ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ ЦРУ
ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ ЦРУ
Несколько лет назад в политическом еженедельнике «Мадьярорсаг» была опубликована большая, на целую страницу, статья, в которой рассказывалось о странном поступке некоего венгра, оказавшегося за границей. Ссылаясь на французские источники, еженедельник писал о том, что этот венгр якобы изобрел какой-то замечательный карбюратор, который, однако, у него не хотели покупать ни на одном автомобильном заводе. Тогда он остановил свой фургон перед Елисейским дворцом и заявил, что взорвет себя и дворец вместе с президентом Французской Республики, если Жискар д’Эстен не примет ею лично.
«Героем» этого поступка, похожего на современный акт терроризма, оказался Деже Фонадь.
Весной 1957 года ЦРУ судорожно пыталось поразить мировое общественное мнение заявлением подходящего для них свидетеля, и тогда-то на небе эмиграции подобно комете блеснул Фонадь. Откуда, как они его заполучили? Этот вопрос так и остался без ответа. Неожиданно об этом авантюристе заговорили не иначе, как о «революционном» организаторе и представителе «подпольного парламента». Пока мы опомнились, он уже оказался в Америке, где переезжал из города в город, выступая на различных собраниях и митингах.
«Во всей контрреволюционной банде такой организации нет. Фонадь — безграмотный, можно сказать, человек, работавший простым шофером. Мы даже не уверены в том, принимал ли он вообще участие в какой-либо вооруженной акции».
Такое сообщение я получил из Центра. Одновременно с этим мне было дано указание внимательно следить за этим типом, узнать о нем как можно больше и по возможности морально уничтожить его.
Полагаю, не я один получил такое задание. Пока Фонадь разъезжал по Америке, у меня не было возможности сделать что-либо в этом отношении, тем более что в это время я выполнял свое основное задание в Австрии.
Однако указание остается указанием, и я сделал то, что смог. Сначала мне удалось узнать, что Фонадя впервые видели в обществе Криштофа Каллаи (сына Миклоша Каллаи), а затем его взял под свою опеку Фридьеш Пишки-Шмидт.
С деятельностью Пишки-Шмидта мы уже были знакомы. Он считался одним из организаторов разъездных вояжей, проводимых с целью ведения антикоммунистической пропаганды.
Однако с Фонадем за рубежом обращались совершенно не так, как с остальными агентами: с ним занимались крупные специалисты, натаскивали его и в конце концов сделали из этого довольно-таки примитивного человека широкомасштабного лжеца, своеобразного представителя несуществующего венгерского «подпольного парламента».
Его провезли почти по всем странам Северной, Центральной и Южной Америки. Фонадя принимали главы государств. На массовых митингах он от имени «порабощенного венгерского народа» агитировал против Венгерской Народной Республики, против СССР и социалистического лагеря в целом. С каждым днем Фонадь все больше превращался в главную фигуру идеологического похода, направленного против нас. Он выступил на заседании сената США и в качестве главного обвинителя — с трибуны так называемого «комитета пяти» ООН, занимающегося разбирательством пресловутого «венгерского вопроса».
Мы были бессильны что-либо сделать. Использование Фонадя ЦРУ расценивало как одну из своих наиболее удачных акций.
Возможность повлиять на это дело предоставилась мне совершенно случайно.
Я довольно часто бывал в редакции эмигрантской газеты «Немзетер». Эту газету основал Тибор Толлаш-Кечкеш, бывший жандармский офицер, переквалифицировавшийся в поэта. Большинство сотрудников редакции, входили в число его личных друзей. Через них я в какой-то степени мог держать в поле зрения печатный орган «Союза венгерских борцов за свободу», близкий Беле Кираю, и как-то влиять на него.
Однажды Иван Келемен, главный редактор газеты, сказал мне:
— Да, Миклош, чуть было не забыл сообщить тебе… Скоро к нам прибудет интересный гость. Ты что-нибудь слышал о Фонаде?
Я и не знал, что эта «звезда» приезжает в Вену, и не узнал бы, пока об этом не начали бы трубить газеты. Конечно, сначала мне показалось странным, что о приезде этого типа нигде не сообщается, но потом я понял, что нейтралитет Австрии не позволяет ей бить в барабаны по этому поводу. Мое же отношение к Фонадю было однозначным — как честный политический эмигрант, я возмущался его поведением, считая, что он скорее вредит, чем помогает «делу венгерской революции».
