МУЙЖЕЛЬ Виктор Васильевич
МУЙЖЕЛЬ Виктор Васильевич
18(30).7.1880 – 3.2.1924
Прозаик. Публикации в журналах «Русское богатство», «Современный мир», «Журнал для всех», «Новое слово», «Солнце России», «Огонек», «Мир Божий», «Правда» и др., в сборниках «Знание», «Вершины» и др. Издания: «Рассказы» (т. 1–4, СПб., 1908–1910), «С железом в руке, с крестом в сердце» (Пг., 1915), «Враги» (Пг., 1916), «В пути» (Пг., 1916). Собрание сочинений (т. 1–11, СПб., 1911–1912).
«Виктор был сухой, как палка, молодой человек, носил всегда пенсне. Он мечтал о писательской карьере, что впоследствии и осуществилось.
Вечерами он читал нам свои произведения и очень хотел услышать мое мнение. Я говорил ему без всяких обиняков:
– Это не писательство, а статистика!
Виктор глубоко возмущался безапелляционностью моих оценок и говорил, что я ничего не смыслю в литературе. А я отвечал:
– Я и не претендую на писательство, но почитывал и Гоголя, и Тургенева, и еще кое-кого из настоящей литературы!
Позднее Виктор путем серьезной работы добился хороших результатов, и рассказы его имели успех» (И. Павлов. Моя жизнь и встречи).
«Благородный, но скучноватый бытописатель Виктор Муйжель написал длиннейший роман „Год“. И действительно, целый год, в двенадцати номерах журнала „Русское богатство“, печаталось произведение Муйжеля. По этому поводу была сочинена коллективная эпиграмма:
„Год“ пройдет… Честной народ,
Как вот буду жить на свете я,
Коль на будущий нам год
Муйжель двинет „Многолетие“…
Некоторые экспромты, адресованные Муйжелю, оказались не очень цензурными. Писатель парировал ответной эпиграммой:
Кой-что в экспромтах и недурно,
Но вот в чем горе и беда,
Что хорошо, то нецензурно,
А что цензурно – ерунда“.
(А. Дейч. День нынешний и день минувший)
Виктор Муйжель
«Муйжель бытописец, писатель всегда определенного и излюбленного мотива. Но тяжелые пласты бытового материала, из которого он пытается создать большую, многообразную драму мужицкой жизни, не претворяются в элементы чистого искусства в его глубоко антихудожественной душе, словно сдавленной рамками партийной программы. Хозяйственно-земельный вопрос, экономическое неустройство крестьянской жизни, голод, мрак, моральная тупость – вот схема всех его рассказов – старый крепкокостный скелет тенденциозно-народнической литературы. И этот скелет, передающийся из поколения в поколение, г. Муйжель наскоро и небрежно облекает во взятые словно напрокат и откуда попало довольно поношенные беллетристические шаблоны. Рассказы Муйжеля относятся к довольно известному роду литературы „Русского богатства“, где тенденциозность замысла и точно выполненная партийная программа ставятся выше так называемого „буржуазного искусства“» (Н. Петровская. Из рецензии. 1907).
«Перед самым большевистским переворотом мне понадобилось зачем-то повидать беллетриста Муйжеля.
Помнит ли кто-нибудь еще это имя? Имя, пожалуй, но уж писаний, наверное, никто. Муйжель был один из так называемых писателей „с убеждениями“, писавших „из народной жизни“ суконным языком. Писатели этого рода держались от прочей литературы, „декадентской и беспринципной“, в стороне. У них были свои читатели, свои Сент-Бевы – Фриче и Бонч-Бруевич, свои собственные „с убеждениями“ поэты, вроде некоего Черемнова, отрывок из стихов которого я до сих пор твердо помню:
Пировать в горящем доме, спать у пасти крокодила,
На бушующем вулкане затевать лихую пляску
Никому на ум, конечно, никогда не приходило,
Ибо все предвидеть могут неизбежную развязку.
Далее в стихах, столь же проникновенных, пояснялось, что царское правительство спит у крокодильей пасти и пляшет на вулкане.
Не помню уж, что мне могло понадобиться от Муйжеля, человека совсем другого литературного круга, чем тот, к которому принадлежал я. Я его едва знал, за три года войны ни разу, кажется, не встречал его долговязую, унылую фигуру. Но вот понадобилось что-то. Адрес, который мне сообщили, оказался адресом какого-то военного учреждения – штаба, управления. Я спросил Муйжеля. Через минуту ко мне вышел щеголеватый прапорщик.
– Вы к командующему X. дивизией? Его нет. Он на фронте.
– Да нет же. Я к Муйжелю, писателю.
– Точно так. Это он и есть. Только он теперь на фронте. Впрочем, если что-нибудь спешное, могу передать по прямому проводу…
…„Это он и есть“… Муйжель, надежда Фриче? В крылатке, с убеждениями, с калошами, с перхотью на воротнике пиджака!..
Впервые тогда я с неотразимой ясностью почувствовал, что „дело плохо“. „Дело“ было действительно плохо: через месяц должно было произойти то радостное событие, десятилетний юбилей которого не так давно отпраздновали.
…В 1917 году то, что Муйжель „генерал“, – меня поразило, потрясло. Но к чему не привыкаешь?» (Г. Иванов. Петербургские зимы).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.