4

4

Короткая передышка оборвалась так же внезапно, как и началась. Двадцать девятого апреля части 56-й армии командарма Гречко возобновили наступление на станицу Крымская. В семь часов сорок минут вся артиллерия фронта начала долбить передний край противника.

Потом она перенесла огонь в глубину, и пехота поднялась в атаку, охватывая Крымскую с севера и юга.

В преддверии наступления, ночью, Крымскую атаковали две девятки бомбардировщиков «Пе-2». Пожары в станице в качестве ориентиров использовали и другие бомбардировщики, в том числе легкомоторные «По-2», управляемые женщинами.

В семь часов утра три девятки «Пе-2» совершили налет на штабы немецких войск, а вслед за ними, с интервалом в десять минут, в бой пошли шестерки штурмовиков «Ил-2». Вначале на прикрытие каждой группы «илюшиных» посылали пару истребителей, но затем усиленные группы истребителей стали барражировать над всем районом боевых действий.

В восьмом часу утра атакующую пехоту поддержали новые девятки пикирующих бомбардировщиков, действующих в сопровождении истребителей.

Покрышкин вылетел на машине Степанова. Речкалов со своим ведомым сразу был послан на высоту – сковывать встречные истребители и выручать оставшуюся пятерку в трудную минуту. У него это здорово получалось.

«Петляковы» благополучно дошли до цели и встали на боевой курс. Саша осмотрелся: Речкалов уже дрался с четверкой «мессершмиттов». «Только бы не подошло к немцам подкрепление», – сверлила голову мысль. Но немцам, видимо, было не до подкрепления.

После утреннего налета, в котором приняли участие силы нескольких воздушных армий, противник явно был в замешательстве.

Во время одного из боевых вылетов, когда «пешки», сбросив бомбы, повернули домой, в небе появился незнакомый «Як». «Отбился от своих товарищей, – подумал Покрышкин, наблюдая, как он мчится наперерез. – Однако, почему он ко мне не пристраивается? Неужели это тот?!» Он еще до конца не осознал эту мысль, а руки и ноги уже заработали, отправляя машину в скольжение. «Як» с ходу выпустил по нему пулеметную трассу и взмыл вверх. Мимо! Только теперь Александр окончательно понял, что это был тот самый злополучный «Як», который они безуспешно искали на аэродроме под Таганрогом. «Хорошо, что так обошлось, – с облегчением подумал он, – а ведь фашист мог запросто меня срезать. Прав был Исаев».

После нескольких вылетов с «петляковыми» семерка наконец возвратилась на свой аэродром в Поповическую. Доложив о результатах боевой работы и о происшествии с «тринадцатой» Исаеву, Покрышкин попросил командира полка разрешить ему сделать несколько вылетов на его машине, пока его истребитель не вернется из ремонта.

«Бери проветри ее», – бросил небрежно Исаев, занятый своими делами. Он даже не замечал двусмысленности своих слов, настолько отвык от боевых вылетов.

Интенсивность воздушных боев возрастала. «Над Крымской нас бьют русские истребители, – вопил по рации командир очередной группы немецких бомбардировщиков. – Присылайте скорее помощь… Кругом русские истребители… Выполнить задание не могу… Они преследуют нас повсюду!» И так раз за разом.

На земле части 56-й армии, методично прогрызая оборону противника, продолжали неуклонно продвигаться вперед. Счет шел на сотни и десятки метров. 3 мая ожесточение боев достигло своего предела.

Противник часто и упорно контратаковал, особенно на правом фланге. Пехотинцам приходилось отбивать по пять-шесть атак в день.

На пятый день сражения маршал Жуков решил ввести в бой особую дивизию Пияшева, на которую он возлагал большие надежды. Дивизию вывели в первый эшелон армии ночью, со второго на третье. В атаку она поднялась утром южнее Крымской и сразу же залегла, попав под сильный удар неприятельской авиации. Срочно связались с командующим 4-й воздушной армией Вершининым.

– Пияшеву наступать! Почему залегли? – недовольно спросил маршал у генерала Штеменко.

Тот срочно связался по телефону с командиром дивизии:

– Почему залегли? Константинов требует немедленно поднять дивизию в наступление!

– Это еще кто такой?! – возмутился Пияшев.

