11

11

В очередной раз приходится соглашаться с Вождем народов: кадры решают все. Если во главе городов, регионов или страны восседают гоголевские Поприщины, то при любом общественно-политическом строе от них у народа будет лишь головная боль.

Главным кадром в тогдашнем Санкт-Петербурге был Анатолий Александрович Собчак. Со стороны он казался этаким несгибаемым Робеспьером, но в действительности был уговариваемым, податливым человеком. В этом я убеждался не раз.

В апреле 89-го только что созданная московская группа народных депутатов СССР направила несколько своих представителей в поездки по регионам страны. Мне достались Казахстан, Украина и Ленинград. Мы должны были установить тесные контакты с другими народными депутатами СССР демократической направленности, чтобы выработать общую стратегию и тактику поведения на предстоящем в мае первом съезде.

Мои ленинградские коллеги собрали в Домжуре на Невском новоиспеченных депутатов, и я выступил перед ними. Сказал о цели приезда, о замыслах московской группы. Посыпались уточняющие вопросы и встречные предложения. Обстановка была доброжелательной.

Тут вдруг поднялся лощеный господин и хорошо поставленным голосом начал меня отчитывать. Суть его монолога была следующая. Мы, москвичи, надоели всем своими притязаниями на власть, на верховенство. И в данном случае решили подсуетиться, чтобы возглавить демократический процесс. А во главе этого процесса уже есть уважаемый человек — Михаил Сергеевич Горбачев, так что без сопливых дело обойдется. Мы же хотим вставлять ему палки в колеса. Не надо создавать провокационные объединения депутатов, каждый депутат должен быть сам по себе и помогать лидеру перестройки.

В зале поднялся шум. Я тихо спросил ленинградского собкора «Известий» Анатолия Ежелова, тоже избранного народным депутатом СССР: «Кто это?»

— Это Собчак, преподаватель университета, — ответил Ежелов.

Я вновь взял слово и постарался успокоить разгоряченного Анатолия Александровича. Мы предлагаем объединить усилия не ради дележа власти, не с целью подчинения кого-то кому-то. Каждый депутат должен оставаться сувереном. Но по одиночке мы ни на йоту не продвинемся в выполнении обещаний своим избирателям. Дело не в том, нравится нам или не нравится Горбачев. Он заложник аппарата ЦК. Я был на двух последних съездах КПСС и видел, как там нагло командуют чиновники этого аппарата. Они и съезд народных депутатов СССР намерены превратить в подобие съезда КПСС, чтобы мы только одобряли составленные ими в пользу номенклатуры проекты решений. А мы должны сами определять повестку дня работы съезда и предлагать свои решения.

Около двух часов шла дискуссия в Домжуре на Невском. Ленинградские депутаты поддержали идею объединения, и Собчак в конце концов изменил свое мнение на 180 градусов. Позже мы вместе с ним стали членами Координационного Совета Межрегиональной депутатской группы (МДГ).

После окончания университета Анатолий Александрович три года работал адвокатом в родном для Горбачева Ставропольском крае. С тех пор любил Михаила Сергеевича как родного отца, а адвокатская практика научила его гибкости поведения и легкости в отречении от своих прежних суждений.

В июне 90-го я еще работал в АПН, и союз журналистов Испании (там регулярно печатались мои статьи) пригласил меня на десять дней выступить перед студентами университетов Барселоны, Валенсии и Мадрида. Все расходы брала на себя принимающая сторона, а кроме того мне сказали, что я могу взять с собой еще одного интересного человека — на свое усмотрение. Его поездка будет тоже оплачена и плюс гонорар за выступления.

Кого позвать? С Анатолием Александровичем у нас уже сложились добрые отношения, вместе провели не один вечер на заседаниях МДГ. Он успел поучаствовать в местных выборах и стал председателем Ленсовета. Я позвонил ему и предложил поехать вместе со мной, правда, не очень-то рассчитывая на согласие. Все-таки ответственная должность, много работы. Но он согласился.

Интерес к нашей стране тогда был очень большой. Мы с Собчаком собирали полные залы. Поднимались вдвоем на сцену и в режиме диалога обсуждали проблемы геополитики. Анатолий Александрович отстаивал свою точку зрения, я свою. При этом каждый из нас иногда обращался за поддержкой к залу, втягивая его в дискуссию.

