ГОСПОДИН ТЕПЛИ ИЗ ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА

ГОСПОДИН ТЕПЛИ ИЗ ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА

Аурелю Абрани я был обязан еще одним знакомством. Господин, которому он представил меня, был австриец, хотя безупречно говорил по-венгерски. Одну ногу он потерял на войне, что, однако, не помешало ему оставаться веселым и жизнерадостным человеком. Он занимался парусным спортом в одном из красивейших рукавов Дуная, более того, пытался и меня увлечь этим видом спорта.

Я знал, что этот человек — офицер вновь созданной австрийской армии, но о том, что он майор разведки, мой новый знакомый сам сказал мне позднее, во время одной из наших прогулок под парусом.

По понятным причинам я не называю ни его имени, ни фамилии, так как не хочу омрачать его спокойную старость, если он еще жив. Пока мы с ним хорошо не подружились, он называл себя Стефаном Тепли. Этим именем и я буду называть его в своих воспоминаниях.

— Давайте заключим с вами джентльменское соглашение, — предложил он мне в один прекрасный день, когда яхта плавно скользила по водной глади. — Будем взаимно обмениваться важной информацией.

— Как изволите понимать вас?

— Надеюсь, вам известно, какие размеры приняла в наши дни гонка за получением ценной информации? Кое-кто из руководителей нашей полиции каждый протокол немедленно передает для ознакомления американцам. К нам же, в военное министерство, многие новости попадают с заметным опозданием.

— И все же я вас не понимаю.

Он поправил парус, тщательно завязал очередной узел и только после этого ответил:

— Вы передаете мне новости, поступившие к вам из первых рук, а я в свою очередь знакомлю вас с протоколами, которые ведутся в нашей центральной полиции. Таким образом, оба мы будем иметь более полное представление о событиях, которые происходят в мире.

— И какая же мне от этого польза, мой друг?

Он сделал нетерпеливый жест:

— А вы подумайте получше! Любому политику всегда выгодно знать больше других.

— Не в меньшей степени заинтересован в этом и разведчик.

Мы понимающе улыбнулись друг другу. Он решил, что я его правильно понял. Я же подумал о том, что для меня будет очень важно получить возможность знакомиться с полицейскими протоколами, которые ведутся по секретным делам.

— Хорошо, договорились! — согласился я.

И в тот же миг он повернул свою яхту к берегу, воскликнув:

— Это событие нам обязательно надо отметить! Выпьем-ка мы пива!

Господин Тепли был убежден в том, что совершил выгодную сделку. Он наверняка хорошо знал положение венгерских эмигрантов, и ему было известно, как они тянулись ко мне; как-никак, а факт оставался фактом — все прибывающие в Австрию эмигранты незамедлительно попадали под мое крыло, а это имело для них большое значение.

Само собой разумеется, господин Тепли, как и дядюшка Герцог, получали от меня только ту информацию, которая так или иначе попала бы к ним в руки, разве что чуть позднее, чем им этого хотелось бы. Таким образом, мне предоставилась возможность распространить несколько вводящих в заблуждение новостей, получив взамен материалы, одна часть которых знакомила нас со способами и методами допросов, проводимых политической полицией, а другая показывала, в каких именно местах какие военные и промышленные объекты вызывали огромное любопытство у наших противников. Из протоколов становилось известно, какие показания давали венгерские эмигранты на допросах.

Одно известие следовало за другим, а одна новая связь неизбежно рано или поздно вела к другому знакомству. Наиболее важную информацию я немедленно передавал в Центр, чтобы там после соответствующей ее оценки предприняли нужные меры.

Правда, много времени и труда ушло впустую. Однако те немногие важные сведения, которые я получил, с лихвой окупили и потраченное время, и усилия.

Однажды я встретился с семнадцатилетним Йошкой Токачели, проживающим сейчас в Швеции.

— А знаете ли, Миклош, — спросил он меня, — что один молодой человек, блестяще говорящий по-венгерски, ходит по лагерю и за деньги ищет болтунов?

Это известие меня, однако, нисколько не удивило. Я и раньше уже не раз слышал об агентах, которые, пользуясь нищенским положением эмигрантов — венгров, чехов, югославов, находившихся в лагерях для перемещенных лиц, — за гроши скупали различного рода информацию, а затем вербовали из их числа агентов.

