вдохновили меня. Однако больше всего меня поразило то, что Марнул был в очках. У них были слегка тонированные стекла, и они сразу же бросались в глаза. В моем представлении очки были неразрывно связаны с людьми умственного труда: учителями и священниками. Однако вот Курт Марнул лежал на скамье, в трико, туго перетянутый поясом, с огромной грудной клеткой, держа над собой громадный вес, — и он был в очках. Я не мог оторвать взгляда от фотографии. Как человек с лицом профессора может выжать сто девяносто кило? Именно об этом я и написал сочинение. Прочитал его вслух и с удовлетворением услышал в классе смех. И меня очаровал этот человек, одновременно умный и сильный.

Параллельно с новым интересом к девушкам во мне креп интерес к собственному телу. Я стал уделять все больше внимания спорту: наблюдал за спортсменами, смотрел, как они занимаются, как управляют своим телом. Год назад для меня это не имело никакого значения; теперь же это было всем.

Сразу же после уроков мы с друзьями спешили в Талерзее. Летом это было наше излюбленное место: там мы купались, боролись в песке, гоняли по полю мяч. Я быстро познакомился с боксерами, борцами и другими спортсменами. В предыдущее лето я познакомился с Вилли Рихтером, спасателем. Ему было лет двадцать с небольшим. Он разрешил мне находиться рядом с ним и помогать ему. Вилли являлся разносторонним спортсменом. Когда он был не на дежурстве, я ходил за ним, наблюдая за тем, как он занимается. Обычно Вилли использовал весь парк в качестве одного большого гимнастического зала: он подтягивался на ветвях деревьев, отжимался и приседал на траве, бегал по аллеям, прыгал на месте. Время от времени Вилли специально для меня принимал позу, демонстрируя упругие мышцы, и это было здорово.

Вилли дружил с двумя братьями, у которых была по-настоящему накачанная мускулатура. Один из них учился в университете, другой был чуть помоложе. Они занимались гиревым спортом и культуризмом. В тот день, когда я с ними познакомился, братья выполняли толкание ядра. Они предложили мне попробовать и стали обучать меня разворотам и шагам. Потом мы подошли к дереву, на котором подтягивался Вилли. И вдруг он спросил: «А ты почему не пробуешь?» Я с трудом ухватился за ветку, потому что она была толстой и нужно было иметь сильные пальцы, чтобы удержаться на ней. Мне удалось с трудом подтянуться два-три раза, после чего я сорвался вниз. Вилли сказал: «Знаешь, если ты будешь заниматься все лето, обещаю, что ты сможешь подтянуться десять раз, и это будет достижением. И я не сомневаюсь, что твои „латы“ вырастут по крайней мере на сантиметр с каждой стороны». Под «латами» он подразумевал мышцы спины, расположенные прямо под лопатками, по-латыни latissimi dorsi.

Я подумал: «Ого, как интересно, всего от одного только упражнения». Затем мы отправились по парку следом за Вилли, выполняя все его остальные упражнения. С этого дня я занимался вместе с ним ежедневно.

Предыдущим летом Вилли брал меня с собой в Вену на чемпионат мира по тяжелой атлетике. Мы вместе с другими ребятами поехали на машине. Дорога до Вены заняла четыре часа — дольше, чем мы предполагали, — поэтому мы успели только на последнее состязание в супертяжелой весовой категории. Победителем стал русский великан по имени Юрий Власов. Когда он поднял над головой штангу весом 190,5 килограмма (или 420 фунтов), многотысячный зал взорвался восторженными криками. За состязаниями тяжелоатлетов последовало мировое первенство по культуризму, и я впервые увидел ребят, вымазанных маслом, которые принимали различные позы, демонстрируя свою мускулатуру. Затем мы отправились за кулисы и встретились с самим Власовым. Не знаю, как нам это удалось, — возможно, кто-то задействовал свои связи в тяжелоатлетическом клубе Граца.

