М. Маклярский, писатель, заместитель председателя общественного совета УВД Мособлисполкома НЕЖЕНСКАЯ ПРОФЕССИЯ

М. Маклярский,

писатель, заместитель председателя общественного совета УВД Мособлисполкома

НЕЖЕНСКАЯ ПРОФЕССИЯ

Из всех разнообразных милицейских профессий служба в уголовном розыске — самая опасная. Это в полном смысле мужская профессия. Сотруднику уголовного розыска приходится смотреть смерти в глаза, вступая в поединок с вооруженным преступником. И тем более достойна восхищения сражающаяся в рядах бойцов уголовного розыска женщина, чьи доблесть и героизм могут служить примером для многих работников-мужчин.

Именно об этом думал я, слушая генерал-майора милиции Владимира Ивановича Добросклонского, много лет занимающегося кадровой работой в Управлении внутренних дел Московской области. В своей памяти Владимир Иванович хранит множество фамилий и поучительных примеров.

Мы сидим в его просторном кабинете. За окнами поздние сумерки. Из груды дел, лежащих на полированном столе, Владимир Иванович вытаскивает объемистую папку.

— Вот, — говорит он, — полистайте. Личное дело майора милиции Екатерины Ивановны Пантелеевой. Ее трудовой подвиг заслуживает глубокого признания. Екатерина Ивановна неоспоримо доказала, что нет недоступных для женщин профессий…

Из служебной аттестации:

«Майор милиции Екатерина Ивановна Пантелеева, 1920 года рождения, член КПСС, при исполнении служебных обязанностей волевая, настойчивая, проявляет смелость и решительность, личную инициативу и смекалку, подлинно воинское мужество. За время работы в уголовном розыске имела ряд характерных задержаний опасных, подчас вооруженных преступников. По инициативе и при непосредственном участии Пантелеевой раскрыто много крупных краж, убийств и других сложных преступлений. Имея большой оперативный опыт, она умело передает его молодым сотрудникам… Должности инспектора уголовного розыска соответствует».

За этими скупыми строками официального документа большая, трудная жизнь. Тридцать пять лет милицейской службы.

Екатерина Ивановна Байкова (Пантелеева по мужу) родилась на Волге, в Симбирске. Семья Байковых жила трудно. Девять детей. Всех надо кормить, одевать, учить, а зарплата железнодорожного мастера в те годы была небольшой. Когда Кате исполнилось четыре года, Байковы переехали в Москву. Старшие дети пошли учиться. В свободное от учебы время они помогали матери по хозяйству. В 1928 году пошла учиться и Катя. Училась она прилежно. Из класса в класс переходила с похвальными грамотами.

В 1936 году семью постигло тяжелое горе, умер отец. Старшим братьям и сестрам пришлось совмещать работу с учебой. После окончания семилетки Катя поступила на курсы машинописи. Это была единственная возможность быстро получить специальность и начать зарабатывать на жизнь. Средств продолжать образование не было.

«Днем буду работать, — думала тогда Екатерина, — а вечером учиться». Она, как и ее братья и сестры, мечтала стать инженером-строителем.

Но, как это порой бывает, все сложилось по-другому.

В 1938 году, завершив с отличием учебу на курсах, Екатерина Байкова пошла на работу в Управление рабоче-крестьянской милиции по Московской области.

Проработав короткое время в отделе кадров, грамотная, быстро печатающая машинистка была переведена в машбюро уголовного розыска.

Екатерина была обыкновенной девушкой с обычными для ее возраста девичьими интересами. Она не увлекалась детективными книжками и приключенческими фильмами и не представляла себе уголовный розыск.

Здесь она узнала людей, которые работают круглые сутки, а порой даже по нескольку суток, сидят в засадах и в мирное время ходят всегда вооруженными. В коридоре отдела иногда появлялись траурные объявления с черными буквами, с горестными словами:

«Погиб при исполнении служебных обязанностей», «Убит в перестрелке с преступниками».

По улицам ходили веселые, счастливые люди. Они строили дома, спускались в шахты метро, водили трамваи и троллейбусы, пекли хлеб, ткали ситец. У каждого, правда, были свои заботы, свои радости, свои печали, но все они ночью спали дома и в них никто не стрелял. В уголовном розыске все было по-иному. В каждом телефонном звонке звучала тревога.

Новые товарищи по работе, эти с виду несколько угловатые, угрюмые люди, на самом деле оказались чуткими друзьями и интереснейшими рассказчиками, наделенными чувством юмора и удивительной наблюдательностью.

Быстро печатающая профессиональная машинистка почти никогда не вдумывается в содержание печатаемых бумаг. Однако сейчас, печатая различные документы — сводки, сообщения, справки, запросы, — Екатерина Байкова все больше и больше вдумывалась в их суть. И с каждым днем рос интерес к работе, которой еще недавно она не понимала и побаивалась.

И Екатерина Ивановна решила обратиться к начальнику уголовного розыска Алексею Николаевичу Малышеву с просьбой перевести ее на оперативную работу.