— А почему об этом ты рассказываешь именно мне? — спросил я у парня.

Помолчав, он ответил:

— В последнее время к нам в лагерь столько всяких типов наведывалось! Разве угадаешь, кто из них провокатор, а кто доносчик, приехавший из Венгрии? В конце концов, дядюшка Миклош, вы наш руководитель… К кому же нам еще обращаться, если не к вам?

Немного подумав, я ответил:

— Послушай, Йошка, когда этот молодой человек еще раз появится в лагере у венгров, скажи ему, чтобы он зашел ко мне на квартиру. Это в его личных интересах.

— А если он не пойдет к вам?

— Тогда скажи ему, что я подозреваю его как коммунистического агента. Если же он не докажет мне обратное, я заявлю на него в венскую полицию.

Мое предупреждение подействовало. И хотя в те годы иностранные шпионы не особенно боялись молодой австрийской полиции, все же опасность провала несколько сдерживала их.

Спустя несколько дней после этого разговора в дверь моей квартиры кто-то позвонил. Открыв, я увидел на пороге высокого симпатичного молодого человека спортивного телосложения.

— Это вы господин Миклош Сабо… — скорее утвердительно, чем вопросительно, проговорил пришедший.

— Да. С кем имею честь?

— Вы меня вызывали, потому я, собственно, и зашел к вам…

Я пригласил незнакомца в свой кабинет. Предложил сесть, угостил коньяком, незаметно наблюдая за его еще совсем юным лицом с высоким умным лбом и холодно блестевшими глазами. Тогда я, разумеется, и не мечтал о том, чтобы извлечь из этого знакомства какую-то пользу. Это произошло значительно позже.

Я старался не спешить, полагая, что поспешность в подобных случаях отпугивает или вызывает подозрение и рождает у собеседника излишнюю бдительность. Именно поэтому я задавал ему самые безобидные вопросы, такие, какие я обычно задавал своим подопечным, чтобы в последующем иметь возможность защищать их интересы, что считал своей прямой обязанностью.

— Я знаю, что вы посещаете лагерь для перемещенных лиц в Зиммеринге и там уговариваете людей, чтобы они давали вам какие-то показания. Мне необходимо знать, на кого вы работаете?

Мой собеседник докурил свою английскую трубку, а затем флегматично спросил:

— А с какой целью?

Я хорошо знал, что мой столь решительный шаг мог привести к двум последствиям: во-первых, покровители этого типа принимают меня, видимо, за того, кого они хотели бы во мне видеть, однако, во-вторых, я мог добиться и обратного. Поэтому мне пришлось взять себя в руки и следить за каждым своим словом и жестом.

— Вам, видимо, известно, что я являюсь бывшим депутатом парламента и одновременно политиком, который на своем боевом посту защищает интересы так называемого свободного мира. Вы же, возможно, являетесь агентом органов безопасности Венгрии…

Пока я все это говорил, мой собеседник с завидным спокойствием выпускал изо рта густые клубы дыма и, когда я закончил, спросил:

— И какую же цель я преследовал бы в этом случае?

— Например, вас могло бы интересовать, с каким «багажом» они прибыли из Венгрии. Поинтересовались бы их связями, занялись вымогательством, ссылаясь при этом на родственников, которые остались на родине. Вполне возможно… — здесь я для пущей убедительности сделал небольшую паузу, — …что самых важных из эмигрантов вы попытались бы уговорить уехать обратно или же… убить!..

Сейчас все это, вполне понятно, может показаться несколько театральным и даже комичным. Однако тогда, летом 1956 года, когда велась настоящая психологическая война против социалистической Венгрии, к моим словам следовало отнестись совершенно серьезно. К тому же «раскусить» своего гостя и узнать, на кого он работает, я смог бы только в том случае, если бы мне удалось убедить его в том, что ему грозит серьезная опасность, от которой я могу избавить его.

Мой гость вынул изо рта трубку, не спеша выбил ее и только после этого сказал:

— Господин депутат, я с вами абсолютно согласен. Пожалуйста, вот мой паспорт. Зовут меня Миклош Немет, а работаю я на графа Йожефа Палфи.