Полковник, недавно прибывший на фронт со своей дивизией, еще не знал, что местонахождение маршала Жукова на фронте тщательно конспирировалось, поскольку немцы знали, что, если маршал появляется на каком-то участке, значит, там будет наступление. А советские солдаты говорили: «Там, где Жуков, там победа». Псевдоним у Георгия Константиновича для служебных переговоров по телефону или по рации был «товарищ Константинов».

– Если все будут тут командовать, ничего не получится, – продолжал возмущаться комдив. – Пошли его на…!

– Ну что там Пияшев? – нетерпеливо спросил Жуков.

– Товарищ маршал, Пияшев принимает необходимые меры, – громко, не отрывая трубки от лица, доложил Штеменко.

Полковник быстро сообразил в чем дело.

Авиация по-прежнему работала слаженно и напряженно. В этот день отличился старший лейтенант Горбунов из полка полковника Гарбарца: с шестеркой «яковлевых» он атаковал целую армаду немецких бомбардировщиков. Истребители подожгли два «Ю-88» и один «мессершмитт» прикрытия, а остальные бомбардировщики, сбросив бомбы, не дойдя до цели, повернули назад.

Советская штурмовая и бомбардировочная авиация, прикрытая истребителями, работала в этот день без потерь. Генерал Борманов весело кричал своим летчикам с пункта наведения:

– Так их, ребята, так их! Они вопят как! Все время просят помощи… Идите, ребята, на солнышко, идите на солнышко! Ну, ну… Быстрее, быстрее… Молодцы!

Вечером, после завершения трудного боевого дня, командир полка Исаев зачитал перед строем телеграмму командующего Военно-воздушными силами Красной Армии – маршала авиации Новикова, в которой он, поздравив летчиков с успехом, поставил задачу: меткими ударами по противнику и прикрытием наступающих советских войск с воздуха обеспечить победу на Таманском полуострове.

Следующее утро было пасмурным, моросил мелкий дождь, тучи низко неслись над землей. Кубанский чернозем снова раскис, танки и грузовики буксовали, но пехота, падая и подымаясь, упрямо продвигалась вперед.

Несмотря на непогоду, группы штурмовиков по десять-двенадцать штук, с трудом взлетая со своих аэродромов, внезапно выскакивали из облаков и атаковали позиции немцев бомбами, стреляли из пушек и пулеметов.

В это утро Покрышкин поднялся в воздух с двумя слетанными парами: Фадеев с Трудом, Речкалов с Табаченко и сам командир со Степановым с целью осуществлять патрулирование над передним краем. Пробив облака, они расположились над белоснежной волнистой гладью. В стороне воровато прошмыгнула четверка «мессершмиттов», но Саша на нее не реагировал. Он ждал бомбардировщики. Шестерка «кобр» продолжала мерно раскачиваться над облаками параллельно солнцу, вычерчивая в небе змейку; это был новый вариант полета Покрышкина с учетом замечаний Вершинина. Оба разворота истребители делали против солнца, и теперь возможность внезапного нападения вражеских «охотников» была сведена до минимума.

Саша не знал, что после того памятного апрельского совещания командующий, заинтересовавшись Покрышкиным, вызвал начальника особого отдела армии и попросил его собрать на капитана объективную информацию.

Просьба была выполнена оперативно. Представленные сведения были противоречивы. С одной стороны, источники особистов из числа штабных офицеров отмечали дерзкий, строптивый характер капитана. Его недолюбливал первый комдив 216-й дивизии генерал Осипенко, понизил в должности за недисциплинированность. Не любит капитана и нынешний командир полка Исаев, считая, что капитан заносчив, подрывает его авторитет в полку постоянными спорами. Во время переформирования на Каспии Покрышкин подрался со старшим офицером, за что был исключен из партии и едва не попал под суд. Спасли его командир дивизии Волков, генерал Науменко и политработники, которые почему-то его поддержали. Здесь, на Кубани, он едва не застрелил летчика.

С другой стороны, опытные летчики, а также замполит полка Погребной отмечают необычную увлеченность капитана профессиональной деятельностью, смелость, дерзкую отвагу, проявленные в боях, высокий авторитет среди летного и технического состава полка, причем не только в силу профессионального мастерства, но и в силу чисто человеческих качеств: честности, открытости, доброжелательного отношения к товарищам по оружию, бескорыстия.

Отметили также умение Покрышкина обучать летному делу молодых, способность в бою увлечь личным примером подчиненных. Среди летчиков ходит шутка, что Покрышкин своей волей может заряжать аккумуляторы. А летчик Федоров о нем сказал так: «Я видел Покрышкина радостным и огорченным, сердитым и ужасно усталым, но никогда – растерянным. В трудные минуты сорок второго года он всегда оставался спокойным, выдержанным, подбадривал товарищей в бою».