Больше часа шла беседа в кабинете у Малышева. Екатерина Байкова просила, убеждала, уговаривала. И Малышев понял, что это не прихоть, не мимолетное увлечение, навеянное чьими-то рассказами, а серьезное желание.

— А ты подумала, — спросил ее Алексей Николаевич, — что здесь страшно? Что здесь настоящая война с преступниками, у которых всегда или нож, или пистолет, или обрез?.. И пускают они это в ход и против мужчин, и против женщин. Они ведь никого не щадят.

— Подумала! — решительно ответила Байкова. — А что касается оружия, то стреляю я не хуже их. — Она показала на значок «Ворошиловский стрелок», прикрепленный к ее жакету. — Я уже два года работаю в аппарате. Прежде чем явиться к вам, я все взвесила. Чувствую, что справлюсь. — Не дождавшись ответа, она пошла к двери.

Со времени этого разговора прошло более тридцати лет. Но и сейчас, рассказывая об этой беседе, полковник в отставке Малышев помнит все детали.

— Знаете, выпалила она мне все это и встала, а в глазах у нее слезы блестят. И я задумался: «А может, она права? Ведь были же в нашей истории женщины — чекистки, разведчицы, участницы большевистского подполья, и не хуже мужчин дрались? Главное, думаю, это желание, энтузиазм, вера в свои силы. Важные качества для нашей работы». И когда она дошла до двери, гордая, с поднятой головой, я остановил ее: «Не огорчайся, Катя. Завтра о твоей просьбе буду докладывать комиссару».

Екатерину Ивановну назначили помощником оперативного уполномоченного уголовного розыска, присвоили звание лейтенанта милиции и выдали личное оружие — браунинг № 1. Объявляя Байковой это решение, начальник уголовного розыска предупредил ее:

— Запоминай наши принципы: на нож, на пулю, на кастет без нужды не лезь. Это первое. Не всякая лихость — геройство. Это второе. В нашем деле нужна мгновенная ориентация, правильный расчет, быстрая реакция и осторожность. И всегда помни: нам нужны живые работники, а не покойники. Но трусы при этом, конечно, тоже не нужны. Трусливый работник уголовного розыска способен и себя погубить, и дело провалить. Словом, не лихачи, но и не трусы.

— И что же, — спрашиваю я Алексея Николаевича, — запомнила Екатерина Ивановна эти ваши советы?

Малышев улыбнулся:

— Советы эти, конечно, правильные, но порой так складывается обстановка, что вора или грабителя надо брать сразу и самому. Звать на помощь нет времени. Уйдет преступник, и его придется снова искать неделями, месяцами, а то и годами… А сколько за это время он принесет бед людям?

Екатерина энергично взялась за новое дело, старалась во всем разобраться. Опыт старших товарищей помог ей овладеть техникой службы. И полковник Малышев ни разу не пожалел, что взял ее в уголовный розыск…

Из оперативной сводки:

«7 июня 1949 г. в отдел уголовного сыска Управления милиции Московской области обратился священник Ново-Алексеевской церкви Черников Ф. В. с заявлением, что несколько дней тому назад, ночью к нему на квартиру в поселке Перово явились двое неизвестных, один из них был в форме лейтенанта МВД. Предъявив ордер, напечатанный на машинке, без печати, на право производства обыска, неизвестные потребовали, чтобы священник выдал им 15 тысяч рублей, хранящихся у него в подполе.

Заподозрив неладное, Черников заявил, что, во-первых, у него таких денег нет и, во-вторых, без понятых он не разрешит производить обыска, так как это противоречит советскому закону.

В этот момент кто-то из соседей постучался в квартиру священника. Грабители испугались, сказали, что вопрос о присутствии понятых им необходимо «согласовать с подполковником», и удалились, пообещав скоро вернутся.

Одновременно Черников передал полученное им по почте после этого посещения анонимное письмо от имени «четырех сердец» с требованием в четырехдневный срок вручить лицу, которое назовет себя «Чайка», 10 000 рублей. В противном случае авторы анонимки угрожали священнику убийством.

Расследование заявления Черникова было поручено лейтенанту милиции Екатерине Ивановне Пантелеевой (в 1945 году Байкова вышла замуж за балтийского моряка Пантелеева и теперь носила фамилию мужа. — М. М.).

В течение нескольких дней Пантелеева и другие сотрудники вели наблюдение за Черниковым в целях предупреждения возможного на него нападения и задержания грабителей. За эти дни было установлено, что у Черникова много знакомых женщин, некоторые из них оставались у него ночевать, что живет он широко — вино, фрукты, конфеты, посещает ювелирные магазины. Никаких других данных пока добыть не удалось. Расследование продолжается».

О дальнейшем ходе расследования этого дела нам рассказала Е. И. Пантелеева.

— Приступая к расследованию заявления священника Черникова, я знала, что по области зафиксировано несколько нераскрытых ограблений, осуществленных под видом самочинных обысков. В каждом случае, как показали потерпевшие, действовал «человек в лейтенантской форме». Возможно, сказали мне, что вымогатели, посетившие священника, это те же самые преступники, которые совершили и предыдущие грабежи. Почерк один и тот же.

