2

2

– Господа, на фронте наступило временное затишье, – начал свое выступление на совещании летного состава третьей группы 52-й эскадры люфтваффе ее командир капитан Гюнтер Ралль. – Усилия вермахта в районе Новороссийска успехами не увенчались. В течение всего этого сражения перед нашей группой стояли две задачи: защита с воздуха пехоты вермахта и прикрытие собственных бомбардировщиков от атак советских истребителей. В обоих случаях нам вначале противостоял малочисленный противник. Кроме того, летая с удаленных аэродромов, русские не могли долго находиться в воздухе. Мы базировались, как вы знаете, в 40-50 километрах от Новороссийска. Все это позволяло нам на первых порах господствовать в воздухе.

Ралль замолчал и стал внимательно всматриваться своими черными глазами в лица собравшихся в палатке. На него смотрели суровые, обветренные лица воинов. В первом ряду сидели известные в люфтваффе асы – Ганс Даммерс, Альфред Гриславски, Иозеф Цвернеманн, Вальтер Крупински и другие. Из-за их спин выглядывали лица «детишек» – молодых летчиков, еще не имевших столько побед, чтобы считаться асами. Все были сосредоточенны, в палатке стояла тишина, лишь отдаленный гул работающего на аэродроме двигателя приглушенно доносился сюда.

– Но, к нашему огорчению, господа, такое положение закончилось, – продолжил Ралль. – Русские извлекли уроки из своего печального прошлого. Они не только приняли на вооружение в качестве основных тактических единиц пары и четверки, но их истребители стали летать на полной мощности двигателя, постоянно сохраняя высокую скорость. При атаке это позволило им сократить время между обнаружением наших самолетов и нападением на них, что часто застает наших пилотов врасплох. При обороне такая тактика уменьшила наши шансы на неожиданные заходы к русским в хвост и увеличила время, необходимое для выхода на дистанцию открытия огня. Другой мерой русских против наших наземных войск стала манера летать большими группами. Наше счастье, что пока они слабо организованы, но я думаю, что и этот недостаток они скоро устранят. Очень эффективным оказался их новый порядок – «этажерка».

Ралль с трудом выговорил это русское слово, помолчал, потом опять продолжил:

– В общей сложности, господа, мы потеряли около двухсот шестидесяти самолетов.

Командир группы замолчал, и пилоты опять на его речь никак не реагировали.

– Господа, я полагаю, что передышка будет недолгой и в ближайшие дни ожесточенные сражения возобновятся. Нам необходимо подумать, что мы можем противопоставить новой тактике русских, проявить все свое умение и хитрость, чтобы победить русских на Кубани. К этому нас призывает наш великий фюрер. Хайль Гитлер!

Он выбросил руку в приветствии, давая тем самым понять, что совещание окончено. В полном молчании летчики поднялись и стали расходиться. Ралль попросил командиров эскадрилий остаться.

– Господа, – сказал Ралль, когда рядовые летчики вышли. – Я уполномочен передать вам секретную директиву командира 52-й эскадры полковника Храбака. Согласно этой директиве нам следует организовать охоту за несколькими русскими летчиками, в частности, за Покрышкиным, Глинкой, Фадеевым, Семенишиным, Скомороховым, Горбуновым. Особенно опасен Покрышкин. Кроме того, что он регулярно сбивает наши самолеты – летчики говорят, что на его самолете «кобра» под номером 13 установлены особо мощные пушки, от удара которых наши бомбардировщики разваливаются в воздухе на части, и это наводит страх на всех пилотов, – он еще постоянно руководит в воздухе группами истребителей. Об этом свидетельствуют материалы нашей радиоразведки. Я не исключаю, что все эти тактические новинки, которые стали применять русские, – тоже дело его рук. Господа, нам надо проявить дьявольскую хитрость и изворотливость, но этих русских непременно сбить. Повторяю, особенно важно сбить Покрышкина. Для этого необходимо организовать засады. Полковник Храбак приказал регулярно направлять в воздух пары с кислородным оборудованием для организации засад на большой высоте. Некоторые результаты в этом плане уже достигнуты. Полковник Храбак также надеется использовать русский истребитель «Як», попавший к нам в плен под Таганрогом. Сейчас один из наших пилотов активно его осваивает. Свободны, господа! Обер-лейтенант Крупински! Вам вылет на прикрытие группы бомбардировщиков в район Крымской. Желаю всем удачи, и будь что будет!