Прочитав подборку материалов, генерал Вершинин решил сам поближе познакомиться с Покрышкиным и составить о нем собственное мнение. При случае он стал заезжать в 16-й полк и беседовать с капитаном. Генералу нравилось упорное стремление этого комэска упорядочить стихию воздушного боя, подчинить ее строгим, нерушимым правилам. Из разговоров выяснилось, что Покрышкин, при всей его требовательности к подчиненным, никогда не дает их в обиду и постоянно проявляет о них заботу.

Командарм внимательно прислушивался к предложениям капитана. Именно после бесед с Покрышкиным 4– я армия стала осуществлять патрулирование на глубине 5– 10 километров за линией фронта; выделять часть истребителей для свободной охоты в глубине территории врага на вероятных маршрутах полетов его авиации; перехватывать самолеты противника на дальних подступах к линии фронта; сокращать количество истребителей, сопровождающих бомбардировщики и штурмовики, и привлекать их к отражению массированных налетов немцев.

Подобное отношение воодушевляло Покрышкина, окрыляло его. Но он всегда помнил: беседы с командующим армией на виду у всего полка обязывают его быть вдвойне внимательным в своей боевой работе, оставаться скромным и не зазнаваться, иначе товарищи отвернутся, а недоброжелатели запустят в оборот какую-нибудь грязь. Поэтому он только усиливал требовательность к себе и товарищам, отчего Андрей Труд сочувственно спрашивал:

– Опять стружку с тебя снимал?

– А ты думал? – с серьезным видом отвечал Саша.

– И что он к тебе привязался… Воюем вроде неплохо.

При этом Андрей тяжело вздыхал: попробуй угоди начальству.

…Шестерка продолжала патрулирование при полном радиомолчании. Наконец Покрышкин увидел то, чего так терпеливо ожидал: с юго-запада, под прикрытием четырех «мессершмиттов», шли четыре тяжело груженных бомбардировщика «Ю-88».

– Фадеев, отгоните «мессеров»! – приказал Саша.

Вадим с Андреем с набором высоты пошли вверх.

– Атакуем бомберов спереди, сверху! – это уже касалось оставшейся четверки.

Они атаковали сверху, под углом, позволяющим последовательно переносить огонь с одной машины на другую. С первой же атаки подожгли два «юнкерса». Медленно, как бы нехотя, опустив носы, бомберы исчезли в пухе облаков – упали в районе станицы Нижне-Баканской.

Молниеносно развернувшись, Покрышкин со Степановым повторили атаку против второй пары «юнкерсов», но теперь сзади. Немцы не стали рисковать – удрали в облака.

Фадеев с Трудом сбили два «мессершмитта», а вторая пара последовала примеру бомбардировщиков.

Андрей Труд воспрял духом. Накануне он столкнулся с опытным немецким асом в лобовой атаке и думал, что все, конец… Немец отвернул в последнее мгновение и бросил машину на горку. Андрей повторил маневр, но от перегрузки потемнело в глазах, и на миг он потерял из вида длинный тонкий фюзеляж «худого» с крупно нарисованной на нем кистью винограда. «Винодел какой-то, черт бы тебя побрал», – со злостью подумал Андрей. В верхней точке он перевел машину в разворот и приготовился, помня наставления Покрышкина, что «мессеры» не любят иммельмана. Так и есть, но немец, сделав резкий переворот, сразу ушел в крутое пике, да так резво, что попросту от Труда удрал. У «мессершмитта» мощнее мотор, чем у «кобры». От такой неудачи Андрей расстроился, да и коварная мыслишка закралась: «С асами из эскадры «Удет» трудно тягаться». Но сегодня все стало на свои места. Они срубили с Фадеевым двоих первыми же очередями, с первой атаки.

Покрышкин со своими возвращался на аэродром, когда навстречу им поднялась шестерка майора Крюкова – Моисеенко, Искрин, Старчиков, Сутырин, Никитин. Все уже достаточно опытные пилоты.

Погода начала улучшаться: облака поднялись до двух с половиной тысяч метров, в просветы выглянуло голубое небо.

Немцы, не мешкая, начали массированные налеты бомбардировщиков. Шестерка Крюкова столкнулась с двенадцатью «Дорнье-217» и сопровождающей их восьмеркой трехпушечных «Ме-109 Г-2».