Изучив все материалы по самочинным обыскам, я решила встретиться со священником.

Дождавшись конца церковной службы — это было в пятницу, — пришла к нему домой. Передо мной был высокий, черноволосый, с чуть зеленоватыми глазами человек лет 45—50. Я предъявила удостоверение, которое он внимательно изучил, записав номер, дату выдачи, мою фамилию, должность. Я попросила Черникова ответить на некоторые вопросы. Священник согласился ответить на все.

Я спросила, есть ли у него знакомые женщины.

— Есть, — сказал он, — и больше, чем надо. Никак не могу совладать с греховными помыслами.

И тут же попросил не записывать этих слов и не сообщать о них его церковному начальству. Потом он подробно описал приметы грабителей, которые не совпали с приметами, названными другими потерпевшими. Затем я стала выяснять, действительно ли у него в подполе хранятся 15 тысяч рублей. Не фантазия ли это преступников. После длительного раздумья, предварительно выяснив, не будут ли эти деньги конфискованы, священник подтвердил, что действительно в момент прихода к нему с «обыском» в подполе находилась такая сумма.

— Однако, — сказал он, — ни одна живая душа, кроме меня, не знала об этом.

В то же время он категорически заявил, что никого из своих знакомых, в том числе и «приятельниц», не подозревает в связях с бандитами.

— Но не дух же святой сообщил преступникам, где вы храните деньги и сколько их.

— Возможно, дьявол их надоумил.

— Уголовный розыск, — сказала я, — в дьяволов не верит.

Несмотря на утверждение священника, что все посещавшие его дом — честные, религиозные люди, я все же решила выяснить, что на самом деле представляют собой знакомые Черникова. Обстоятельства дела ясно говорили о том, что без наводчика здесь не обошлось. Единственным лицом, имевшим постоянный доступ в квартиру священника, пользовавшимся его абсолютным доверием, являлась некая Мария Митрофановна Шепилова, 39-летняя незамужняя продавщица палатки фруктовых вод, проживавшая по соседству с Черниковым.

Шепилова убирала комнаты священника, покупала ему продукты, готовила еду, стирала. Словом, была у него полной домоправительницей. Черников был ею доволен: «Богомолка, ни одной службы не пропускает. Ни одного поста не нарушает, честнейшая раба божия. Соседи называют ее монахиней».

Встретившись с Шепиловой, я спросила ее, что она думает об этом происшествии, кого подозревает. Но ничего толком она мне не сообщила. Отвечая на мои вопросы, Шепилова опускала глаза к полу, крестилась и каждый раз глубоко вздыхала. Однако, как она ни старалась предстать передо мной этаким отрешенным от всяких мирских сует человеком, притворство ей не удалось. Это была игра откровенно плохой актрисы. Правда, поначалу я подумала, что, может быть, Шепилова метит на роль жены зажиточного священника-вдовца и поэтому изображает этакую богомолку.

Шепилова вела себя крайне осторожно. Кроме службы, квартиры священника, церкви и своей комнаты, она нигде не бывала. Ни с кем не разговаривала. Никому не звонила по телефону, ни от кого не получала писем.

Шепилова жила в коммунальной квартире. И я сочла необходимым поговорить с ее соседями, не раскрывая, конечно, ни место своей работы, ни цель моих расспросов. Один из жильцов, плотник-строитель, рассказал мне: «Есть у Шепиловой любовник. Фролов его фамилия, зовут Борисом. Живет на нашей улице. Судимый. После того как она у священника стала служить, как будто порвала с ним. Но как-то поздно вечером я возвращался от приятеля домой. Вижу, стоят они в переулке, это недалеко отсюда, и прижимаются». Так была обнаружена первая маленькая ниточка по этому делу. Стали мы заниматься Фроловым и вскоре выяснили, что вокруг него целая группа вертится. Уткин, Власов, Курцанов и Киселев. Добыли образцы их почерков. Научно-технический отдел определил: несколько слов анонимного письма к священнику написаны рукой Власова. Остальные — Курцановым.

Показали их на фотоснимках Черникову. И он сразу опознал Курцанова: «Вот этот! Был в форме лейтенанта». Удалось выяснить, что отец Курцанова одно время служил в МВД в пожарной охране и у него дома хранится форма с лейтенантскими погонами.

Одновременно поступили данные, что Фролов, Уткин и Власов готовятся на днях совершить вооруженное ограбление в Можайском районе. Встал вопрос о задержании всей группы. Операция была назначена на поздний вечер. А мне поручили собрать дополнительные данные об Уткине, работавшем в деревообделочной мастерской.

— Только будьте осторожны, — сказал мне начальник. — Раньше времени не вспугните.

Оставив машину в переулке, я пришла в мастерскую и спросила, как найти бригадира. Он у себя в конторе, ответили мне. Вхожу. Бригадир сидит за столом, что-то записывает, а в углу человек в комбинезоне проверяет наряды.

— Здравствуйте, — говорю. — Уткин работает у вас?

Бригадир удивленно посмотрел на меня:

— Работает. — И показывает на человека в комбинезоне: — Вот он и есть Уткин.