И сразу все встало на свои места. Мне было известно, что граф Палфи — один из самых активных агентов ЦРУ в Австрии. Правда, несмотря на заявление молодого человека, я отнюдь не был твердо уверен в том, что Немет является агентом Палфи, но в том, что он был связан с ЦРУ, я нисколько не сомневался. Вопросом для меня оставалось только то, на каком уровне он занимался шпионажем, какие задания выполнял и в каком кругу вращался и действовал.

Я не стал спешить с более подробными расспросами. Я только «прощупал» его, на что меня толкал здравый смысл, ибо я знал, что будет еще и завтрашний день. И этот день действительно настал.

После того случая Миклош Немет довольно часто навещал меня. Между нами возникла некоего рода симпатия, он охотно захаживал ко мне выпить рюмку коньяка, выкурить трубку и поболтать.

Время шло, а я ни на шаг не продвинулся вперед в своих намерениях. И вот однажды мое терпение было вознаграждено.

К тому времени у меня уже появилась собственная секретарша. Однажды под вечер, когда я вернулся домой, она сообщила мне, что в моем кабинете меня дожидается молодой человек, который своей трубкой прокурил всю квартиру.

Когда я вошел, мой молодой друг встал. Мне сразу же бросилось в глаза, что от его обычной флегматичности не осталось и следа, но на всякий случай я решил придерживаться своего правила и ни о чем его не расспрашивать.

После второй рюмки коньяка он неожиданно спросил:

— Господин депутат, вы предоставите мне убежище, если я настойчиво буду просить вас об этом?

От неожиданности я чуть было рюмку не выронил. Голову пронзила мысль: «Уж не ловушка ли это? А может, просто самая обычная счастливая случайность?»

Как ни трудно мне было, но я тоже старался держать себя так, будто меня все это мало интересовало.

— Только в том случае, если у вас для этого найдутся серьезные основания.

Судя по всему, мои слова в какой-то степени успокоили его.

— Прошу вас, выслушайте меня внимательно. Я все расскажу.

— Если вы настаиваете, то пожалуйста.

— Так вот… Из Венгрии я уехал пятнадцатилетним парнем. Не буду подробно рассказывать о причинах своего поступка; важно то, что очень скоро я попал в лапы агентов ЦРУ. Они должным образом обучили меня. Я занимался шпионажем в советской зоне оккупации, шатался возле военных объектов, не раз выполнял различного рода диверсионные задания на русских аэродромах и в казармах. Кто мог обратить внимание на пятнадцатилетнего мальчугана? Это, так сказать, было моим основным козырем. Помогала, конечно, и отчаянная смелость, на какую обычно бывают способны лишь подростки. Мне даже нравилось то, что я делал. Мои шефы заметили мое усердие и послали учиться в разведывательную спецшколу. В берхтесгаденский центр я попал уже будучи офицером. Я сделал неплохую карьеру, однако еще лучшую мог бы сделать в будущем, но… вышло так, что я поспорил со своим начальником. Поссорился из-за женщины… Сначала шеф перевел меня на худшую должность, из-за чего, собственно, мне и пришлось познакомиться с лагерем. Затем шеф настолько распоясался, что направил меня в Венгрию, но в том самом месте, где я должен был перейти государственную границу, меня поджидали в засаде австрийские жандармы. Лишь совершенно случайно мне удалось уйти от них. Нетрудно догадаться, что на мой след их навел не кто иной, как сам шеф. Вполне возможно, что по ту сторону границы меня поджидали оповещенные подобным же образом венгерские пограничники… Судя по всему, он решил избавиться от меня как от соперника…

Миклош замолчал, принялся снова раскуривать трубку. Я же с завидной торопливостью поспешил «переварить» услышанное. Сначала мне предстояло определить, не провокаторский ли это трюк? Разобраться в том, какую я извлеку пользу, если помогу этому молодому человеку, который по тем или иным причинам собирается дезертировать, было нелегко. Но труднее всего было определить, лжет мне Миклош Немет или говорит правду. Что может получить венгерская контрразведка, если я вмешаюсь в это рискованное дело? Не настрою ли я этим самым ЦРУ против себя? Однако долго раздумывать я не мог — у меня не было для этого ни минуты.