Эта поездка явилась для меня приключением, полным восторга, я отлично провел время. Однако в свои тринадцать лет я никак не думал, что все это может иметь ко мне какое-то отношение. Но через год все эти воспоминания зарегистрировались у меня в сознании, и я понял, что хочу стать сильным и иметь накачанную мускулатуру. Я как раз посмотрел фильм «Геркулес и пленницы», который мне очень понравился. На меня произвело огромное впечатление тело актера, снявшегося в главной роли. «Ты ведь знаешь, кто этот парень, да? — спросил Вилли. — Это же Мистер Вселенная, Редж Парк». Я рассказал ему про сочинение на уроке истории. Выяснилось, что Вилли присутствовал при том, как Курт Марнул установил рекорд в жиме лежа. «Он мой друг», — сказал Вилли.

Через пару дней он объявил:

— Сегодня вечером Курт Марнул придет на озеро. Ты понял, это тот парень с фотографии.

— Замечательно! — воскликнул я.

Я стал ждать вместе с одним одноклассником. Мы плавали и боролись на песке, и наконец появился Курт Марнул вместе с красивой девушкой.

Он был в обтягивающей футболке и темных брюках и все в тех же тонированных очках. Переодевшись в кабинке спасателя, Марнул вышел в одном купальном костюме. Мы смотрели на него не отрываясь. Как же невероятно он выглядел! Марнул славился своими огромными дельтовидными и трапециевидными мышцами, и действительно, плечи у него были просто гигантские. И при этом у Марнула была узкая талия, «кубики» мышц брюшного пресса, — все что нужно.

Девушка, бывшая с ним, переоделась в купальник, в бикини. Она также выглядела бесподобно. Мы поздоровались с ними и остались на берегу, наблюдая за тем, как они купаются.

Вот теперь мне действительно захотелось стать таким, как Марнул. Как оказалось, он регулярно приходит на озеро, частенько в сопровождении самых невероятных девушек. Марнул довольно вежливо обращался со мной и с моим другом Карлом Герстлем, так как понимал, что для нас он кумир. Карл был светловолосым парнем примерно моего роста, года на два старше меня, к которому я однажды подошел, увидев, что он накачал приличные мышцы.

— Ты занимаешься? — спросил я.

— Точно, — подтвердил Карл. — Я начал с подтягиваний и сотни приседаний в день, но теперь я не знаю, что еще делать.

Тогда я пригласил его заниматься вместе со мной и Вилли. Марнул должен был показать нам упражнения.

Вскоре к нам присоединились другие ребята: друзья Вилли и парни из тренажерного зала, где занимался Карл, все старше меня. Старше всех был один коренастый тип лет сорока по имени Муи. В прошлом он был профессиональным борцом; сейчас же просто работал с гирями. Как и Марнул, Муи был холостяком. Он жил на государственную стипендию и учился в университете. Классный парень, политически грамотный и очень умный, Муи свободно владел английским. Он стал играть важную роль в нашей группе, поскольку переводил нам статьи из английских и американских журналов по культуризму, а также из «Плейбоя».

Рядом с нами всегда были девушки, которые занимались вместе с нами или просто убивали время. Нравы в Европе были не такими пуританскими, как в Соединенных Штатах. Все связанное с человеческим телом было более открытым — чем меньше прячешь, тем в тебе меньше странностей. В уединенных уголках парка частенько можно было увидеть загорающих нудистов. Мои друзья ездили отдыхать в колонии нудистов в Югославии и во Франции. Там они чувствовали себя свободными. И парк Талерзее, с его холмами, густыми кустами и тропинками, был идеальным местом для влюбленных. Когда я в возрасте десяти-одиннадцати лет продавал здесь мороженое, то не мог взять в толк, почему люди лежат в зарослях на больших одеялах, но теперь я уже понимал, что к чему. В то лето наша группа воображала, будто мы гладиаторы. Мы повернули время вспять: пили сырую воду и красное вино, ели мясо, наслаждались женскими ласками, бегали по лесу и выполняли упражнения. Каждую неделю мы разводили большой костер у берега озера и жарили шашлык с помидорами и луком. Мы лежали под звездами и вращали вертела над огнем, до тех пор пока мясо не достигало готовности.