В студенческой среде ощущались сильные левацкие и антиамериканские настроения. На первых двух лекциях Собчак оценивал встречу Горбачева с Бушем на Мальте как большой шаг к разрядке, как благо для мира. Во время этой встречи я был на Мальте с группой журналистов и знал подноготную закулисных переговоров. Мое мнение было противоположным: ревизия ялтинских соглашений дорого обойдется планете. Горбачев сдал американцам Кубу, Никарагуа, всю Восточную Европу и вообще вывел СССР из игры. Он даже позволил янки хозяйничать в нашей Прибалтике, подталкивая процесс развала Советского Союза. Теперь Соединенные Штаты превратятся в Самодержца Всея Земли. Они будут безбоязненно использовать вооруженные силы для поддержки своих капиталистов. Испания скоро затоскует по многополярному миру.

Чья позиция была ближе студентам? Мы просили голосовать. Подавляющим большинством они отвергли позицию Собчака. Да еще выражали удивление его проамериканским взглядам. И уже в следующих аудиториях Анатолий Александрович высказывал совершенно иное мнение. Превращаться из Павла в Савла для него не составляло труда.

Там он сказал в интервью солидной газете, что в Ленинграде будет введена должность мэра и у него стопроцентные шансы занять этот пост. Им сразу же заинтересовались промышленники.

В Валенсии нас долго водили по заводу сантехоборудования. Автоматические линии, идеальная чистота, перламутровый блеск душевых, умывальников, унитазов. Испанцы готовы быстро построить и пустить такие же заводы в Ленинграде. Собчак сказал, что не возражает. В административном здании завода мы сидели часа полтора: Анатолию Александровичу рассказывали о технических параметрах производства и собирали в папку разные пояснительные документы. Эту папку ему вручили для передачи на анализ ленинградским экспертам.

А потом мы поехали ужинать в ресторан. Не очень солидная желтая папка занимала место на нашем столике. Когда принесли большую сковороду с паэльей из риса и каракатиц, Собчак убрал папку и сунул ее за цветочный горшок на окне. Ужин удался — с интересными разговорами и виртуозной игрой гитаристов.

— А папку-то забыли, — спохватился я, едва мы отъехали от ресторана.

— Вернемся, принесу, — с готовностью предложил сопровождавший нас валенсиец.

— Нет, едем дальше. Возвращаться плохая примета, — сказал Анатолий Александрович. И равнодушно продолжил. — Если им надо, они найдут, как переправить бумаги в Ленинград.

Не зная Собчака, можно было подумать, что он суеверный человек. Но я уже имел возможность убедиться в обратном. Несколько дней назад в Барселоне мы столкнулись с большой группой грузинских туристов. Они кинулись приветствовать Анатолия Александровича, как Иисуса Христа, сошедшего с небес — Собчак возглавлял парламентскую комиссию по расследованию тбилисских событий 89-го и выступил на съезде народных депутатов СССР в поддержку мятежников, обвинив в преступлениях Советскую Армию.

Кто-то из туристов сбегал в свой номер и принес нам две авоськи — в каждой по три бутылки красного грузинского вина. Мне презент достался, поскольку я оказался рядом с Собчаком.

Когда мы собрались лететь в Валенсию и спустились из отеля к машине, Анатолий Александрович спросил, бросив взгляд на мой хилый багаж:

— А где у вас грузинское вино?

Мы с ним так и не перешли на «ты». Я сказал, что презент оставил в номере — смешно таскаться по солнечной Испании с грузинским вином.

— Ну нет, зачем добру пропадать, — сказал Собчак. — Раз вам вино не нужно, я вернусь и возьму его себе.

Он попросил на рецепшене ключ от моего номера, поднялся на восьмой этаж и спустился оттуда довольный, позвякивая бутылками в совковой авоське.

Это вино Анатолий Александрович увез в Ленинград.

В Мадриде мэр столицы устроил нам в своей загородной вилле встречу с крупными испанскими предпринимателями. Всех их интересовали деловые контакты со вторым городом России. Собчак рассказал, что на берегах Финского залива валяются и ржавеют сотни судов, давно отслуживших свой срок. Испанцы выразили готовность своими силами расчленить корпуса на металлолом и вывезти в свою страну. Чем расплачиваться с Ленинградом — пусть решает руководство города на Неве: продуктами, так продуктами.