Тем временем гость мой сидел напротив меня и курил. Я же думал о том, что за девять лет службы в ЦРУ его неплохо обучили. Ему присвоили офицерское звание, он много чего знает, и вот сейчас этот человек сидит в моем кабинете и ждет от меня помощи. Мне было немного жаль его — Миклошу недавно исполнилось двадцать четыре года, — но вместе с тем меня соблазняло и то, что, оказав ему помощь, я, как говорится, насолил бы американской разведке…

Так или иначе, целых три недели Миклош Немет скрывался у меня на квартире. По вечерам он, попивая коньяк и покуривая трубку, рассказывал мне о себе, о событиях, свидетелем которых был, и о людях, с которыми был связан. Через несколько дней он полностью «раскололся» и ничего от меня не утаил. Я умело направлял его рассказ в нужное мне русло, а когда через некоторое время он с моей помощью выехал, вернее сказать, эмигрировал в одно из островных государств, расположенных в бассейне Тихого океана, мы узнали много цепного об агентуре ЦРУ в целом ряде западных стран, о наиболее крупных центрах ЦРУ, познакомились с методами и способами подготовки агентуры и ее засылки в социалистические страны.

По времени мое знакомство с Миклошем Неметом совпало с так называемым делом некоего Синчака. Ференц Синчак, офицер венгерской Народной армии, уроженец города Дебрецен, сбежал на Запад. Разумеется, и он попал в лагерь для перемещенных лиц на Хайдештрассе. Вскоре он стал известен многим, так как имел необузданный характер и питал особую страсть к различного рода шумным увеселениям. У него появился дружок — некто Тибор Бакони. Синчак был моложе Немета на три года, однако Бакони почему-то считал Синчака своим шефом, несмотря на его молодость.

Первые сведения, которые дошли до меня, свидетельствовали о том, что и Синчак, и Бакони стали жертвами одной из разведок Запада.

Сначала они занимались скупкой у своих товарищей по несчастью удостоверений личности и других документов, которые помогли бы западным разведкам при переброске в Венгрию своих агентов. А несколько позже они уже начали покупать и самих людей. За пятьдесят — сто шиллингов они брали «интервью» у этих людей, большинство из которых, находясь в очень бедственном положении, охотно рассказывали на допросах небылицы, имевшие хоть какое-нибудь отношение к Венгрии.

Разумеется, большую часть этой информации составляли малоценные сведения. Однако порой даже по номерному знаку автомашины, на которой перевозили солдат из одного населенного пункта в другой, можно было бы сделать вывод о передислокации воинского подразделения или части. Сопоставление таких мелких на первый взгляд сведений могло помочь созданию довольно точной картины как о передислокации частей, так и о поступлении нового вооружения.

Много сил и энергии отдал я в то время, чтобы разузнать, какие люди стоят за спиной таких типов, как Синчак, однако успеха не добился.

Когда я уже совершенно отчаялся, мне снова помог счастливый случай.

Тем временем я из пансиона для холостяков переселился в великолепную трехкомнатную квартиру в центре города. Сюда ко мне однажды лагерный переводчик и привел Матильду Чеко. Глаза у девушки были заплаканы. Она начала говорить, но рассказ ее все время прерывали приступы рыдания, и девушка с трудом смогла поведать мне о своем горе. Ее мучили не только обида, но и стыд, и злость…

— Они вошли в мою комнату, — продолжала Матильда свой рассказ. — Синчак сказал мне, что Душан — это один югославский парень, с которым я тогда встречалась, — не кто иной, как коммунистический шпион, и что поэтому я тоже нахожусь под подозрением. После этого они устроили у меня в квартире самый настоящий обыск. Не побрезговали даже рыться в моем грязном белье.

— А почему вы не позвали на помощь? — поинтересовался я.

— Чтобы они меня еще и избили?

— Что же произошло после этого?

Девушка снова разрыдалась, а затем ответила:

— У меня была небольшая сумма в долларах, которые я собирала, чтобы выехать за границу. Они забрали эти деньги, сказав, что это, мол, вещественные доказательства.

Я постарался успокоить девушку, посоветовал не ходить одной по улицам, особенно вечером, а сам сразу же после ее ухода, направился в лагерь.