Я растерялась. Что делать? Как вести себя дальше? И я решила, как говорят картежники, идти ва-банк.

— Вы, — говорю, — Уткин?

— Уткин.

— Очень хорошо. Вы мне нужны. Я из милиции, — показываю удостоверение, не раскрывая его. Там ведь написано «уголовный розыск». — Из паспортного отдела. На вас пришла жалоба из военкомата. Почему не встаете на военный учет?

— Давно уже встал. И военный билет получил. Дома он у меня.

Тогда я стала лепетать, что вечно этот военкомат путает, отрывает людей от дела, что вы, мол, извините меня. Словом, прикидываюсь вежливой овечкой. Уткин слушает меня и молчит. А я по-прежнему не знаю, что делать. Извиниться и уйти? А если Уткин сделал только вид, что поверил мне? А на самом деле обдумывает, как бы ему исчезнуть и дружков своих предупредить. Задержать? А если он вооружен? Выхватит сейчас пистолет и убьет бригадира и меня. Машину я оставила далеко. Шофер ничего не услышит. За окном визжит электропила. Не только пистолет, гранату не услышат. Продолжаю жаловаться на военкомат, а сама обдумываю решение.

— Вот что, — говорю, — гражданин Уткин, чтобы вас больше зря не беспокоили, поедемте сейчас вместе в военкомат и выясним их претензии к вам. Потом я сама доставлю вас обратно.

Когда садились в машину, я незаметно шепнула шоферу, чтобы смотрел в оба. А шоферы в уголовном розыске, скажу вам, золотые ребята. Сколько раз выручали они оперативных работников в трудной обстановке!

Подъехали к дому № 11 в Дурасовском переулке, к управлению милиции. А Уткин меня спрашивает:

— Разве военкомат сюда теперь переехал?

— Нет, — отвечаю, — здесь только их представитель сидит.

Словом, завела я его в свою комнату, а там шесть столов. Тесно сидели, да и сейчас, правда, не просторней. Я мигнула ребятам, а сама быстро к начальству. Так, мол, и так. Уткин доставлен. Ну, мне за такую лихость справедливый нагоняй дали. А когда вошел шофер и показал начальнику финку, острую, как бритва, которую Уткин за подушку сиденья спрятал, полковник пообещал пять суток ареста дать.

Из спецсообщения:

«…С целью предупреждения вооруженного ограбления квартиры в г. Можайске 19 сентября были задержаны Фролов, Уткин, Власов и их соучастники Курцанов и Киселев.

При обыске по месту жительства Курцанова изъята офицерская форма с погонами лейтенанта. По месту жительства Уткина обнаружены пистолет, металлическая «фомка» и гвоздодер.

Все участники преступной группы признали себя виновными в попытке изъять деньги у священника путем самочинного обыска и в посылке ему анонимного вымогательского письма. Арестованный Власов показал также, что, когда им стало известно об обращении Черникова в милицию, они решили его убить.

Арестованные признались также в намерении произвести вооруженное ограбление в Можайске. В процессе следствия выяснилось также, что участники преступной группы причастны к предыдущим ограблениям, совершенным путем самочинных обысков, в Балашихинском и других районах области и в г. Москве.

Таким образом, в результате правильного проведения розыска и настойчивости оперативных работников, занимавшихся этим делом, в частности лейтенанта Е. Пантелеевой, удалось обезвредить опасную преступную группу и предотвратить намечавшиеся ею новые преступления — убийство и вооруженное ограбление».

Я спрашиваю Екатерину Ивановну:

— Вот в ваших аттестациях и служебных характеристиках есть такая фраза: за раскрытие особо сложных преступлений. А бывают несложные преступления, обыкновенные?

Екатерина Ивановна улыбнулась:

— Всякое преступление делается простым, когда его раскроешь…

Без вести пропавший

— …Утром вместе с мужем вышли из дому, — рассказывала, держа в руках мокрый платок, которым она все время вытирала глаза, пожилая женщина с рано состарившимся лицом. — Я на работу, муж на станцию. Он собирался в Москву, устраиваться на работу. Вечером дома я застала только сына. Муж не приехал. Не приехал и на следующий день. Три дня прошло, а его все нет. Объездила все больницы, морги, была в бюро несчастных случаев. Нигде ничего не известно. — Женщина снова вытерла платком глаза.

— Фамилия вашего мужа? — спросил женщину дежурный по Раменскому отделу внутренних дел, раскрывая толстую книгу записи происшествий.

— Алексей Петров (фамилия изменена. — М. М.), — ответила она.

Так возникло дело о пропавшем без вести Петрове.

Петров был хорошо известен Раменскому отделу. В прошлом он был дважды судим. После освобождения нигде не работал, пьянствовал, неоднократно вызывался в милицию. Но если пропал человек, хороший он или плохой, его надо искать. Таков закон.

Розыском Петрова занимался молодой работник уголовного розыска оперуполномоченный Серов. Он опросил свидетелей, сделал множество запросов, но никаких сведений о местопребывании Петрова не получил.

