Оборонительные бои у Дюнабурга
Оборонительные бои у Дюнабурга
В ночь на 20 июля 1944 года, то есть когда уже не так много часов оставалось до того, как граф Шауффенберг предпринял попытку покушения на Гитлера, из батальона к нам пришло донесение. В нем говорилось, что русские прорвались северо-восточнее Дюнабурга на участке 190-й пехотной дивизии и наступают в направлении автодороги Дюнабург — Роззиттен. В донесении указывалось, что русских было от 90 до 100 танков.
Я был настроен несколько скептически, потому что по опыту знал, что не только у пьяных, но и у пехотинцев может двоиться в глазах, особенно если ночью танки появляются неожиданно для них. Поэтому полагал, что речь может идти самое большее о 50 танках, но даже об этом никому не хотелось слышать. Кроме всего прочего, мы все еще были примерно в 50 километрах от Дюнабурга.
Приказ немедленно двигать роту к Дюнабургу поступил одновременно с донесением из батальона.
Наш инструктаж должен был состояться у въезда на железнодорожный мост, который был единственным мостом через Дюну, доступным для «тигров». Наша рота была готова двинуться в ранние утренние часы 20 июля.
Мы достигли моста через Дюну примерно к 11 часам. На дальней стороне реки стояли еще две машины роты. Они прибыли из мастерской после недавнего ремонта. Так что в моем распоряжении было приличное количество «тигров», целых восемь машин. Это был боевой состав, которого нам почти никогда не удавалось при других обстоятельствах собрать. Обычно пять или шесть танков были выведены из строя противником или в результате механических неполадок.
Кладбище к западу от автодороги Дюнабург — Роззиттен было выбрано в качестве пункта снабжения для батальона. Он находился примерно в 5 километрах к северо-востоку от города.
Из всех трех рот мы прибыли последними. Мы, безусловно, совершили длиннейший переход. Обер-лейтенант Бетлер и его 3-я рота уже дозаправились и пополнили запасы. Он только успел окликнуть меня по имени, проезжая мимо. Сказал, что я могу не спешить.
— К тому времени, как вы прибудете, мы уже позаботимся обо всем сами! — сказал он, прощаясь.
Я пожелал ему удачи, а потом отправился на батальонный командный пункт, чтобы узнать о сложившейся ситуации.
То, что я там узнал, конечно, не выглядело слишком радужно. Используя массированный броневой кулак, русские развернули наступление в районе 190-й пехотной дивизии. По-видимому, у них была цель выйти к автодороге Дюнабург — Роззиттен, отрезать ее, а затем наступать на город с севера. Им удалось вклиниться в передний край нашей обороны.
У нашего командования все еще отсутствовало четкое представление о том, был ли это прорыв. Большинство пехотных подразделений находились в движении, и они уже оттянули дивизионный командный пункт на значительное расстояние назад.
Русские вполне точно вычислили, что немецкое командование перебросило всю имеющуюся в распоряжении боевую технику в район Дюнабурга, и вскоре она заполнила всю дорогу до Вильно для того, чтобы защитить открытый фронт. Они также сообразили, как связать эти силы.
Русские атаковали то здесь, то там, небольшими бронетанковыми и пехотными подразделениями, но никогда не оказывали мощного давления. Германская линия фронта была, фактически, лишена тяжелого вооружения, так что возможность для атаки у русских была более чем благоприятной. Успех не заставил бы себя долго ждать. Целью русских было пересечь автодорогу, выдвинуться на запад, повернуть на юг и взять Дюнабург. В ходе атаки они окружают и уничтожают 190-ю пехотную дивизию.
Германское командование сосредоточило всю боевую технику к югу от Дюнабурга. Затем встало в другую крайность, сконцентрировав все подразделения противотанковых, штурмовых, зенитных орудий и «тигров» в Дюнабурге. Оттуда оно перебросило их в направлении Полоцка с заданием ликвидировать проникновение русских и восстановить прежнюю линию фронта.
В пункте снабжения моя рота оказалась последним подразделением. Судя по положению дел, день обещал быть славным. Едва ли можно было предполагать, что огневая мощь, которая уже обрушивалась на восток, оставит какие-нибудь танки для того, чтобы их можно было подбить.
Был полдень, и мы только что заправились и пополнили запасы. Двигатели уже работали, когда с фронта вдруг совершенно неожиданно прибыла дивизионная машина. Майор с красными лампасами Генерального штаба на брюках выпрыгнул из машины, которая продолжала двигаться. Он возбужденно заговорил с первым же солдатом, который ему попался, и требовал проводить его к командиру части.
