КЛЕР

КЛЕР

Да, это её настоящее имя – Клер. Что по-французски – светлая.

Она родилась в Багдаде, её детство и юность прошли в Париже. А потом Клер с родителями приехала в Россию.

…Иногда под вечер раздаётся телефонный звонок – и я слышу в трубке лучезарный голос, от которого сама трубка начинает светиться: “Друзья! Ну, куда же вы пропали? Заходите вечерком на чашечку чая…”

Феликс, впервые увидев Клер, с восхищением воскликнул: “Настоящая кустодиевская дама!”

Но разве кустодиевские дамы способны порхать, как бабочки? А Клер – порхает! Не знаю женщины более грациозной, чем она. Нет, не кустодиевская дама, – королева! Её королевское величество. При этом – невероятная хохотушка!

Вглядевшись в её глаза, понимаешь: это человек, который не сдаётся.

Каждый день у королевы Клер – битва. Другая на её месте давно бы сникла, сдалась: села бы и не сдвинулась уже с места, а только бы причитала: “Ноги мои, ноги! мои больные ноги!…”

Бывают дни: ноги не хотят донести её величество до ближайшей булочной. А то и просто от комнаты до кухни. Но она говорит себе: “Иди! Встань и иди!” – и резким рывком выталкивает себя из старого кресла. “Клер, вам помочь?” – “Ну, что вы, что вы! Я – сама. Это же совсем не трудно…”

Каждый день – преодоление. Победа духа над плотью.

Живя в России уже более тридцати лет, русская по крови, из старинного дворянского рода, по-русски гостеприимная и хлебосольная, Клер по духу остаётся парижанкой. И в московских очередях, и с продуктовыми сумками в руках, и в фартуке у плиты она остаётся парижанкой: неунывающей, остроумной, грациозной.

Что же это за воздух такой особенный – парижский – что, надышавшись им в детстве и юности, человек делается неуязвимым для скуки и уныния? Когда ей тяжело, она не жалуется и не ропщет, о нет! Она и в эти минуты остаётся парижанкой: она – смеётся! Смеётся громко и заразительно, бросая своим отчаянным смехом вызов судьбе…

О том, как трудно ей на самом деле живётся, и какая неизбывная печаль захлёстывает её порою, – мало кто знает…

Повсюду в их доме – среди книг и картин – фотографии сына.

Который не успел стать даже подростком…

Она хранит его игрушки. И говорит о своём мальчике так, словно он где-то здесь – близко, рядом.

…Живя так давно в России, Клер не расстаётся с языком своего детства: её душа плещется в нём, как в океане…

Она учит французскому. Учит самозабвенно и вдохновенно, как она делает вообще всё. Она влюблена в своих учеников. Она говорит: “Когда я даю урок, я просто счастлива!”

Ещё она переводит. И пишет учебники. И комметарии к разным французским авторам. И даёт уроки итальянского… Вообще европейские языки для неё не проблема: как перейти из одной комнаты в другую.

Однажды мы слышали, как Клер читала вслух в подлиннике “Божественную комедию”. Казалось: сам Данте вслушивается в рокочущие обертоны этого океанического голоса…

Они живут от нас через дом – Клер и её муж, художник В. Она называет его ласково – Валя, а знакомые дети говорят ему шутливо: “Дядя Волк”.

Художник В. – живописец. Один из интереснейших в сегодняшней России. Чтобы это понять, стоит взглянуть на его “Гранаты”. Хотя бы только на “Гранаты”!

Мгновенно ощутишь оскомину на зубах, жар и истому полуденного азиатского лета, и даже лёгкое головокружение от ударивших в голову густых, пряных и терпких, запахов… От нахлынувших детских воспоминаний… Хотя умом помнишь: никогда в том краю не бывал. Но от чего тогда это пронзительное ощущение: что-то дорогое, но забытое вернулось к тебе?…

Так и стоишь перед картиной, ошалев, с сведенными оскоминой скулами, весь пропитанный гранатовым соком…

А его “Восточные базары”! Эти энергичные, напоённые жарким зноем мазки! А “Ночной Каир”!… Огромная, густая тьма, густо и волнующе населённая огнями, тенями, силуэтами и, полным тайны, движением…

Живописец от Бога. Об этом знают в Египте и в Америке. Там устраивались его персональные выставки, там восторженный народ толпился в залах, там выходили каталоги… Но дома, в России, о художнике В. мало кто знает, разве что истинные ценители. И когда он выгуливает во дворе собаку, или стоит в ближайшем гастрономе за молоком, такой неприметный с виду, в вельветовой курточке и своём всегдашнем чёрном берете, никто не подбегает к нему и не просит у него автограф. А жаль!…

Что представляет собой квартира наших удивительных соседей? – Это маленький парижский салон и московская мастерская художника – одновременно. Здесь можно встретить улыбчивых, раскованных французов и швейцарцев, здесь звучит лёгкая, пьянящая французская речь, здесь царит дух феерических пирогов (о, хлебосольство и кулинарный талант у Клер чисто русские!) И, в этих же стенах, – мастерская художника-нелюдима, полностью погружённого в свой пёстрый, красочный мир…

Две галактики – Клер и Валерий – живут под одной крышей, не затмевая одна другую, но лишь озаряя друг друга особым светом. Трудно себе представить мужа и жену столь не схожих между собой. Но ещё труднее представить Клер без Валерия, а Валерия без Клер.

Мы знакомы уже восемнадцать лет. Нет, не часто мы забегаем к ним на огонёк, увы, не часто. Не так просто вырваться из круговерти дел… Но когда мы всё же вырываемся – и окунаемся в этот мир, полный гениальных картин и гениального Парижа, – то возвращаемся домой захмелевшие, словно бы надышавшись воздухом альпийских лугов…

Нет, я никогда не гуляла по альпийским лугам. Но вот пришло на ум это сравнение, и почему-то кажется, что оно не случайно…

А с появлением Ксюши наши отношения с Клер и Валерием перешли в новую фазу. Незримо перекинулся между нашими домами ещё один мостик.

И мы вскоре поняли, что Клер – именно та женщина, которую мы хотели бы видеть у Ксюшиной купели…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.