Серьезные предложения сыпались на Анатолия Александровича одно за другим. Испанцы, к примеру, хотели бы разместить заказы на ленинградских судоверфях и покупать в больших объемах алмазные инструменты завода «Ильич». Кроме того, им очень нужны сверхпроводящий кабель и устройства с числовым программным управлением для металлорежущих станков — все это производили питерцы, причем на уровне высших мировых стандартов.

У любого хозяина захватило бы дух от таких перспектив: можно во время всеобщей разрухи сохранить рабочие места, а городу дать заработать. И Собчак заявлял, что очень рад этим предложениям и приглашал своих собеседников приехать в Ленинград для заключения сделок. Вот он станет мэром и будет ждать их у себя в кабинете.

В отличие от нас испанцы верят словам. Когда Собчака избрали мэром, некоторые предприниматели действительно прикатили к нему. Но градоначальник отказался их принимать. Они явились ко мне в министерство: как же так, ведь у них очень выгодные предложения. Я связался с Анатолием Александровичем по телефону и понял, что он не помнил разговора на вилле мэра Мадрида. Человек в последнее время много ездил по заграницам, везде наверное давал кому-то обещания, разве удержишь все в памяти.

— Я не занимаюсь этими вопросами, — сказал мне Собчак на предложение сохранить лицо и принять испанцев. — Пусть они обратятся к моим экономистам.

Но испанцы, насколько я знаю, больше в Питере не появились.

На отстраненность Собчака от серьезных дел в городе обратили внимание даже депутаты — сторонники Анатолия Александровича. Они приезжали в министерство печати и просили поговорить с ним как с коллегой по Координационному совету МДГ. По их словам, с кадрами в мэрии была беда. Градоначальник собрал вокруг себя «мутную» команду и не управляет ею, а команда управляет им. Причем работает не в интересах города. От депутатов-питерцев я часто слышал фамилию Путин в весьма нелестном обрамлении. Самого его ни разу не видел, хотя в мэрию к Собчаку заходил не однажды.

У меня был обычай приезжать в министерство к восьми утра. До заседательской суеты успевал посмотреть почту и свежие газеты. Тогда была эпидемия игры в теннис. Высшие чиновники, выслуживаясь перед Ельциным, по утрам истязали себя на кортах и появлялись на рабочих местах с большим опозданием. Исполнительная власть полностью оживала только часам к одиннадцати.

Примерно раз в две недели наведывался в Москву Собчак — выбивать из федералов деньги для города или решать другие проблемы. Поезд из Питера приходил ранним утром — Анатолий Александрович навадился коротать тягучие паузы у меня в министерстве. Пили кофе и чай, обменивались новостями. За стеной моего кабинета была большая комната с длинными столами. На них раскладывались контрольные экземпляры всех книг, которые выпускали издательства России за последние недели. Таков был порядок: все, что издавалось в стране, поступало на учет в наше ведомство.

Завзятый книголюб Анатолий Александрович очень любил эту комнату: отрешенно бродил между столами, листал еще пахнущие типографской краской страницы. Часто издатели присылали по нескольку экземпляров одной и той же новинки — кое-что доставалось Собчаку. Однажды я подарил ему многотомное собрание сочинений Уинстона Черчилля, за которые тот получил Нобелевскую премию. От удовольствия мэр размяк, ударился в воспоминания.

Прежде я не лез к нему с вопросами о людях его команды. Но тут, памятуя о просьбах питерских депутатов, спросил:

— А что из себя представляет Путин? Что он за человек?

— Человек как человек, — пожал плечами Собчак, — неплохой исполнитель…

И, подумав, добавил:

— Правда, перспективы не видит. А почему вы о нем спросили?

— Много претензий к нему. Он же из КГБ.

— Ну и что? — удивился Собчак.

Я сказал, что мы оба с Анатолием Александровичем учились в университетах и видели, кого из студентов окучивали гэбисты. Вербовали в осведомители тех, кто переполнен амбициями, но ощущал свою несостоятельность на профессиональном поприще. Успех им на этом поприще не светил — в силу интеллектуальной ограниченности. А вознестись над людьми хотелось любыми способами.

Таким поручали стучать на товарищей, потом давали задания еще грязнее. И когда видели, что у человека отсутствуют моральные тормоза, что он легко переступал через последнюю нравственную черту, его зачисляли в ряды КГБ. Причем не заниматься серьезной аналитической работой или быть нелегалом. Для этого кадры черпали из других колодцев — с водой почище. Их примечали еще в суворовских и нахимовских училищах, затем готовили специально. А этому человеку давали работу попроще: пасти инакомыслящих или прикомандировывали к советским коллективам за рубежом подглядывать за политической линией. Сексоты из студенческой среды нигде надежными не считались.