Каждую неделю в милицию приходила жена пропавшего, плакала, требовала, грозила обратиться с жалобой в Москву… Явившись в очередной раз, она застала в кабинете Серова Екатерину Ивановну Пантелееву.

— Садитесь, — придвигая стул, сказала ей Пантелеева. — Я знаю ваше дело и понимаю, какое у вас горе. У вас претензии есть к нам? Жалобы? Я работник областного управления и готова вас выслушать.

Женщина заплакала.

— Никаких претензий у меня нет, — сказала она. — Только просьба. Помогите найти мужа.

— Все, что от нас зависит, будет сделано. Я это вам обещаю. Единственное, о чем прошу, не торопите нас.

Женщина ушла.

Екатерина Ивановна видела, как тяжело переживает женщина постигшую ее беду, и решила сама заняться розыском исчезнувшего Петрова. Пантелеева перечитала все протоколы допросов свидетелей, все посланные запросы и полученные ответы, всю папку оперативных материалов.

— Куда же он все-таки мог деваться? — спросила капитан Пантелеева Серова. — Ваше мнение?

— Если говорить откровенно, — уверенно произнес Серов, — тут все ясно.

— Ясно?!

— Безусловно. Вы же читали все материалы. Петров сбежал от жены. Жили они плохо. Часто ссорились, дрались. Она постоянно попрекала его за тунеядство, за пьянство. Ему надоела эта канитель, и он ушел. И живет теперь где-нибудь в свое удовольствие.

— Но где? — прервала его Пантелеева. — На все запросы пришел отрицательный ответ. Иголку и то в стоге сена найти можно, а тут живой человек. Странная история получается.

— Объявим всесоюзный розыск, и сразу найдется.

Прошло несколько месяцев, а о Петрове по-прежнему никаких сведений не было. Исчез человек, и все. Словно сквозь землю провалился.

Жена каждый раз появлялась в райотделе внутренних дел. Спрашивала о муже, а ответить ей было нечего. Пантелеева выдвинула версию: возможно, Петров мертв.

— Но трупа нет, — возразил ей Серов.

— Если бы был труп, мы бы не гадали с вами, где Петров. Все было бы ясно. Я думаю, что Петрова нет в живых. Будем заниматься поиском возможного убийцы или убийц. Что же касается трупа — сейчас зима, снег. Посмотрим, что даст весна.

Изучая связи Петрова, Екатерина Ивановна особое внимание обратила на некоего Авилова, постоянного собутыльника Петрова. В прошлом Авилов судился за кражу. После отбытия наказания, как свидетельствовали материалы, поддерживал контакт с уголовными элементами, нигде постоянно не работал, часто отлучался из района, отсутствуя по нескольку дней.

Нашлась свидетельница, которая показала, что видела, как Авилов поручал Петрову продажу краденых вещей.

Может быть, подумала Пантелеева, на этой почве и возник между ними конфликт, кончившийся убийством?

Еще одно обстоятельство зафиксировала Пантелеева: Авилов раньше чуть ли не ежедневно заходил к Петрову домой и они вместе пьянствовали. А как только стало известно об исчезновении Петрова, сразу перестал ходить к ним, всячески избегая встреч с членами семьи своего пропавшего «закадычного дружка».

Вскоре случилось так, что Авилов был задержан милицией по подозрению в совершении квартирной кражи. На первом допросе, в котором принимала участие и Пантелеева, он сразу сознался в краже, назвал фамилии и адреса людей, которым продал похищенные вещи.

Такое быстрое признание и словоохотливость настораживали. Не потому ли, размышляла Пантелеева, Авилов так охотно рассказывает о совершенной им краже, что хочет уйти от ответа за убийство? На вопросы, связанные с исчезновением Петрова, Авилов твердо отвечал, что ему ничего об этом не известно.

Пришла весна. Вскрылись замерзшие пруды и озера, и в райотдел поступило сообщение, что на одном из озер обнаружен труп мужчины. Это был исчезнувший Петров. Эксперты определили: убит ударом тяжелого тупого предмета по голове. Екатерина Ивановна снова вызвала на допрос Авилова.

День за днем продолжался этот напряженный поединок. Авилов стоял на своем: ничего не знаю, ничего не ведаю.

— Вам нужно дело списать, а мне под вышку. Не убивал.

И только на шестой день он заговорил:

— Напрасно мучаетесь. Не там ищете. Вы бы со старшим сыном Петрова поговорили…

— А что вы о нем знаете? — спросила Пантелеева.

— Ничего, кроме того, что он часто ссорился с отцом.

Когда ведешь расследование, нельзя игнорировать никакую мелочь, даже самую пустяковую. Все надо исследовать. Так говорит многолетняя практика уголовного розыска.

От соседей, знакомых и других свидетелей Пантелеева узнала, что старший сын Петрова, Анатолий, действительно находился с отцом в крайне враждебных отношениях. Постоянно спорил с ним, ругал за пьянство. Иногда дрался. Важные показания дал допрошенный в качестве свидетеля мастер завода Моисеев, в подчинении которого работал Анатолий.