Мясо на эти пиршества приносил отец Карла, Фреди Герстль. Из всех нас он единственный был с мозгами — коренастый мужчина в очках с толстыми стеклами, бывший для нас не столько отцом нашего приятеля, сколько другом. Фреди служил в полиции, и у них с женой были два самых больших табачных и газетных киоска в Граце. Фреди возглавлял ассоциацию торговцев табаком, однако больше всего ему нравилось помогать молодежи. По воскресеньям они с женой выводили на поводке своего боксера и отправлялись гулять вокруг озера, а мы с Карлом шли следом. Никогда нельзя было предугадать, что вытворит Фреди. Вот он рассуждал о политике «холодной войны», а в следующую минуту уже принимался подшучивать над нами по поводу того, что мы еще совсем не разбираемся в девочках. Фреди обучался оперному пению, и порой он останавливался у края воды и голосил какую-нибудь арию. Собака подвывала, аккомпанируя ему, а мы с Карлом смущались и отходили в сторону.

Мысль о гладиаторах пришла в голову Фреди. «Ребята, что вы смыслите в силовых упражнениях? — спросил он как-то. — Почему бы вам не взять пример с римских гладиаторов? Вот они-то знали, как заниматься!» Хотя сам он подталкивал Карла идти в медицинское училище, ему было по душе то, что его сын работает над своим телом. Для него мысль гармоничного развития тела и мозга была чем-то вроде религии. «Вы должны построить совершенную физическую машину, но также и совершенный мозг, — говорил он. — Почитайте Платона! Греки придумали Олимпийские игры, но они также дали миру великих философов. Вот и вы не должны забывать ни о первом, ни о втором». Фреди рассказывал нам про греческих богов, про красоту тела и красоту идеала. «Знаю, многое из того, что я вам говорю, влетает в одно ухо и вылетает в другое, — говорил он. — Но я буду настойчив. Вода точит камень, и настанет день, когда вы осознаете, насколько все это важно».

Однако в настоящий момент мы были больше сосредоточены на том, чему мог нас научить Курт Марнул. Курт был само очарование. Нам он казался идеалом, потому что стал Мистером Австрия. У него были прекрасное тело и девочки, ему принадлежал рекорд в жиме лежа, и он ездил на кабриолете «Альфа-Ромео». Познакомившись с ним поближе, я узнал распорядок его дня. Курт работал бригадиром дорожно-строительных рабочих. Работать он начинал рано утром и заканчивал в три часа дня, после чего проводил три часа в напряженных тренировках в тренажерном зале. Курт разрешал нам присутствовать на тренировках, поскольку хотел показать: тот, кто хорошо работает, получает неплохие деньги и может позволить себе такую машину; тот, кто усиленно занимается, побеждает в чемпионатах. И нет никаких легких обходных путей.

Марнул был дока по части красивых девушек. Он умел знакомиться с ними везде: в ресторане, у озера, на спортивной площадке. Иногда он приглашал их на свою работу, где красовался в безрукавке, распоряжаясь рабочими и наблюдая за работой машин. Затем он подходил к девушкам и болтал с ними. Ключевую роль в его ухаживаниях играл парк Талерзее. Обычный парень просто приглашал приглянувшуюся девушку сходить после работы в кафе, но только не Курт. Тот вез ее в своей «Альфа-Ромео» на озеро купаться. Затем они отправлялись ужинать в ресторан, и Курт заказывал красное вино. В машине у него всегда были наготове одеяло и еще одна бутылка вина. Они с девушкой возвращались к озеру и выбирали какое-нибудь романтическое местечко. Курт расстилал одеяло, откупоривал бутылку вина и принимался обхаживать девушку. Он был неотразим. Вид его в деле ускорил во мне процесс, начатый учителем математики. Я запоминал фразы Курта, его движения, а также не забывал про одеяло и вино. Впрочем, так поступали все мы. И девчонки нам отвечали!

Курт и остальные ребята быстро увидели во мне потенциал, потому что уже после первых тренировок я быстро нарастил мышцы и набрал силу. Когда лето закончилось, Курт пригласил меня заниматься в Грац, где имелось необходимое оборудование. Спортивный зал Атлетического союза располагался под трибунами футбольного стадиона — большое помещение с бетонными стенами и лампами под потолком, оснащенное лишь самым необходимым: гантели, штанги, турники для подтягиваний и скамейки для отжиманий. Там всегда было много крепких мужчин, которые пыхтели и потели, усердно занимаясь. Ребята с озера показали мне несколько простых упражнений с гантелями, и я с радостью проработал три часа, выполняя десятки раз всевозможные толкания, приседания и наклоны.