— Вы обобщаете, но мы же говорим о конкретном человеке. Путин мне кажется надежным, — не соглашался со мной Собчак. — Я полжизни проторчал на кафедрах университетов и плохо знаю людей в городе. Мне нужен человек, который процеживал бы кадровый поток. У Путина большой объем информации.

В конце концов, не мне же работать с гэбистом: нужен он Собчаку — его дело. Хозяин — барин.

Не знаю, один Путин отцеживал кадры для питерской власти или вместе с приятелями из КГБ. Но команда подобралась довольно пестрая: профессорские отпрыски, соискатели кандидатских дипломов, завсегдатаи дискуссионных клубов. Почти никто из них не нюхал пороха конкретного дела. Вышла тесная компания дилетантов.

Это те, кто, так сказать, с позволения «Бнай Брита» правит Россией сегодня: сам Владимир Путин, следом шли Анатолий Чубайс, Дмитрий Медведев Алексей Кудрин, Виктор Зубков, Игорь Сечин, Алексей Миллер, Владимир Чуров и проч. и проч. Всех их, по наблюдениям питерских интеллигентов, объединяло одно качество, схожее с качеством Анатолия Александровича — эгоцентризм.

На вечерних тусовках в советское время, с бокалами шампанского в руках и бутербродами с осетриной или красной икрой, они соревновались в остротах по поводу никчемности тогдашнего руководства города и полагали: все, что у них на столах, в холодильниках; все, что на прилавках магазинов и на складах Ленинграда, появлялось само собой, поступало по распоряжению откуда-то свыше. И не догадывались, что манна с неба не валится и насколько трудна работа чиновников мегаполиса: ездить по регионам, заключать договора на поставку зерна, мяса, молока, фруктов, овощей и всего остального.

А уже в 91-м году, когда затрещали прежние хозяйственные связи, команда Собчака обязана была мотаться так, чтобы пар валил из ноздрей. Казахстан, например, предлагал Ленинграду хлеб и мясо за продукцию Кировского завода, Узбекистан с Киргизией — фрукты и овощи, было что взять у хозяйств прилегающих областей. Но снимать галстуки-бабочки и заниматься такой мелочевкой новая власть Ленинграда не собиралась. Она вела сверхзатратную кампанию по срочному переименованию города (как будто нельзя было повременить), грызлась между собой за собственность и финансы. При этом надеялась: никуда не денется федеральный центр, обеспечит всем необходимым. Это новое поколение управителей с такой внутренней установкой карабкалось к должностям: «Взять власть значит все в свой карман класть».

И уже в январе 92-го над Петербургом, как отмечалось, нависла угроза голода. Горе-хозяевам потребовалось совсем немного времени, чтобы довести мегаполис до коллапса.

Я хорошо помню ту нелепейшую ситуацию. Собчак не вылезал из приемной Ельцина, и президент дал разрешение разблокировать для города на Неве стратегические запасы продовольствия на военных и других складах.

Когда Путин говорит теперь, что в 90-е годы Россия стояла на пороге развала, он подразумевает, возможно, и тот демарш самостийности, который устроила питерская команда во главе с Анатолием Александровичем. Команда профукала возможности обеспечить продовольствием город, и вдруг Собчак лично обратился к президенту США Бушу-старшему и канцлеру ФРГ Гельмуту Колю с просьбой спасти Санкт-Петербург от голода. Словно мегаполис уже вышел из состава России, которая не в состоянии контролировать положение дел в своих регионах.

Понятно, что Бушу с Колем составило немалое удовольствие утереть сопли Кремлю и откликнуться на SOS великих управленцев с Невы. Чем черт не шутит, вдруг эти отвязные парни станут последователями Джохара Дудаева, а их регион — последняя незапертая калитка России к Балтийскому морю. Десятки тысяч тонн продовольствия пошли в город со складов американских войск, расположенных в Западной Германии.

(Россия не Санкт-Петербург — простора побольше, и Бог кое-что дал из ресурсов. Надо много усилий, чтобы пустить по миру такую махину. Но видно, как питерская команда старается и здесь. Сколько лет потребуется необольшевикам с Невы, чтобы взять очередную крепость?!)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.