— И вы собираетесь разговаривать с этим авантюристом? — спросил я Келемена.
Присутствовавший при этом разговоре патер Вазуль Вегвари, которого мятежники с площади Сены считали как бы своим духовным отцом и который сам охотно выступал в этой роли, услышав мой вопрос, назидательно проговорил:
— Человек, сражающийся за веру, не может быть авантюристом даже в том случае, если он лжет при этом.
Габор Кочиш, видя, что спор все больше и больше разгорается, решил срочно вмешаться и миролюбиво сказал мне:
— Ты судишь слишком строго. Деже — неплохой человек, но его просто затаскали. От него захотели большего — он больше и дал.
— Познакомься с ним. Это будет интересно, — предложил мне Иван Келемен.
— Согласен? — спросил меня Кочиш.
— Согласен, — ответил я после недолгого раздумья.
Откровенно говоря, я заинтересовался Фонадем, на которого ЦРУ потратило столько денег и стараний и который (этого не стоит отрицать) оправдал эти затраты.
По приглашению Келемена в комнату вошел хорошо одетый молодой человек. Я взглянул на него. Обычное лицо, какое бывает у тысячи людей.
Кочиш представил нас друг другу.
— Я много слышал о вас еще в Америке. — В голосе Фонадя было не столько уважения, сколько лести.
«Интересно, с какой целью он мне льстит?»
Это заинтересовало меня. Инстинктивно я почувствовал, что зачем-то нужен ему, что случилось что-то, о чем я не знал, но из чего можно было извлечь какую-то пользу.
— Так, так… Значит, это ты — представитель «подпольного парламента»? — спросил я с некоторым сарказмом.
— А почему бы и нет? Вы что, не верите в мои силы? — В ответе Фонадя было больше иронии, чем дерзости.
— Не верю!
Столь категоричного ответа он, видимо, не ожидал. Лицо его покраснело, и он ринулся в нападение.
— Американский сенат поверил мне! «Комитет пяти» ООН тоже поверил! Главы государств поверили! И только один вы не верите?!
— Не верю! И боюсь, что твои триумфальные поездки больно ударят по всей венгерской политической эмиграции.
— Ради бога, не цапайтесь! По крайней мере здесь! — вмешался в наш разговор Иван Келемен, нервно поглаживая свою красивую темную бородку.
Фонадь открыл было рот, желая что-то возразить, но потом лишь махнул рукой и бросил:
— А! Теперь уж все равно. Всему конец!
— Конец? Как это понимать?
— Оставьте меня в покое!..
Однако те во что бы то ни стало захотелось разузнать, какой смысл вложил этот представитель несуществующего «подпольного парламента» в свои с горечью произнесенные слова.
— А что вы об этом думаете? — с упреком обратился я к Кочишу и его друзьям. — Произошло какое-то важное событие, которое касается каждого из нас, а он молчит! Что это такое?!
— А вам все нужно знать? — заступился за Фонадя патер Вегвари.
— Да, все. В этой стране я представляю интересы революционной эмиграции.
— Деже уволили, — тихо заметил Иван Келемен.
— Как это уволили? Кто? — удивленно спросил я.
— Американцы.
— Это правда? — обратился я к Фонадю.
— Правда. Поблагодарили за сделанное и распрощались со мной, — еле слышно произнес он сдавленным голосом.
Два дня спустя после этого разговора ночью меня разбудил телефонный звонок.
«Кого это черт надоумил?» — мысленно выругался я, зажег свет и взглянул на часы. Они показывали половину пятого утра.
— Алло? — проговорил я, сняв трубку.
Голос говорившего показался мне знакомым, но спросонок я не мог отгадать, кто это был.
— Это я, Пали. Пали Селлеши из венского «Мадьяр хирадо». Ты слышал, что случилось?
— Ничего я не слышал. Я спал, пока ты меня не разбудил, — пробормотал я.
— Ночью убили Фонадя!
— Что ты говоришь?.. Кто убил?.. Где?..
— Недалеко от Граца. И обокрали! В утренних газетах об этом будет сообщение. Алло! Алло!..
Я не сразу обрел дар речи.
— Пали, скажи, а ты мог бы съездить со мной в Грац? — спросил я.
— Ты же знаешь, что у меня нет машины.