Обыкновенно тренировка новичка состоит из трех серий под десять повторений каждого упражнения, просто чтобы мышцы набрали тонус. Но мне этого никто не сказал. Старожилы тренажерного зала любили подшучивать над начинающими. Они подбили меня выполнить десять серий упражнений. Закончив, я с наслаждением принял душ, — дома водопровода у нас не было, поэтому я всегда с радостью пользовался возможностью принять душ на футбольном стадионе, несмотря на то что вода не подогревалась. Затем оделся и вышел на улицу.

Ноги у меня были ватными и дрожали, но я не придал этому значения. Затем сел на велосипед и сразу же с него упал. Это показалось мне очень странным, и только тут я обратил внимание на то, что руки и ноги словно существуют отдельно от меня. Я снова взобрался на велосипед, но мне никак не удавалось удержать руль, а бедра тряслись так, будто были сделаны из каши. Не справившись с управлением, я вильнул в сторону и свалился в канаву. Падение оказалось очень болезненным. Я отказался от попыток ехать на велосипеде. В конце концов мне пришлось катить его до самого дома — изматывающая дорога пешком длинною четыре мили. И несмотря ни на что, я не мог дождаться, когда же снова приду в тренажерный зал и начну заниматься.

То лето произвело на меня чудодейственный эффект. Вместо того чтобы просто существовать, я начал жить полной жизнью. Меня выбросило из скучного однообразия Таля — где я каждое утро просыпался, ходил к соседу за молоком, возвращался домой и делал отжимания и приседания, пока мать готовила завтрак, а отец собирался на работу, — в этом однообразии у меня ничего не было впереди. Но теперь совершенно внезапно появилась радость, появилась борьба, появилась боль, появилось счастье, появились наслаждения, появились женщины, появился драматизм. Меня не покидало чувство: «Теперь мы живем по-настоящему! Как же это здорово!» И даже хотя я восхищался своим отцом, который благодаря внутренней дисциплине добился многого на работе, в спорте, в музыке, само то обстоятельство, что он мой отец, обесценивало все это в моих глазах. Теперь же совершенно внезапно у меня появилась совершенно новая жизнь, и она была моею.

Осенью 1962 года в возрасте пятнадцати лет я начал новую главу своей жизни. Я поступил в техническое училище в Граце и начал работать подмастерьем. Хотя я по-прежнему жил у себя дома, тренажерный зал во многих отношениях заменил мне мою семью. Ребята постарше помогали тем, кто младше. Они подходили и делали замечания, если кто-то выполнял упражнение неправильно. Моим основным напарником на тренировках стал Карл Герстль, и мы познали радость совместных занятий и дружеского соперничества, когда один вдохновляет другого, подбадривает его. «Обещаю, я выполню это силовое упражнение десять раз», — скажет Карл. Он выполнит какое-то упражнение одиннадцать раз, только чтобы раззадорить меня, и объявит: «Это было просто великолепно!» Тогда я посмотрю на него и скажу: «А теперь я выполню то же самое упражнение двенадцать раз».

Идеи упражнений мы черпали в основном из журналов. Издания на немецком языке, посвященные наращиванию мускулатуры и силовым упражнениям, имелись, однако лучшими считались американские журналы, и наш друг Муи обеспечивал переводы. Эти журналы были нашим Священным Писанием по части упражнений, питания; из них мы узнавали, как готовить богатые белками напитки для наращивания мышц и как заниматься с напарником. Культуризм представлялся в них золотой мечтой. В каждом номере были фотографии чемпионов и подробности о системе их тренировок. На снимках улыбающиеся парни напрягали мышцы, демонстрируя свои тела в клубе «Маскл-Бич» в Венисе, штат Калифорния — разумеется, в окружении потрясающих девушек в сексуальных купальниках. Все мы знали фамилию издателя, Джо Уайдера; он был чем-то вроде Хью Хефнера[4] в мире мускулатуры — ему принадлежали журналы, в каждом номере были его статьи и фотографии, и почти на каждом снимке присутствовала его жена Бетти, шикарная фотомодель.