Наконец-то настал момент, которого я так долго ждал! Это я почувствовал особенно остро.

Задиры и буяны редко бывают смелыми: они, пока встречаются с более слабыми людьми, ведут себя, как правило, нахально, однако перед более сильными обычно пасуют. В этом я убедился давно. Собственно, так было и на этот раз. Когда я вошел в комнату к этим двум «джентльменам», то по их лицам сразу понял, что они страшно испугались. Видно, они никак не ожидали, что кто-то без всякого предупреждения ворвется к ним.

Не давая им опомниться, я резко обрушился на них:

— Вчера вы незаконно и без всякого на то разрешения ворвались к Матильде Чеко и устроили у нее обыск!..

Синчак хотел было что-то сказать, но я перебил его, еще больше повысив голос:

— …Вы подлежите наказанию и заслуживаете быть отданными под суд!

— Но ведь…

У Тибора Бакони оказались более слабые нервы. Он начал лепетать что-то невнятное. Синчак, однако, набрался смелости и нахально спросил:

— По какому праву вы суете свой нос не в свои дела?

Я не стал отвечать ему. Ведь вступать в словесные прения с такими людьми означало унизить себя. Их следовало держать на должной дистанции. Именно поэтому я перешел в решительное наступление:

— Вы украли деньги! Шиллинги, канадские и американские доллары! Оба вы жалкие воры!..

Судя по всему, до сих пор еще никто так не разговаривал с ними. Мы были одни, и им не от кого было получить поддержку. Они посчитали, что за моей решительностью скрывается сила, которой они не знали, а это всегда устрашает.

— Болтовня все это, — менее уверенно проговорил Синчак, которого я невольно принудил к обороне.

— Я считал вас умными людьми. Особенно вас, Синчак! Видимо, теми шиллингами, что вы украли вчера у девушки, вы и расплачивались в корчме «Пипп»!

Говоря это, я был уверен, что все так и было на самом деле. Слишком хорошо знал я образ жизни этих типов.

После недолгой, но показавшейся мне все-таки длинной паузы Синчак тихо проговорил:

— Вы этого не докажете.

Я понял, что выиграл этот поединок и что, если не ошибся, смогу добраться до тех, на кого эти два типа работают.

«Если одна моя «атака» удалась, — подумал я, — то почему бы не удаться и второй?» Я достал свой бумажник, в котором хранил деньги, и, зажав его двумя пальцами правой руки, с многозначительным видом похлопал им по ладони левой руки.

Синчак оказался неглупым парнем — он правильно понял мое намерение. Судя по всему, он явно занервничал.

— Ошибаетесь! — продолжал наступать я. — Девушка записала номера банкнот, а я забрал у хозяина корчмы те, которыми вы вчера расплатились.

— И что же вы хотите теперь делать? — охрипшим от страха голосом спросил Бакони.

— Передам деньги в полицию, а вам за это светит по пять лет тюрьмы.

— Вы этого не сделаете! — громко выкрикнул Синчак.

— Это мой долг.

— Поймите, что мы приходили к ней… по указанию одной секретной службы!

Оказалось, что оба они работали на службу генерала Гелена. Когда же я твердо заявил им, что сомневаюсь в их правдивости, они попросили у меня сутки, в течение которых пообещали доказать мне это.

На следующий день, к сожалению, меня не было дома, и, хотя я очень был занят, история с Синчаком не давала мне покоя. Когда же моя секретарша сказала мне, что в мое отсутствие меня по телефону разыскивала какая-то дама, которая наотрез отказалась назвать себя, я понял, что в истории с Синчаком я победил. Правда, абсолютно уверенным я почувствовал себя только тогда, когда в пять часов дня зазвонил телефон и женский голос произнес:

— Уважаемый господин депутат, я хотела бы поговорить с вами относительно Фери Синчака.

— С кем имею честь?

— Разрешите ответить на этот вопрос при личной встрече. Надеюсь, вы не боитесь встретиться с женщиной?

— А разве есть основания бояться?

Женщина засмеялась и ответила:

— Мало ли как бывает! А чтобы вы хоть немного доверяли мне, я предлагаю встретиться в центре, в кафе «Штадтпарк». Это недалеко от вас.