— Я за тобой сейчас заеду.
Прежде чем разбудить Гезу Банкути, который обычно возил меня, я несколько раз обдумал услышанное, пытаясь разгадать эту загадку и ответить самому себе на вертевшиеся в голове вопросы: «Кто мог убить этого авантюриста? И что у него можно было взять? Документы? Но ведь сам Фонадь сказал в редакции «Немзетера», что теперь все уже кончилось. Следовательно, никаких документов у него быть не могло. Деньги? В таком случае это был бы простой грабеж, и только…»
И тут я вспомнил слова Ивана Келемена, которые он сказал, когда мы расставались: «Не сердись на Деже, у него и так бед полно. Он вернулся таким бедным, что нам пришлось оказывать ему денежную помощь».
«Что же тогда можно было взять у него? Возможно, что его убили из мести? Или, быть может, бывшие патроны, попросту говоря, решили отделаться от неприятной обузы?..»
Пока ехали, мы в машине обсуждали случившееся. Правда, Селлеши почти ничего не знал, кроме того, о чем он сообщил мне по телефону. Из последнего сообщения агентства мы узнали, что на Фонадя было совершено покушение, во время которого у него похитили портфель с важными документами.
В Грац мы приехали уставшими и измученными неизвестностью. Довольно легко нам удалось пройти в здание полиции, но с большим трудом — в кабинет инспектора, который ворчливо бросил нам:
— Я занят! Обратитесь к дежурному!
Тогда Селлеши достал свое удостоверение и сунул его под нос инспектору со словами:
— Господин инспектор, я журналист из Вены!
— Сожалею, господин журналист, но у меня действительно нет времени для разговора с вами, — уже дружелюбнее проговорил инспектор.
Думаю, что в тот момент он мысленно послал нас в ад. Но от профессионального журналиста, как известно, не так-то просто отделаться.
— Господин, который стоит рядом со мной, — показал на меня Селлеши, — депутат венгерского парламента. Господин госсекретарь Малета и вице-канцлер господин Питтерман хорошо знают его. Сюда мы прибыли как раз по делу Фонадя.
На инспектора полиции, видно, подействовало упоминание имен генерального секретаря Австрийской народной партии и председателя социалистической партии, и он сразу же сдался:
— Слушаю вас, господа. Прошу садиться. Чем могу служить?.. Только в прессу пока ни одного слова!
Теперь настала моя очередь говорить.
— Я за него ручаюсь, господин инспектор. Господин Селлеши — главный редактор «Мадьяр хирадо» в Вене, но сюда он сопровождает меня как один из руководителей венгерской эмиграции.
— Это уже совсем другое дело. Пожалуйста!
— Из сообщения информационного агентства нам стало известно о том, что на господина Деже Фонадя совершено покушение.
Инспектор достал из ящика стола папку с бумагами и разложил перед нами несколько фотографий. На них был запечатлен Фонадь, лежащий в большой луже крови.
— Судя по снимку, он потерял много крови, — заметил я.
— На него напали и обстреляли. В теле обнаружены три пули, две из них в области грудной клетки…
— Он… жив?
— Да. Рана тяжелая, но не смертельная. Получено разрешение на производство допроса.
— А его портфель? — взволнованно спросил Селлеши.
— Господин Фонадь потерял много крови и потому сейчас очень слаб. Однако он все же рассказал, что в его портфеле находились очень важные документы, имевшие отношение к показаниям свидетелей в комитете ООН, и список венгерских эмигрантских организаций. По-видимому, большевистские агенты долго выслеживали его, а здесь, в Граце, поймали и… — Инспектор развел руками и продолжал: — …К сожалению, отсюда недалеко до венгерской границы. Боюсь, что важные документы находятся уже по ту сторону границы.
— Ужасно! — в отчаянии воскликнул Селлеши.
— Господа, мы со своей стороны предпримем все меры к тому, чтобы… — Инспектор начал вежливо извиняться.
Я мысленно решил, что настало мое время сделать интересное сообщение.
— Хочу успокоить вас, господин инспектор, — проговорил я. — У господина Фонадя не было при себе никаких секретных бумаг.
И инспектор, и мой сопровождающий при этих словах вскочили со своих мест, будто укушенные змеей. И оба они почти одновременно воскликнули, один по-венгерски, а другой — по-немецки:
— Как не было?