Вскоре жизнь в тренажерном зале полностью поглотила меня. Я мог думать только о занятиях. Как-то раз в воскресенье, обнаружив, что зал заперт, я взломал замок и занимался один в леденящий холод. Мне пришлось обматывать руки полотенцами, чтобы они не прилипали к стальным штангам. Неделю за неделей я следил за тем прогрессом, которого добивался в поднятии веса, в количестве выполненных упражнений, в том, в каком состоянии находятся мое тело и мышечная масса. Я стал постоянным членом команды Атлетического союза и очень гордился тем, что я, Арнольд Шварценеггер, состою членом того же клуба, что и Мистер Австрия, великий Курт Марнул.

Я перепробовал множество других видов спорта, но то, как откликалось мое тело на силовую нагрузку, сразу же ясно дало понять, что именно в этом мой потенциал, что именно здесь я могу полностью раскрыться. Я не мог выразить словами, что двигало мной. Но мне казалось, что я рожден для тренировок, и я чувствовал, что это должно стать моим билетом из Таля. «Курт Марнул смог завоевать титул Мистер Австрия, — рассуждал я, — и он уже говорил мне, что я тоже смогу, если буду усиленно заниматься. Значит, я буду усиленно заниматься». Эта мысль превращала долгие часы занятий с тоннами чугуна и стали в сплошное наслаждение. Каждое болезненная тренировка, каждое новое упражнение были еще одним шагом к моей цели: завоевать титул Мистер Австрия и получить право участвовать в состязаниях на титул Мистер Европа. Затем в ноябре я увидел в универсальном магазине в Граце последний номер «Наращивания мышц». На обложке было фото Реджа Парка, Мистера Вселенная. Одетый в набедренную повязку, он изображал Геркулеса, и вдруг до меня дошло, что вот тот парень, который снялся в главной роли в фильме, понравившемся мне этим летом. Внутри были фотографии Реджа: позирующего, занимающегося, завоевывающего титул Мистер Вселенная второй раз подряд, пожимающего руку Джо Уайдеру, болтающему в клубе «Маскл-Бич» с легендарным Стивом Ривзом, предыдущим Мистером Вселенная, который также снимался в фильмах про Геркулеса.

Я не мог дождаться, когда встречусь с Муи и выясню, о чем говорится в статье. Как оказалось, в ней приводилась история всей жизни Реджа — от детства, проведенного в нищете в английском Лидсе, до того, как он стал Мистером Вселенная, получил приглашение посетить Америку как чемпион по культуризму, отправился в Рим, чтобы исполнить роль Геркулеса, и женился на красавице из Южной Африки, где он теперь постоянно проживал, когда не тренировался в «Маскл-Бич».

Эта статья породила в моем сознании новый образ. Я могу стать новым Реджем Парком. Все мои мечты вдруг объединились и приобрели смысл. Я нашел способ попасть в Америку: культуризм! И я нашел способ попасть в кино. Вот благодаря чему обо мне узнает весь мир. Кино принесет деньги — я не сомневался в том, что Редж Парк миллионер, — и самых красивых девушек, что также было немаловажным аспектом.

В последующие недели я отточил этот образ до совершенства. Я вступлю в состязания за титул Мистер Вселенная, я побью рекорды по поднятию тяжестей, я попаду в Голливуд, я стану таким, как Редж Парк. Этот образ стал настолько отчетливым в моем сознании, что я почувствовал: все мои мечты непременно сбудутся. Альтернативы не было — или это, или ничего. Моя мать сразу же заметила, что со мной что-то случилось. Я стал возвращаться домой, широко улыбаясь. Я ответил, что напряженно занимаюсь, и мать решила, что мне доставляет радость становиться сильнее.