Эрих Хартманн ожидал командира, прогуливаясь у палатки. За последнее время они с Вальтером не только «слетались», но и подружились на земле.

– Буби! – радостно воскликнул Крупински, появляясь на свет божий из сумрака палатки. – Буби! Наши планы совпадают с приказом командира эскадры. Приказано охотиться за русскими асами, в том числе и Фадеевым. Еще назвали Покрышкина, Глинку…

– Покрышкина – бр-р! – Хартманн скривился, словно в рот попало что-то кислое. В памяти еще были свежи воспоминания о бое над Цемесской бухтой, когда он чудом остался жив.

– Ладно, черт с ним, с Покрышкиным. Меня интересует только Фадеев!

Они направились к стоянке своих самолетов. По пути Круппи вновь стал рассказывать о своем столкновении с Фадеевым.

– Представляешь, вчера, под вечер, он засек меня сразу, как только я за ним увязался, и, резко отработав рулями, увернулся и проскользнул вниз. Рванув за ним, я было потерял скорость, но все же успел поймать его в прицел. Даю короткую очередь… Мимо! Проклятие! Он опять увернулся, – Крупински показал руками эволюции русского, – и исчез из моего поля зрения. Этот парень хорошо знает сильные стороны своей «кобры». Мне еще не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь выделывал на ней такие пируэты. Я думал, у него отвалятся плоскости. Но плоскости остались на месте, а этот русский начал танцевать со мной какой-то дьявольский танец. Дважды я стрелял, но мои трассы проходили мимо. Зато он после одного из виражей умудрился сесть мне на «хвост». Представляешь? Теперь уж мне пришлось изворачиваться, но в конце концов он все-таки всадил в меня очередь, угодил куда надо. Пришлось садиться на «живот», – уже совсем не весело закончил Крупински.

– Да уж. О твоей посадке знает уже вся эскадра, – улыбнулся Хартманн.

Действительно, это была эффектная посадка. Крупински прочесал брюхом своего «мессершмитта» длинную полосу на кубанском лугу, заминированном немецкими пехотинцами. Пока самолет, как утюг, несся по траве, одна за одной за ним взрывались мины. Крупински же решил, что его обстреливает советская артиллерия, поэтому, едва самолет остановился, он выбрался из кабины и хотел броситься в кусты. Он уже находился на плоскости «мессершмитта», когда услышал окрик на немецком языке. Кричал пехотинец, внимание которого привлекли разрывы мин.

Целых два часа потом понадобилось его однополчанам для того, чтобы с помощью миноискателей освободить пилота. После этого происшествия, реакции, которую оно вызвало у пилотов эскадры, Вальтер просто сгорал от нетерпения снова схлестнуться с Фадеевым.

– Как ты себя чувствуешь после вчерашнего «дня рождения»? Визита к Хельге? – поинтересовался Хартманн. Накануне Крупински здорово напился.

– Не волнуйся, малыш, я в прекрасной форме.

Они подошли к ожидавшим их летчикам эскадрильи. Хартманн поздоровался с Хансом Биркнером. Имея на своем счету восемь сбитых самолетов и сто десять боевых вылетов, Эрих в двадцатых числах апреля был назначен ведущим пары, а Ханс стал его ведомым.

Теперь Эрих мог реализовать свои планы относительно тактики ведения воздушного боя. По этому поводу у них вчера на «дне рождения» Крупински состоялся серьезный разговор. Оба признали, что в связи с продвижением германских войск в глубь России фронт расширился настолько, что истребителей для его прикрытия уже не хватало. Линии коммуникаций растянулись, снабжение подразделений топливом и запасными частями для самолетов резко ослабилось. А эти зимы! Из-за непогоды увеличивалось количество аварий, ухудшились условия для работы техников.