«…Анатолий пришел на завод очень возбужденный. Весь день нервничал. Перед концом работы, часа за два, он попросил разрешения уйти. На вопрос, что случилось, он долго не отвечал, а потом сказал: у меня отец пропал. Хочу съездить к матери и вместе с ней пойти в милицию».

Версия о причастности Авилова к убийству дополнилась еще одним подозреваемым. Кто же убийца? Авилов или Анатолий?

С санкции прокурора Пантелеева произвела тщательный обыск в квартирах убитого Петрова и его сына Анатолия, но ничего там не обнаружила.

— Господи… у меня такое горе, а вы сына подозреваете, — плача, упрекнула Пантелееву жена Петрова.

— Это в ваших интересах делается, — ответила ей Екатерина Ивановна. — Мы должны найти убийцу.

Вызванный на допрос Анатолий очень волновался, отвечал не по существу, плакал, однако причастность к убийству, как и Авилов, категорически отрицал: не убивал, ничего не знаю.

Несколько дней с утра до вечера Екатерина Ивановна еще и еще раз изучала дело, допрашивала Авилова, говорила с Анатолием, со свидетелями, но так ничего и не добилась.

Начальник отдела, которому она докладывала о ходе расследования, сказал ей:

— Да не мучай ты себя так. Взгляни в зеркало. Под глазами синие круги. Мучиться должен преступник, а не наш сотрудник.

— Я обещала жене Петрова, — ответила Пантелеева, — что найду убийцу…

— Думаешь, сын?

— Не знаю. Но ведет он себя неискренне. Чувствую, что-то знает, но не хочет или боится сказать. Прокурор дал мне санкцию на временное его задержание. Может быть, это на него подействует?

На очередном допросе Пантелеева сказала Анатолию:

— Мне не хочется верить, что вы убийца своего отца. Но факты против вас. До окончания расследования я вынуждена взять вас под стражу. Вот постановление, санкционированное прокурором. Прочтите.

Задерживая Анатолия, Пантелеева рассчитывала, что полная изоляция от всех и разлука с женой, которую Анатолий любил и без которой, как говорил, не может и дня прожить, заставят его сказать правду.

Через два дня Анатолий попросил Пантелееву:

— Разрешите свидание с женой.

— Пока не окончится расследование — не могу.

Анатолий заплакал. Потом попросил воды, сигарету и долго молчал. Пантелеева терпеливо ждала. Она представила себе, какая борьба должна происходить сейчас в сознании Анатолия.

— Ну хоть на минуту дайте увидеться с женой, потом делайте со мной что хотите, — повторил свою просьбу Анатолий.

— Не могу.

Он опять замолчал. Опять курил. Заходил по комнате и наконец произнес:

— Ладно. Пишите. Отца убила мать.

Привыкшая за время своей работы в уголовном розыске ко всяким неожиданностям, Екатерина Ивановна на этот раз от удивления даже привстала. В ее памяти возникло заплаканное лицо женщины, ее бесконечные визиты в милицию, требования найти мужа.

— Вы понимаете, Анатолий, что вы сейчас сказали?

— Понимаю. Это правда.

Когда жена Петрова вошла в кабинет Пантелеевой и увидела сидящего там сына, она все поняла.

— Это правда? — спросила ее Екатерина Ивановна.

Женщина заплакала.

— Да! — ответила она.

Петров нигде не работал, пропивал все вещи семьи, скандалил, избивал жену. Однажды пьяным он явился домой. Буянил. Разбил всю посуду. Гонялся за ней с топором, грозя убить. И доведенная до отчаяния женщина решилась на преступление. Дождавшись, когда муж уснет, она обухом топора ударила его по голове, а ночью спустила тело в прорубь озера. Потом она пошла в милицию с заявлением. Она думала, что это никогда не раскроется.

— Вам не было жаль этой женщины, — спросил я Екатерину Ивановну, — когда вы писали постановление на ее арест?

Екатерина Ивановна ответила:

— Право убивать человека не дано никому. Потом, карает же суд, мы только ловим.

Последние годы Екатерина Ивановна Пантелеева работает инспектором по розыску преступников, скрывшихся от следствия и суда. Это важный и ответственный участок.

В одном очерке трудно, разумеется, рассказать о всех раскрытых майором милиции Пантелеевой делах. За тридцать с лишним лет работы в уголовном розыске их было много. Но вот об одном деле мне все же хочется поведать читателю.

Поединок на перроне

Несколько лет назад Раменский район Московской области был взбудоражен дерзкими квартирными кражами. На протяжении нескольких недель их было совершено шестнадцать.

— Пройдет неделя-другая, беспокойство уляжется, — рассказывает Екатерина Ивановна, — смотришь, новая кража, нахальнее предыдущей.

Судя по методу совершения преступления, кражи осуществлялись одной и той же группой. Преступники действовали осторожно, не оставляя никаких следов.

Но вот по частной записке, оброненной ворами в одной из обокраденных квартир, стало как будто ясно, что все эти преступления дело рук рецидивиста Ковалева.

Владимир Ковалев, он же Романенков, он же Жуков, двадцати трех лет, в прошлом шесть раз судимый, был опытным вором.