Однако проходили месяцы, и моя одержимость начала беспокоить мать. К весне я завесил всю стену над своей кроватью фотографиями мускулистых ребят. Это были боксеры, профессиональные борцы, тяжелоатлеты. Но в основном это были культуристы в живописных позах, в первую очередь Редж Парк и Стив Ривз. Я гордился своим «иконостасом». Все это было еще в эпоху до появления копировальных машин, поэтому я выбирал понравившиеся мне снимки в журналах и относил их в фотостудию, где их переснимали и увеличивали до размера восемь на десять дюймов. Я купил мягкую фетровую ткань и аккуратно нарезал ее на куски, которые вешал на стену с приклеенными к ним фотографиями. Смотрелось все очень неплохо, как я и хотел. Однако мать это беспокоило.

Наконец она решила прибегнуть к профессиональному совету. Как-то раз мать остановила деревенского врача, проезжавшего мимо, и пригласила его в дом. «Я хочу, чтобы вы взглянули вот на это», — сказала она и провела его наверх в мою комнату.

Я в тот момент находился в гостиной, делая уроки, но тем не менее смог услышать почти весь разговор. «Доктор, — говорила мать, — у всех остальных мальчишек, приятелей Арнольда, дома на стенах висят девушки. Плакаты, журналы, цветные фотографии девушек. А вы взгляните на это. Одни голые мужики».

— Фрау Шварценеггер, — ответил врач, — в этом нет ничего страшного. Мальчишкам всегда нужно вдохновение. Они смотрят на своих отцов, но нередко этого оказывается недостаточно, поскольку отец — он и есть отец, поэтому они смотрят также и на других мужчин. На самом деле это даже хорошо; беспокоиться не нужно.

Врач ушел, а мать вытерла слезы в глазах и сделала вид, будто ничего не случилось. С тех пор она стала говорить знакомым: «У моего сына фотографии силачей и спортсменов, и он так заводится, глядя на них, что теперь тренируется каждый день. Арнольд, похвались, какой вес ты теперь можешь поднять». Конечно, я начал пользоваться успехом у девушек, однако этим я с матерью не делился.

Однако весной мать выяснила, как все изменилось. Я как раз познакомился с одной девушкой, на два года старше меня, которая очень любила бывать на природе. «Я также обожаю природу! — воскликнул я. — На соседской ферме есть одно чудесное место, это недалеко от моего дома. Захвати палатку». Девушка пришла вечером на следующий день, и мы здорово повеселились, разбивая эту маленькую красивую палатку. Соседские ребятишки помогали нам вбивать в землю стойки. Палатка была крохотная, как раз на двоих, и закрывалась на «молнию». Как только ребятишки ушли, мы с девушкой забрались в палатку и начали целоваться. Она уже разделась до пояса, как вдруг я услышал звук открывающейся «молнии», и, обернувшись, увидел, как в палатку засовывает голову моя мать. Мать устроила сцену, обозвала девушку шлюхой и потаскухой и в негодовании удалилась прочь. Бедная девушка была в ужасе; я помог ей собрать палатку, и она убежала.

Вернувшись домой, я крупно поругался с матерью. «Что это такое?! — кричал я. — То ты жалуешься врачу на мои фотографии, а теперь тебе уже не нравится, что у меня девушка. Ничего не понимаю. Так поступают все парни».

— Нет, нет, нет. Только не у меня дома!

Ей требовалось время свыкнуться с мыслью, что теперь у нее совершенно другой сын. Но я был просто взбешен. Я хотел жить своей жизнью! В ту субботу я уехал в город и все-таки наверстал упущенное с той девушкой — ее родителей не было дома.

Практические занятия являлись важной частью обучения в профессионально-техническом училище, куда я поступил осенью 1962 года. Утром мы занимались в классах, а днем расходились по городу на свои рабочие места. Это было гораздо лучше, чем просиживать в классе весь день. Мои родители знали, что я силен в математике и легко считаю в уме, поэтому они устроили меня на отделение бизнеса и торговли, вместо того чтобы готовить меня на водопроводчика или плотника.