– Знаешь ли ты, Ханс, – угрюмо говорил захмелевший Хартманн, – что на фронте протяженностью более трех тысяч километров у нас осталось только четыре истребительных эскадры, из которых в одной только две группы самолетов. Знаешь ли ты, что мы несем большие потери, а новое пополнение уже не имеет такой подготовки, какую получили мы в свое время. Чтобы выжить в этой войне, надо применять новую тактику. Иначе все погибнем…

Он замолчал и стал цедить шнапс мелкими глотками. Ханс терпеливо ждал, когда он продолжит. И дождался.

– Нашим козырем должна стать внезапность. Понял? Внезапность. Забрался повыше, наши моторы сильнее, зашел со стороны солнца и атаковал. Добился успеха или нет – неважно, быстро уходи вверх, там осмотрись, оцени обстановку и, если есть возможность, атакуй вновь. Заходи снизу, как это делает Ралль. Всегда держать себя под контролем, не бросаться в бой сломя голову. Маневрируй быстро и агрессивно, огонь открывай с близкой дистанции, когда твой прицел будет полностью заполнен вражеским самолетом… Если будем так драться, тогда, может быть, выживем.

Биркнер заметил, что, став командиром пары, Хартманн какое-то время подражал Вальтеру Крупински, но это длилось недолго; очень быстро у него выработался свой почерк: спокойные, хладнокровные действия в бою и простое, доступное поведение на земле.

Ралль всячески поощрял в своей группе дух соперничества. Стремление быть первым в группе, в эскадре, даже в люфтваффе, знать, что о тебе все говорят, что о тебе пишут в газетах – все это подталкивало летчиков к риску, становилось мощной движущей силой.

По ночам пилоты собирались вместе, слушали новости, знакомились с показателями боевой работы каждого, которые вывешивались на специальной доске, обсуждали случаи, которые происходили с отдельными из пилотов. Постоянно растущее число сбитых русских самолетов усиливало уверенность в себе у одних, подогревало честолюбие у других и в целом поддерживало боевой дух в коллективе группы.

Такие традиции в 52-й эскадре заложил Иоханнес Штайнхоф, начинавший командиром эскадрильи, а затем ставший командиром второй группы в эскадре. Через его руки прошли многие из тех, кто впоследствии стал известным асом в люфтваффе. Среди них были Ханс-Иохим Марсель, Вилли Батц. А Вальтер Крупински, по прибытии на Восточный фронт, летал ведомым Штайнхофа.

Вот только Хартманн, перенимая все лучшее, по характеру не походил на типичного летчика из эскадры: несмотря на свои успехи, он стал относиться к ним безразлично. Удалось сбить русского – хорошо, не удалось – он не расстраивался.

– Внимание! – подал команду Крупински. Летчики прекратили разговоры и стали по стойке «смирно». – Слушай мой приказ, – объявил Вальтер. – Вылетаем на прикрытие наших бомбардировщиков. Драться с истребителями противника только по моей команде. Если я дам команду атаковать, каждая пара самостоятельно начинает бой.

При атаке – цель номер один бомбардировщики и штурмовики. Если, конечно, не будет нападения на наших. Если я со своим ведомым атакую, вторая пара остается наверху и прикрывает нас. Когда я пойду вверх, атакует вторая пара, а мы следим сверху. Остальные две пары действуют так же. Если мы встретим большую группу самолетов, каждая пара атакует самостоятельно. Начинать по моей команде. Надеюсь, что никто из вас не опозорит меня, нарушив дисциплину в воздухе. С богом!

Летчики направились к своим самолетам.

– Буби! Момент, – остановил Вальтер Хартманна. – Буби, будь внимательным. Если он встретится, я постараюсь затянуть его на виражи. Русские любят драться на виражах. Но «аэрокобра» не «Як», она слабее на виражах. Ты должен быть начеку. Как только я выйду с виража на горку, он тут же должен броситься за мной. Вот тут наступит твой момент. Понял? Я дам знать. Главное, ты должен опередить его ведомого. Все. По машинам!