Умело маневрируя, Крюков с подчиненными расстроили боевой порядок бомберов, два из них сбили, а также сняли двух истребителей сопровождения. Остальные удрали.

В половине двенадцатого, подкрепившись и заправив машины всем необходимым, Покрышкин во главе своей шестерки вновь вылетел в район Крымской.

Облака под жарким солнцем уже растаяли, небо было чистым. Внизу, окутанные дымом и пылью, виднелись печальные сады станицы. Тускло сверкали при дневном свете вспышки выстрелов танковых орудий.

Покрышкин перевел шестерку на высоту четыре тысячи метров. Все напряженно всматривались в горизонт, стараясь пораньше увидеть немецкие самолеты. Вот мелькнула пара «Фокке-Вульфов-190». Это «охотники» из эскадры «Удет» высматривают зазевавшихся или тех, кто отстал от своих.

Саша только хотел предупредить всех, чтобы держались поближе друг к другу и не разбивали строй, как Фадеев кинулся на «охотников». Труд, с запозданием, за ним.

Дальнейшее все произошло мгновенно. Фадеев не успел занять выгодной позиции, как немцы, пользуясь преимуществом в высоте, стремительно спикировали, пустили пару очередей и крутой горкой ушли на солнце, а потом и вовсе скрылись.

Фадеев доложил, что ему надо вернуться: немцы прострочили хвост его машины, и она плохо слушается руля. Видимо, перебили трос. Труд пошел на Краснодар: пока он метался, вышло горючее. Оставшееся время патрулировали четверкой. После приземления Покрышкин метал громы и молнии. Ребята на всякий случай держались от него подальше. Наконец комэск успокоился и сам подошел к Фадееву.

– Вадим, ты точно когда-нибудь свернешь себе шею!

Надвинув на самый нос козырек своей потрепанной, мятой фуражки, заложив руки за спину, он неторопливо расхаживал перед самолетом, чуть прихрамывая на правую ногу – последствия двух вынужденных посадок. Фадеев, этот здоровенный детина, на этот раз непривычно сутулился, неловко притопывал рядом и казался меньше ростом. От его бравого артистического вида не осталось и следа. Он понимал, что грубо нарушил дисциплину в воздухе, не подчинился командиру группы, а в глазах друга просто лопухнулся, свалял дурака, и никакого оправдания этой глупости не было.

– Сколько людей уже вот так погибло! И ты что, тоже туда торопишься? – выговаривал Покрышкин. – Пойми: ты талантливый летчик, у тебя большое будущее. Фашистов бьешь, как куропаток. Вон, к званию Героя тебя представили, а ты… Как пацан, понимаешь, с горячностью своей не можешь совладать… В чем дело?

Впервые Саша разговаривал с другом как начальник с подчиненным.

– Прости, Саша! Мне показалось, что они совсем рядом… Ну что ты так расстраиваешься, – удрученно бубнил гигант.

– Ему показалось. Если бы ты не торопился к своей любимой, а участвовал в каждом разборе полетов после вылета, тебе бы не казалось…

Удрученно махнув рукой, Покрышкин бросил:

– Ладно, иди получай новую машину! – и пошел на КП.

После обеда они поднялись в воздух в третий раз. В назидание Исаев поставил Вадима, командира эскадрильи, известного на всю дивизию, да что там дивизию, на весь фронт летчика, ведомым к Крюкову. Труд еще не вернулся из Краснодара.

В небе по-прежнему было много самолетов. В районе станицы Семенцовской группа вступила в бой с «мессершмиттами». Сбили три самолета: Покрышкин со Степановым одного, Речкалов с младшим лейтенантом Табаченко – второго, а третьего сбил Фадеев. На этот раз он вел себя безупречно.

Всего за день летчики 16-го гвардейского полка, совершив тридцать шесть боевых вылетов, сбили четыре немецких бомбардировщика и семь истребителей. Сами потерь не имели. Сказались результаты отличной боевой выучки, опыт и дисциплинированность в воздухе.

Вечером на командный пункт полка поступило сообщение, что станицу Крымскую очистили от вражеских войск. Все вздохнули с облегчением, но оказалось, что радость была преждевременной. Уже с утра пятого мая немцы пошли в контратаку, бросив в бой пехоту и танки.