Я проходил практику в «Майер-Штехбарт», маленьком магазине строительных материалов на Нейбайштрассе, в котором кроме меня работало еще четыре сотрудника. Владельцем был герр доктор Матшер, отошедший от дел адвокат, который неизменно приходил на работу в костюме. Управлять магазином ему помогала жена Кристина. Вначале мне поручали преимущественно физическую работу, таскать дрова или расчищать от снега тротуар. Но мне больше всего нравилось заниматься доставкой: носить тяжелые листы фанеры и поднимать их по лестнице заказчикам было лишь другой формой развития мускулатуры. Вскоре меня попросили помочь с инвентаризацией, и тут я заинтересовался, как работает магазин. Меня научили составлять заказы. Очень пригодилось то, что я узнал о счетах и накладных в школе, на уроке бухгалтерского дела.

Самым важным мастерством, которым я овладел в магазине, было искусство торговать. Главное правило заключалось в том, что покупатель ни в коем случае не должен был покинуть магазин без покупки. Если такое происходило, это говорило о том, какой ты плохой продавец. Даже если покупатель приходил лишь за одним маленьким винтиком, нужно было продать ему что-нибудь существенное. Для этого приходилось использовать самые разные подходы. Если я не могу продавать линолеум, мне придется работать полотером.

Я сошелся со вторым учеником, Францем Янцем. Наша дружба зиждилась на том, что оба мы были очарованы Америкой. Мы без конца говорили о ней и даже пытались перевести фамилию «Шварценеггер» на английский язык — в конце концов мы остановились на варианте «черный угол», хотя «черный пахарь» было бы ближе по смыслу. Я привел Франца в тренажерный зал и попытался заинтересовать его занятиями, но тщетно. Францу больше нравилось играть на гитаре; он даже выступал в «Модс», первой рок-группе в Граце.

Но Франц понимал мою одержимость спортом. Однажды он увидел, как кто-то выбросил набор гантелей. Франц приволок их домой на санках и уговорил отца очистить их от ржавчины и покрасить. После чего они с отцом принесли гантели мне домой. Я переоборудовал неотапливаемую каморку под лестницей в свой домашний тренажерный зал. Отныне я мог не пропускать тренировки и заниматься дома в те дни, когда не ходил на стадион.

В «Майер-Штехбарт» меня знали как ученика, который хочет уехать в Америку. Супруги Матшеры относились к нам с большим терпением. Они научили нас, как ладить с покупателями и друг с другом и как ставить перед собой цель. Фрау Матшер была решительно настроена исправить то, что считала пробелами в нашем образовании. В частности, она полагала, что мы в недостаточной степени умеем поддерживать беседы на отвлеченные темы, и хотела научить нас вести себя в приличном обществе. Она усаживала нас и подолгу рассказывала об искусстве, религии, мировой политике. В награду за наши труды она угощала нас хлебом с мармеладом.

Примерно в то же время, когда фрау Матшер занялась моим культурным образованием, я впервые вкусил успех в спорте. Пивной бар может показаться не самым подходящим местом для начала спортивной карьеры, однако моя началась именно там. Это случилось в марте 1963 года в Граце, и я в возрасте пятнадцати с половиной лет впервые появился перед публикой в форме Атлетического союза: черные кроссовки, коричневые носки и черное трико с узкими лямками, спереди украшенное эмблемой союза. Мы встречались с силачами из другого клуба, и это состязание должно было стать частью развлекательной программы для трехсот или четырехсот человек — все они сидели за длинными столами, курили и чокались пивными кружками.

Я впервые выступал на публике, поэтому, выходя на помост, испытывал восторг и в то же время очень волновался. Посыпав ладони мелом, чтобы гири не выскальзывали, я с первого же раза выжал двумя руками 150 фунтов, свой обычный вес. Толпа встретила это шумными аплодисментами. Я даже не думал, какое это окажет на меня действие. Я едва дождался, когда снова наступит моя очередь. На этот раз к своему собственному изумлению я выжал 185 фунтов — на 35 фунтов больше, чем когда-либо выжимал прежде. Одни выступают на публике лучше, другие хуже. Один парень из команды-соперника, сильнее меня, обнаружил, что толпа его отвлекает, и не смог выполнить последний жим. Потом он рассказал, что не смог полностью сосредоточиться, как делал это в тренажерном зале. Для меня же все было наоборот. Публика прибавила мне сил и дала мотивацию, и включилось мое честолюбие. Я обнаружил, что перед зрителями выступаю во много раз лучше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.