Я сразу же вмешался. Оказалось, что русские возобновили атаку с самого утра. Дивизионный командный пункт уже больше нельзя было найти на предназначенном для него месте. Вся ситуация оказалась шаткой и критической.
Помимо всего прочего, весь штаб дивизии переместился далее на запад несколькими днями ранее. Остался только офицер оперативного отдела, а он не мог повлиять на нового командира, полковника.
Мы отправились по автодороге к Роззиттену, а затем, примерно через 3 километра, по шоссе в направлении на восток, к Полоцку. Мы упрямо продолжали двигаться в восточном направлении. В конце концов мы должны были где-нибудь встретить сопротивление.
Нещадно палило солнце середины лета. Нам приходилось давать нашим машинам отдых через каждые сорок пять минут. Во время таких остановок экипаж сидел на танках. Водители занимались двигателями и проверяли уровень масла и воды. Нас беспокоил только один вопрос: «Как там, на фронте?»
Вдруг я услышал в отдалении звук стрельбы. Позвал Кершера и указал на север, откуда явственно слышалась оружейная пальба — несомненно, глухой лающий звук танковых пушек. Продвинулись ли уже русские еще дальше на запад, то есть к северу от нас и параллельно к нам?
Не мешкая я с Кершером забрался вместе в автомобиль «фольксваген». Полевыми тропами мы поехали на северо-запад к автомагистрали Дюнабург — Роззиттен.
То, что предстало перед нашим взором, едва ли поддается описанию. Это уже больше было не отходом, а паническим, безрассудным бегством.
Все и вся двигались к Дюнабургу — грузовики, колесные машины, мотоциклы. И все до отказа забитые людьми. Никого нельзя было заставить остановиться. Это было как река, выходящая из берегов, когда ее наполняют притоки после проливных дождей.
Дорога едва умещала бурный поток. Это зрелище сказало нам все. Оно свидетельствовало о том, что русские, должно быть, проникли на нашу территорию глубже, чем предполагалось, и посеяли панику в тыловых подразделениях.
Поток обратившихся в паническое бегство на юг постепенно редел. Лишь отдельные машины все еще проезжали мимо нас. Наконец, мы смогли двигаться на север, чтобы выяснить, свободна ли еще от противника автодорога.
Едва только мы успели проехать несколько километров, как увидели бегущего по кювету унтер-офицера. Он бежал так, будто спасал свою жизнь. Возбужденный, он остановил нас и прокричал:
— В следующей деревне уже русские танки!
Мы были рады узнать что-то определенное и взяли его с собой в машину, где он смог отдышаться. Но ему было явно не по себе оттого, что мы продолжали ехать на север.
— Я в самом деле видел два «Т-34», — сказал он, переводя дух. Наверное, подумал, что мы ему не верим.
Дорога вскоре пошла слегка на подъем. Наш гость пояснил всем нам, что за подъемом, в долине и расположена упомянутая им деревня, в которой уже были русские танки. Деревня называлась Малиново.
Мы вышли из машины на обратном склоне, пересекли склон и отыскали место, с которого могли бы без труда разглядеть деревню в бинокль.
Она была прямо перед нами примерно в километре и простиралась примерно на километр в длину — типичная для России вытянутая в линию деревня. Мы ясно видели два русских танка на входе в деревню.
Они не могли там находиться очень долго, потому что движение в деревне все еще просматривалось. Еще больше танков двигалось через автодорогу.
Нам было хорошо видно, что русские расставляли свои танки и поджидали главные силы.
Вскоре к нам явился новый посетитель — с юга подъехал мотоцикл. С него слез обер-лейтенант, и мы получили желанную информацию о перестрелке, из-за которой и поехали в разведку.
Обер-лейтенант доложил о батальоне самоходных орудий к северу от Малинова, который пытался прорваться на юг.
Командир приказал атаковать деревню, но единственным результатом этого стало только полное уничтожение семи самоходных орудий.
Предполагалось, что адъютант попытается на мотоцикле любой ценой пробраться к Дюнабургу и попросит с юга боевое подразделение, чтобы вызволить свой батальон. Полный отчаяния, он теперь возвращался из Дюнабурга.
Он выяснил, что в Дюнабурге уже больше не было противотанковых орудий. Мне удалось ободрить этого упавшего духом человека, когда я предложил ему присоединиться к нам и ожидать развития событий.
Ему не было никакого смысла курсировать вокруг деревни, отклоняясь дальше на запад и разыскивая своих людей.
Я обещал ему, что самое позднее через 2 часа он сможет поехать по автодороге к своему командиру.
Затем мы как можно скорее поехали в роту и оставили у шоссе нашего унтер-офицера-разведчика. Нам уже нельзя было больше терять времени.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.