ПЛЕВИЦКАЯ Надежда Васильевна

ПЛЕВИЦКАЯ Надежда Васильевна

наст. фам. Винникова;

28.9(10.10).1884 – 5.10.1940

Эстрадная певица (меццо-сопрано), писательница. На сцене с 1904. С 1920 – в эмиграции.

«Первое отделение окончилось. Огромный зрительный зал кино огласился чудовищными рукоплесканиями. И с какой-то особенно твердой решительностью поплыл занавес – увы! – с той особенной твердостью, которая сразу обнаружила его бесхарактерность: и занавес знал, что ему придется раскрыться вновь. Обычная судьба всех концертов Н. В. Плевицкой.

…Съехали на затылок фуражки, шляпы, котелки, горели глаза, и кто-то осторожно поднес платок, чтобы стереть стыдливую слезу… В чем дело? В голосе? В силе звука? Но пред этим же залом проходили очень большие вокальные дарования. Может быть, в изощренной виртуозности? Конечно, нет!

В чем же тайна этих восторгов?

Театральные модники любят „ломать рампу“. Напрасный труд! Она сама ломается, когда нужно. Ее снимает талант артиста.

Плевицкая – настоящая большая актриса. Она – редкое сценическое одарение. Между ней и ее слушателем не существует никаких преград. Ее эстрада – не эстрада, и зал ее неотделим от нее самой. Это – одно. Они всегда вместе. Это – творец и его произведение, мать и ребенок, – неразрывное, связанное единство.

…А. И. Сумбатов рассказывает об одном большом артисте. Когда его спросили, как он достигает такой естественности в своем вопле отчаяния, он, указывая на темный зал, ответил:

– Это – оттуда. Я едва открываю рот, он уже кричит, а не я.

То же можно сказать и о театральной толпе Плевицкой – об ее влюбленном, плененном и покоренном зрителе. Это она его создала, это она его подняла, окрылила, сделала своим сотворцом, близнецом, двойней, и, когда поет Плевицкая, зал тоже поет, и то, что переживает она, переживается всеми.

Плевицкая – великий разрушитель рампы.

Ее таланту подарена легкость. В нем отсутствует напряженность. Здесь нет никакого старания. Она не заставляет, а берет без усилия. Все это потому, что и ее темы, и манера пения, и все сценические приемы принадлежат ей, только ей одной. Это – „свое“. А в искусстве „свое“ – все.

…И есть у нее еще одна редкая, неповторимая и чудесная черта художника, всегда и неизменно проходящая через все ее творения, через все мелодии и темы, и тексты. Это – какая-то особенная, эпическая доброта, то всепрощение, которое становится благословляющим всю жизнь и все сущее в ней. Недаром в ее автобиографии („Мой путь к песне“) для Плевицкой – все хороши. „Хороша“ – мать, „хороши“ – сестры, „хороши“ – отец и брат Николай, и Потап Антонович, и дядя Дей, и сын его Егор, и Васютка Степанов, и учитель Василий Гаврилыч, и Машутка, и Рышкова барышня, и монахини, и актеры балагана, и весь хор, и Собинов – все „хороши“, и нет ни одного нехорошего человека – ни злых душ, ни опустившихся людей, ни мстительных сердец, ни зависти: хорош и прекрасен весь Божий мир!» (П. Пильский. Роман с театром).

«И как любят Плевицкую! Она своя, она родственница, она домашняя, она – вся русская. Со всех сторон ей кричат названия любимых песен. Но она поет то, что ей нравится в эту секунду. С милой простотой говорит она название и чуть-чуть пониже тоном: „Скоморошная“, „Грустная“, „Гульбищная“, „Хороводная“…

Какие песни! „Ой да на речке“, „Комарики-мушки“, „Белолицы-румяницы“. В деревне их не поймешь: там девки не поют их, а кричат. Плевицкая берет русскую песню целиком, она не трогает, не изменяет в ней ни одной ноты, она только поет ее и раскрывает ее внутреннюю красоту. И вот – радуга чувств и настроений: кокетство, любовь, лукавство, тоска, вихорное веселье, томный взор, тонкая улыбка… Все поочередно трогает струны вашего сердца. И это все из простой, немудреной русской песенки!

Единственно, кого рядом можно поставить с Н. В. Плевицкой, – это Шаляпина. Оба самородки, и на обоих милость Божия» (А. Куприн. Н. В. Плевицкая).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.