После очередного освобождения из исправительно-трудовой колонии Ковалев поселился у матери в Люберцах.

Первое время поведение и образ жизни Ковалева давали основания полагать, что он решил порвать с преступным прошлым и заняться честным трудом. Но это была лишь искусная маскировка. Убедившись, что надзор за ним ослабел, Ковалев бросил работу, сколотил воровскую шайку и возобновил преступную деятельность.

Екатерину Ивановну Пантелееву вызвал начальник отдела внутренних дел уголовного розыска областного управления внутренних дел.

— Надо выехать в Раменское, — сказал он, — и найти этого Ковалева. Это же позор! Преступник почти открыто шагает по нашей земле, обкрадывает квартиры советских граждан, а мы не можем его взять. Без Ковалева не возвращайся.

— Понятно, — как всегда в таких случаях, ответила Пантелеева.

— Только, пожалуйста, учти, Екатерина Ивановна, — предупредил комиссар, — Ковалев человек отчаянный. Ему терять нечего. Седьмая судимость. Это значит — максимальный срок. Он шагу без ножа не сделает. Сама его не бери. Это приказ. В твоем распоряжении будут два инспектора.

Трое суток напряженной работы, подробная проверка всех связей Ковалева не дали никаких результатов, кроме одного вывода: территориально кражи происходили в Раменском и соседних с ним районах. Люберцы же, место своего жительства, Ковалев щадил. Значит, решила Пантелеева, надо искать преступника в Люберцах.

Пантелеева приехала в Люберцы. И первое, о чем она узнала, что буквально накануне один из инспекторов вечером видел Ковалева на улице.

— Почему же вы его не задержали? — возмутилась Пантелеева.

— Испугался, — откровенно признался инспектор. — Ковалев без ножа не ходит.

Пантелеева покачала головой. Она вспомнила слова ее первого начальника Алексея Малышева: «Трус в уголовном розыске — не работник».

Вместе с тем это сообщение утвердило ее в мнении, что Ковалева надо искать именно здесь, в Люберцах. Пантелеева привлекла к розыску наиболее способных дружинников, сотрудников железнодорожной милиции. Подробно рассказала им о приметах преступника. Поздно вечером поступило срочное сообщение: на станции Панки проживает гражданка, которая недавно приобрела у Ковалева несколько краденых вещей.

Молодую женщину, известную своим сомнительным поведением, доставили в Люберецкое отделение милиции.

— Ничего не знаю, — заявила она.

— Странно, — сказала ей Пантелеева, — сарафан, который на вас, украден в Раменском всего неделю тому назад. Хотите очную ставку с потерпевшей?

И женщина стала рассказывать. Да, она знает Ковалева. Действительно, купила у него несколько платьев, туфли. Познакомила же ее с Ковалевым приятельница по имени Аза, живущая в вагонах на станции Панки.

— Когда вы последний раз видели Ковалева?

— Вчера. У Азы в вагоне. Мы там выпивали, песни под гитару пели. Потом Ковалев на велосипеде поехал в сторону Люберецкого механического завода.

— Что пели — это хорошо, — иронически заметила Пантелеева. Сейчас она была настроена оптимистически. — Выходим на след, — сказала она своим товарищам.

Было около четырех часов дня. На перроне станции Панки безлюдно. Сотрудник железнодорожной милиции, дежуривший на платформе, только что ушел в линейное отделение.

— Проверьте буфет, — сказала приданным ей инспекторам Пантелеева, — а я подежурю на перроне.

Инспектора ушли. И в ту же минуту пришла электричка из Москвы. И Пантелеева увидела, как в один из вагонов быстро садятся трое молодых людей. Один из них был похож по приметам и по фотокарточке на Ковалева. А инспектора, как назло, не появляются. И милиционер тоже еще не вернулся. Выбора не было. Пантелеева одна последовала за преступником.

— Одна мысль: задержать, не упустить, — продолжала свой рассказ Е. И. Пантелеева. — Вспоминаю приметы. Осторожно разглядываю лежащую в сумочке фотокарточку. Не очень похож. Как одна буду задерживать? У него же, наверное, нож? Смотрю в окно: на платформах станций, где останавливается электричка, сотрудников не вижу. Милиционеров тоже нет. Куда же все подевались? Малаховка — опять на платформе никого. А эта тройка сидит на скамье у входа и о чем-то шушукается. О чем? Может быть, они догадались, кто я? «Станция Удельная», — звучит в репродукторе голос машиниста. Принимаю решение брать их одна. Вытащила пистолет из сумки и положила в карман жакета. Смотрю, готовится к выходу один военнослужащий. Подхожу к нему и говорю: «Помогите задержать преступника». Он посмотрел на меня, смутился: «Я боюсь, — отвечает, — я же без оружия». На одной из скамей четверо, по виду рабочие. Я к ним. Они тоже отказываются: «На работу опаздываем». Станция Быково. Ковалев и его дружки поспешили к выходу. Я за ними. На платформе опять никого из наших. Словно нарочно. Неужели они не догадались сесть в машину и догнать меня? А Ковалев и его дружки идут в сторону туннеля. Я подхожу к нему. «Предъявите, — говорю, — паспорт». Ковалев усмехнулся. Полез в боковой карман. Вот сейчас, думаю, вытащит нож. Я уже мысленно приготовилась к этому: схвачу его сразу за руку, приемом самбо. А справлюсь ли? Парень — косая сажень. Но Ковалев дает мне паспорт. Читаю: Ковалев Владимир Петрович. «Вам придется пройти со мной в отделение», — говорю. На мгновение он растерялся, потом схватил меня за руку, пытаясь вырвать паспорт. Я его за пиджак. Тогда он со всей силой наносит мне удар. Очень больно, но я его не отпускаю. Вижу, хочет достать нож. В этот момент шедшие за мной четверо рабочих подбежали и помогли доставить его в дежурную комнату Быковского аэропорта. Оттуда я по телефону вызвала машину и наряд из Быковского отделения милиции… Между прочим, это были те самые рабочие парни, к которым я обращалась в вагоне.