Истребители спозаранку тоже поднялись в воздух. Шестерка наконец вылетела в своем обычном составе – накануне из Краснодара прилетел Труд.

Первый вылет прошел без столкновений с противником. После дозаправки машин они опять поднялись в воздух. Предстояло патрулировать в районе Греческой, Нижне-Баканской, Небережневской с выходом на Крымскую. Эшелонировать патруль по высоте, действовать привычной «этажеркой» не позволяла облачность. Фадееву с Трудом было приказано прикрывать ударную четверку сзади. На подходе к Крымской они отстали.

– Фадеев, подойди ближе! – потребовал Покрышкин.

В этот момент со станции наведения подал команду генерал Борманов:

– Над Крымской бомбардировщики. Сбейте их с курса!

– Вас понял. Иду на Крымскую! – ответил Покрышкин.

Как назло, над Крымской разошлась облачность, образовалось большое голубое окно, и фашистские бомбардировщики, стаями подходившие к станице, выскакивая из облаков, ныряли в это окно и сбрасывали на наших пехотинцев бомбы.

Четверка «кобр» бросилась навстречу немцам, пытаясь огнем из пушек и пулеметов отогнать их в сторону, но на смену одной волне бомберов подходила вторая, потом третья. Напряжение достигло предела, казалось, что их уже не удержать.

Но немцы все-таки не выдержали, стали отваливать. Тогда активизировались «мессершмитты», до этого момента из-за боязни попасть в своих не вступавшие в бой с русскими. Теперь четверке пришлось переключиться на них. Быстро трое «мессов» закувыркались к земле. По одному сбили Речкалов, Табаченко и Покрышкин. Истребители не выдержали и тоже отошли.

Саша поставил патруль – двух машин не хватало. Отсутствовали Фадеев и Труд. Так и пошли домой.

Пятнадцать минут спустя на аэродроме Труд доложил, что же с ними произошло.

Оказалось, отстав от своей четверки, они напоролись на группу немецких истребителей, прибывших в район Крымска для расчистки неба. Вначале Фадеев заметил только пару «худых» и, как всегда, недолго думая, бросился на них. Но эта пара оказалась приманкой. Едва Фадеев с Трудом вступили с ними в бой, как с высоты на них свалилась вторая, а потом и третья пары. Завязался тяжелый бой. Немцы попались опытные, и, несмотря на то что Фадеев сбил двоих, они все-таки ухитрились зажать нашу пару.

В тот момент, когда Фадеев сближался с очередным противником, один из немцев быстро зашел ему в хвост. Труд, на мгновение запоздав, ударил по газам, выжимая из своей «кобры» все, на что она была способна. Они начали стрелять одновременно – немец по Фадееву, Труд – по немцу. Но на этот раз им попался какой-то отпетый фашист. Огненные трассы Труда буквально прошили его самолет, он загорелся, но пилот продолжал упрямо стрелять.

Андрею казалось, что это длилось вечность. Наконец горящий «мессер» свалился в штопор. «Как Вадим?» – была первая мысль ведомого. Андрей со страхом наблюдал, что же будет дальше. Какое-то мгновение фадеевская «кобра» летела как обычно, но потом она накренилась и стала как-то беспомощно разворачиваться. «Иду домой… Я Фадеев… Прием…» – послышался в наушниках глухой, изменившийся голос Вадима.

«Ранен», – понял Андрей и в ту же секунду схватился за сектор газа. На «кобру», пилотируемую беспомощным, раненым Фадеевым, как коршуны, свалились сверху два «Фокке-Вульфа-190». Труд попытался прикрыть командира, но на него самого кинулась пятерка «мессершмиттов», и он завертелся как волчок, с трудом отбивая их атаки, и больше уже ничего не видел. Кое-как отбился от немцев и пришел на аэродром.

К вечеру этого дня наши войска окончательно овладели станицей Крымской. Жуков с генералами выехали туда осмотреть этот мощный узел обороны. Впечатление осталось сильное. С такой системой маршал, как он потом сам признался Сталину, еще никогда не встречался. Помимо густой сети траншей, ходов сообщений, блиндажей и более легких убежищ, здесь подвалы всех каменных зданий с помощью новороссийского цемента были превращены в доты, подступы к станице прикрывались вкопанными в землю танками.

