ОРЕШИН Петр Васильевич
ОРЕШИН Петр Васильевич
16(28).7.1887 – 15.3.1938
Поэт, писатель. Публикации в журналах «Заветы», «Ежемесячный журнал», сборнике «Скифы». Стихотворные сборники «Зарево» (Пг., 1918), «Красная Русь» (М., 1918), «Дулейка» (Саратов, 1920), «Снегурочка» (Саратов, 1920), «Березка» (Саратов, 1920), «Набат» (Саратов, 1921), «Мы» (Саратов, 1921), «Голод» (М., 1921), «Микула. Поэма» (М., 1922), «На голодной земле» (М., 1922), «Алый храм» (М., 1922), «Радуга» (М., 1922), «Ржаное солнце» (М.; Пг., 1923), «Соломенная плаха» (М.; Л., 1925) и др.
«Я знал Орешина еще в Саратове. Он стоял за прилавком в каком-то мануфактурном магазине и писал стихи. Семен Павлович Полтавский привел его на одну из суббот, в другой раз он и сам пришел, но остался недоволен всем, что у нас видел и слышал.
Петр Васильевич всегда был резок, верховно самолюбив и недружелюбен.
…Самолюбие Орешина было необычайно прожорливо. Насыщалось оно пренебрежительной грубостью к тому, что казалось ему недосягаемым. Людмила Васильевна [Григорьева. – Сост.] развлекалась этим весь вечер, потом заставила гостя петь. Облокотившись на ручку кресла, подперев рукой голову, Петр Васильевич запел длинную, унылую песню с таким припевом:
Ве-се-лый разговор!
Веселый разговор кончался так:
Взял он саблю, взял он остру
И зарезал сам себя.
Для самолюбивого признания Орешин выбрал поэтически острую и оригинальную форму. Мы оценили его искренность, хвалили песню и исполнение.
Когда мы уходили, Людмила Васильевна сказала ему:
– Теперь вы знаете дорогу. Пожалуйста, приходите!
Все-таки я удивился, когда узнал, что Людмила Васильевна вышла замуж за Орешина» (Л. Гумилевский. Судьба и жизнь).
«Невысокий ростом, коренастенький, Орешин глядел на мир глазами крестьянского бедняка, повторяя и думами, и мотивами, и ритмами, и одеждой своей Никитина, Сурикова, Дрожжина и других поэтов – бытописателей деревни.
Помню, жили мы с Орешиным одним летом рядом, в деревне Барвихе под Москвой. Целыми днями сидел он с удочкой на берегу Москвы-реки, всегда молча, всегда угрюмо и всегда один. И лицом своим, лицом типичного „мужика“, как он сохранился на картинах передвижников, изборожденным морщинами, был как-то невесело озабочен. Смотрит часами безмолвно Орешин на струи воды, на ленивое шевеление поплавка, кажется, вот-вот затянет он свою „дулейку“, и поплывут перед глазами картины скудного деревенского бытия, заскрипят колеса переселенца, потянет горьким дымом. Да и одна из первых пооктябрьских книг Орешина называлась „Дулейка“ (Саратов, 1920), и еще: „Красная Русь“, „Снегурочка“, „На голодной земле“, „Алый храм“, „Ржаное солнце“ и многие другие.
…Деревенская Русь у Орешина лишена тех нежных и пленительных красок, которыми она светится в поэзии Есенина. Все у Орешина бедно, сурово, все дышит горьким чувством непосильной ноши, которую поколение за поколением нес на себе русский мужик-земледелец (хотя у него можно встретить и стихи пафосно-романтического склада)» (К. Зелинский. На рубеже двух эпох).
«Петр Орешин уже знаком читающей публике. Имя его пестрело по многим петроградским газетам и журналам, но те, которые знают его отрывочно, конечно, имеют о нем весьма неполное представление. У каждого поэта есть свой общий тон красок, свой ларец слов и образов. Пусть во многих местах глаз опытного читателя отмечает промахи и недочеты, пусть некоторые образы сидят на строчках, как тараканы, объедающие корку хлеба, в стихе, – все-таки это свежести и пахучести книги нисколько не умаляет, а тому, кто видит, что „зори над хатами вяжут широченные сети“, кто слышит, что „красный петух в облаках прокричал“, – могут показаться образы эти даже стилем мастера всех этих короткихи длинных песенок, деревенских идиллий» (С. Есенин. О «Зареве» Орешина).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.