Я пытаюсь представить себе эту схватку 40-летней женщины с физически сильным бандитом, за плечами которого много тяжких преступлений. Какие, думается, надо иметь нервы! Какой сильный, мужественный характер, какую высокую преданность служебному долгу, чтобы вступить в такой поединок!

— Задерживая Ковалева или других преступников, а их было немало, — объясняет мне Екатерина Ивановна, — я никогда не чувствовала себя героиней. Просто я всегда делала и делаю то, что полагается делать работнику уголовного розыска, преследующему преступника.

И в этих ясных и бесхитростных словах — жизненное кредо инспектора уголовного розыска майора Екатерины Ивановны Пантелеевой.

В уголовном деле по розыску Ковалева хранится трехстраничный рапорт Пантелеевой об обстоятельствах задержания преступника. В этом документе нет ни слова о том, какой опасности подвергалась Екатерина Ивановна на перроне станции Быково Московской железной дороги. Но в личном деле Пантелеевой появилась запись об очередной награде «за смелые и решительные действия при задержании опасного рецидивиста».

Работники отдела кадров мне сказали, что по возрасту и выслуге лет она, если бы пожелала, давно могла бы уйти на заслуженный отдых, на пенсию. А она не собирается.

— Пока не подготовлю себе настоящей замены, не уйду, — говорит Екатерина Ивановна. — И это непременно будет женщина.

— А верите ли вы в возможность исправить преступника?

— На этот вопрос просто не ответишь, — сказала Екатерина Ивановна, — преступник преступнику рознь. Но если бы речь шла только о наказании правонарушителя, а не об исправлении его, нечего б мне было делать в уголовном розыске, и я, наверное, попросилась бы в другую службу. Вы не представляете, какая это великая радость — помочь оступившемуся человеку снова стать на правильный путь!

И Екатерина Ивановна рассказала нам еще один случай из своей практики.

— Вот что случилось не так давно. Вернувшийся из заключения молодой человек, в задержании которого я принимала активное участие, долго не мог устроиться на работу. Узнав об этом, я прежде всего явилась к его больной матери, для которой сын был единственной опорой, поговорила с ним самим, помогла ему. Добилась устройства на работу. Потом несколько раз встречалась с ним, беседовала по душам, помогала советами и даже деньги в долг давала. Небольшие, правда. Он аккуратно их возвращал. Сейчас он женился. На каждый праздник шлет мне поздравительные открытки.

Это не единственный пример участия Екатерины Ивановны, майора из уголовного розыска, в судьбах людей, с которыми она столкнулась по долгу службы.

Екатерина Ивановна Пантелеева награждена орденом Красной Звезды, медалями, ее не раз награждало Министерство внутренних дел и Управление внутренних дел Мособлисполкома. Фотография этой смелой женщины на управленческой доске Почета. Она член партийного бюро Управления уголовного розыска, член редколлегии стенной газеты «Чекист».

В 1941 году, более тридцати лет назад, ей присвоили первое звание — лейтенант. В 1967 году она надела майорские погоны.

— Со званиями мне не везло, — говорит Екатерина Ивановна. — И все из-за того, что женщина. По три срока передерживали. — Она улыбнулась. — Знаете, до чего доходило? Придумал какой-то умник, что женщинам-офицерам хромовых сапог не полагается. Только кирзовые. Как будто у женщин грубее ноги, чем у мужчин. Смешно, не правда ли? Свистка не давали… Но все это в прошлом. Сейчас отношение другое. Среди космонавтов и то своя «Чайка» есть, Валентина Терешкова.

— Ну а если бы пришлось все сначала, — задаю ей стандартный вопрос, — как бы вы поступили?

— Точно так же. Но не сразу. Прежде пошла бы в Высшую школу МВД. Много знаний требуется в нашем деле.

Я выхожу из небольшой рабочей комнаты Пантелеевой, где четыре стола и много телефонов, с чувством благодарности судьбе за то, что она свела меня с этой замечательной женщиной, о жизни и делах которой должны знать люди. И в первую очередь — молодые.