— Вам и это известно? — наигранно наивным тоном спросил я, совершенно уверенный, что мой адрес ей сообщили те два типа.

— О, мне известно не только это! — проговорила дама и снова засмеялась. — Так вы придете?

— Было бы невежливо с моей стороны отказать даме…

— К тому же вас разбирает любопытство, не так ли?

— Не стану отрицать этого, — признался я голосом кающегося грешника.

Итак, 20 июля 1956 года в 21 час 15 минут в кафе «Штадтпарк» состоялась моя встреча с фрау Краузе.

Меня ожидала хорошо ухоженная дама средних лет, которая, судя по всему, тщательно следила за своей внешностью, так как не желала преждевременно стареть. На шее, на пальцах и на запястьях рук у нее сверкали массивные золотые украшения. Наверное, она любила эти драгоценные безделушки, а может, просто хотела поразить меня. Официант, обслуживавший столик, видимо, хорошо знал ее.

После короткого знакомства она перешла непосредственно к делу:

— Я сотрудница организации Гелена. Синчак и Бакони — наши люди. Из-за чего вы их беспокоите?

Я решил разговаривать с ней таким же тоном и, выдержав паузу, сказал, не собираясь отвечать на ее вопрос:

— Боюсь, как бы человек, увешанный золотыми вещами, не оказался красным агентом.

— Ужасное предположение, однако… вы правы в том, что не доверяете. Следовательно, мне нужно убедить вас в обратном.

С этими словами она протянула мне свое удостоверение. Я увидел ее фотографию, прочитал фамилию. По было никакого сомнения в том, что удостоверение выдано действительно службой Гелена. Однако я мысленно решил, что раз уж мы зашли так далеко, то не грех попытаться зайти еще дальше. Я понимал, что уподобляюсь азартному игроку, ставка которого — собственная жизнь, но порой без риска не обойтись.

— У вашего удостоверения имеется один недостаток…

— Вот как?

— В настоящее время развелось столько документов, которые можно купить за деньги, в том числе и поддельных, с помощью которых отнюдь не трудно провести такого профана, каким являюсь в этих делах я.

Дама снова рассмеялась своим приятным, певучим смехом. Я же как бы получил этим первое предупреждение.

— Вы удивительно недоверчивый человек, — сказала она, перестав смеяться, и, сменив тон на более жесткий, добавила: — В конце концов, я вовсе не обязана беседовать с вами.

— Тогда зачем же вы сюда пришли?

Мой простой, но вполне логичный вопрос явно попал в цель. Фрау Краузе начала торговаться.

— Вы хотите гарантий? — коротко спросила она.

— Да, и достоверных.

— Радиостанция «Свободная Европа» подойдет для этой роли?

— Вполне.

— Завтра вы их получите, будьте спокойны. А сейчас вам все же придется ответить, почему вы привязались к Синчаку? С какой, собственно, целью?

— Прежде всего я отклоняю ваш вопрос, поскольку он задан именно в такой форме. И, если разрешите, отвечу вам вопросом. С каких это пор служба Гелена стала прибегать к помощи обычных воров?

Фрау Краузе, судя по всему, была особой закаленной. И все же она не выдержала и покраснела, правда, от злости или от стыда, я не знал.

— Парни явно ошиблись, — выдавила она из себя. — Молодым так свойственны ошибки! Однако же, несмотря ни на что, в политическом отношении на них вполне можно положиться, а мы намерены воспитать из них надежных людей.

Я тотчас же заверил фрау Краузе, что хорошо понял ее и готов забыть об этом инциденте, как только Синчак вернет пострадавшей украденные ими деньги.

Все кончилось хорошо. Деньги Матильде Чеко вернули. Гелен сохранил двух «бравых» агентов. (Мимоходом замечу, что позже Синчак сделал себе карьеру в эмиграции.) А ко мне буквально на следующий день явился Габор Тормаи, бывший крупный землевладелец, самый беспардонный сотрудник радиостанции «Свободная Европа», чтобы вполне официально подтвердить полномочия фрау Краузе.

Вот таким оказался мир западных секретных служб.

С этого момента венгерская контрразведка могла наблюдать за людьми, которые имели доступ к важной информации и обладали большим опытом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.