На следующий день наступление советских войск возобновилось, и Покрышкин с утра во главе восьмерки вылетел на боевое задание. Западнее Новороссийска они обнаружили три группы немецких бомбардировщиков численностью около 90 единиц. Четверка во главе с Федоровым сковала «мессершмитты», а Сашина четверка навалилась на бомбардировщики. Применив свой излюбленный «соколиный удар», Покрышкин с ходу поджег ведущего первой группы. Строй распался, и пара Речкалова тут же подсекла один «юнкерс». Покрышкин мгновенно развернулся, используя инерцию самолета при выходе из атаки сверху, и нанес второй удар, на этот раз сзади. Второй «юнкерс» загорелся и камнем пошел к земле.

Группа бомберов в панике заметалась, стала беспорядочно сбрасывать бомбы.

– Покрышкин! Я «Тигр»! Над нами немцы!

Это вызывала станция наведения. Саша быстро собрал восьмерку, и они взяли курс на восток, в сторону Крымской. Позади им сигналили кострами сбитые «юнкерсы».

Над Крымской барражировали двенадцать «мессершмиттов». Видимо, расчищали небо для бомбардировщиков, которые только что были рассеяны.

Набрав высоту, «аэрокобры» устремились в атаку, но немцы, не приняв боя, ушли в Анапу. Им, очевидно, уже сообщили о случившемся и что к Крымской вызван сам Покрышкин со своей группой, поэтому они предпочли за лучшее удрать подальше от неприятностей.

Саше тоже следовало бы идти домой – горючее и боеприпасы были на исходе, но в этот момент справа показались две группы «юнкерсов» в сопровождении восьмерки истребителей. Что-то надо было придумать необычное. Уходить нельзя – не окончилось время патрулирования. Для начала Саша завалил один «юнкерс» меткой очередью, но дальше оставаться было опасно – у него самого и у ребят опустели контейнеры с патронами и снарядами. А «юнкерсы», как назло, продолжали переть к линии фронта. «Эх, была не была! Попробуем взять на испуг!» – решил он.

– Внимание! Всем сомкнуться! Имитируем таран!

Летчики быстро поняли его замысел, хотя подобного в практике у них еще не было. Целая эскадрилья – восемь красноносых «кобр» стремительно пошли на сближение с бомбардировщиками, сомкнутым, как на параде, строем.

И немцы испугались: от этого отчаянного Покрышкина, решили они, всего можно ожидать, даже группового тарана! В беспорядке немецкие пилоты начали нырять вниз, сбрасывать куда попало бомбы и поворачивать назад.

На счастье, к нашим подоспела вызванная Бормановым помощь. Теперь можно было возвращаться домой.

На следующий день Покрышкин возглавил группу из восемнадцати истребителей. Вначале они направились в район Мысхако, но немцы неожиданно изменили задачу восьмидесяти бомбардировщикам и сорока истребителям сопровождения, направив их на Крымскую, Абинскую и Киевскую.

Получив данные радиоперехвата, генерал Вершинин тут же приказал Покрышкину изменить курс. На помощь были вызваны истребители из других частей. Бой принял такой размах и был столь ожесточенным, что наблюдателям на станции наведения становилось порой просто жутко. По всем окрестным полям горели сбитые самолеты. Гришу Речкалова выдвинули в руководители – назначили командиром эскадрильи взамен Фадеева. Теперь он сам возглавлял боевые группы. Уже первый его боевой вылет во главе восьмерки оказался успешным. Они разогнали армаду из пятидесяти бомбардировщиков, сбив при этом одного. Некоторое время спустя ситуация повторилась, только на этот раз его группа сбила пять бомбардировщиков. Но особенно Григорий отличился 7 мая. Его восьмерка вновь столкнулась с немецкой группой, численностью более пятидесяти бомбардировщиков и истребителей прикрытия.

С первой же атаки они с ведомым сбили по бомбардировщику. При повторном заходе в Григория вцепилась пара «мессершмиттов», но зная, что группа прикрытия свою задачу выполнит, он продолжил атаку и сбил очередной бомбардировщик. Прикрывающие срезали наиболее рьяного немца, а второго просто отогнали.

Речкалов вновь повторил заход и в третий раз сбил еще один бомбардировщик. Только тогда немцы бросились врассыпную. Всего в этом бою группа Речкалова сбила шесть немецких самолетов.

Генерал Вершинин, наблюдавший со своего КП за этим поразительным боем, тут же наградил комэска орденом Александра Невского. А в армейской газете написали: «Речкалов всегда сам ищет врага и сколько бы он вражеских самолетов ни повстречал, вступает в бой и добивается победы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.