Инспектор, видимо, умел держать себя в руках: удивление его быстро прошло, и он спросил меня:
— Прошу, господин депутат, объяснить это подробнее!
— Я, собственно, за этим сюда и приехал. Как представителю «Венгерского революционного совета» мне важно знать, какие именно документы могли попасть в руки коммунистов. Поэтому прежде чем отправиться сюда, я позвонил в Нью-Йорк…
— И ты мне ничего не сказал об этом?! — На лице Селлеши отразился укор.
— Меня заверили в том, — продолжал я, — что после того, как господин Фонадь завершил свою поездку по Америке, в Европу он вернулся как частное лицо… — Тут я сделал небольшую паузу, чтобы они смогли прийти в себя, а затем произнес решающую фразу: — Остается сожалеть о другой потере!
Инспектор так и просверлил меня взглядом:
— Другой потере? Что вы имеете в виду?
— Будучи в Америке, господин Фонадь получил от многих эмигрантов деньги, которые он взялся нелегально провезти в Венгрию, чтобы там вручить по адресам. Вот эти-то деньги и хранились в его портфеле…
Инспектор молчал, «переваривая» эту информацию.
— Господин депутат, а вам известна сумма? — наконец спросил он.
— Да. В общей сложности это примерно… пятьдесят тысяч долларов.
— Пятьдесят тысяч долларов?! Поразительно! — воскликнул Селлеши, не сумев сдержать удивления.
Инспектор в задумчивости перекладывал фотографии.
— Это, во всяком случае, придает делу совершенно другой оборот… Извините меня, господа, но я вынужден попросить у вас дать мне секретную информацию… Видите ли, в изменившейся обстановке, как нам кажется, очень важно…
— Разумеется, мы в вашем распоряжении. — Селлеши стал сама корректность.
— Прошу вас, господин инспектор, — подбодрил я полицейского.
— Я еще раз хочу спросить, чтобы не было недоразумения…
— Пожалуйста.
— Можно ли было… доверять этому Фонадю?
— Разумеется, господин инспектор! — выпалил Селлеши.
— Думаю, что да… — подтвердил я.
— Думаете… Значит, у вас есть какие-то сомнения?
— Видите ли, господин инспектор, если говорить откровенно, то только в интересах следствия… Вопрос этот не простой. Дело в том, что венгерская эмиграция не есть нечто единое целое… что же касается господина Фонадя, то многие считают, что он является членом так называемого «подпольного парламента» Венгрии, однако другие, напротив, придерживаются иного мнения…
— Понимаю, — проговорил инспектор. — И благодарю вас, господа, за помощь.
— Мы тоже благодарим вас. И… разрешите задать вам вопрос личного характера.
— Пожалуйста, господин депутат. Что зависит от меня, то…
— Прошу вас, сделайте все, чтобы деньги нашлись. Господин Фонадь беден, и будет очень неприятно, если они не найдутся.
Тут не выдержал Селлеши и выпалил:
— Ты ошибаешься! Фонадь получил большие деньги!..
— Которые сразу же растратил. Перед поездкой в Грац он зашел в редакцию «Немзетера» и получил взаймы несколько шиллингов. — Этим своим заявлением я дал делу совершенно другой поворот.
Мировая пресса, которая на основании первых сведений поместила заметки по этому делу под заголовком «Политическое покушение на венгерского борца за свободу», была вынуждена сменить тон и сообщить, опираясь на материалы расследования, что Фонадь похитил пятьдесят тысяч долларов, а затем сам нанес себе рану, чтобы скрыть растрату.
Разоблачение Фонадя свело на нет значение его выступлений во многих странах, в том числе и на пресс-конференциях, и, что было самым важным для нас, перечеркнуло его показания как главного свидетеля в «комитете пяти» ООН. Тем самым был положен конец мифу о существовании какого-то «подпольного парламента».
Таким образом, ЦРУ и тут потерпело поражение. Следует заметить, что это был первый случай, когда в одинаковой степени с точки зрения как дипломатии, так и политики революционное рабоче-крестьянское правительство представило в «комитет пяти» неопровержимые доказательства, поставив одновременно под сомнение методы и способы деятельности комитета.
В идеологической войне, которую ведут против стран социалистического лагеря империалисты, этот небольшой эпизод (наряду с крахом сторонников МОНа) был второй по величине победой наших разведывательных органов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.