И они побежали к своим самолетам.

Крупински надел парашют и забрался в кабину «мессершмитта». Машина была новой, в полете предстояло выполнить несколько фигур высшего пилотажа, чтобы ее немножко «облетать», почувствовать ее особенности. Дело привычное, он уже забыл, сколько поменял за эту войну самолетов.

Вальтер прикидывал в уме предстоящий бой, а руки сами начали предполетную подготовку машины. Наконец он переключился. Открыть подачу топлива – открыл. Сектор газа на треть… Сделать прокачку – сделал несколько раз. Закрыть водяной радиатор, винт на автомат… Зажигание? Включил… Кажется, все в порядке, можно давать механику отмашку, чтобы раскручивал стартером винт. Так, начали… Есть свистящий гул… Готово – это кричит механик… Значит, все в порядке. Вот мотор, чихнув пару раз, схватил и ровно заработал.

Беглый взгляд на приборы – давление масла, уровень топлива в баках, зарядка аккумулятора, система охлаждения – все вроде в порядке… Можно прибавлять обороты и выруливать на старт. Направление ветра сегодня – слева…

Крупински затянул привязные ремни, показал механику большой палец – все в порядке, спасибо за подготовку машины, – дал газ и пошел на взлет.

Привычное ощущение давления на тело от ускорения. Машина оторвалась, земля стала стремительно удаляться. Убрать шасси! Мигнула красная лампочка, и тут же легкий толчок в корпус самолета. Это легли в гнезда шасси. Теперь проверить закрылки, снять с предохранителя пушки, проверить электрический прицел и рацию. Все в норме – машина готова к бою.

Пока взлетали и занимали место в строю другие пилоты, Крупински выполнил горку и несколько бочек. Машина вела себя безукоризненно.

Он осмотрелся и подсчитал своих. Его ведомый лейтенант Пульс – на месте. Вторая пара – лейтенант Ори Блессин с сержантом Юргенсом. Далее ведущий второй четверки Эрих Хартманн с Хансом Иохимом Биркнером и фельдфебель Бахник с лейтенантом Вестером. Все на месте, можно двигаться к Крымской.

Было солнечно, день обещал быть хорошим. Скоро столбы дыма и мерцающие вспышки разрывов впереди обозначили линию фронта. Со станции наведения передали – советские штурмовики обрабатывают позиции немецкой пехоты. Они их вскоре увидели, как и группу прикрытия из истребителей «Ла-5» и «Як-7», кружившую над штурмовиками. Свои бомбардировщики почему-то задерживались.

Крупински решил атаковать штурмовики, но тут в наушниках послышался тревожный голос Хартманна:

– Пунски, выше нас восьмерка «кобр»!

– Вижу!

Через секунду Хартманн сообщил:

– Ведущий идет на нас! Похоже, это «кобры» с красными носами!

– Понял, Буби! Понял! – отозвался Крупински и тут же подал своей восьмерке команду: – Все уходим наверх! Боя не принимать! Осмотреться!

Восьмерка «мессершмиттов» круто пошла на солнце. Тут же с земли, со станции наведения, послышалось: «Внимание! Внимание! Покрышкин в воздухе! Покрышкин в воздухе! Высылаем помощь!»

И через несколько секунд: «Для «Карая-1». Фадеев в воздухе! Для «Карая-1». Фадеев в воздухе».

– Понял вас! Я – «Карая-1». Понял вас! – отозвался Крупински, мысленно поблагодарив очкастого оператора, что тот выполнил его личную просьбу – сообщить о появлении в воздухе его русского персонального врага. Тут же он предупредил Хартманна: – Буби! Они оба в этой восьмерке. Будь начеку! Пока подождем!

Они стали ходить в стороне, наблюдая, как «кобры» схватились с вновь прибывшими «мессершмиттами».

Подошла группа пикировщиков «Ю-87», и Крупински приказал шестерке спуститься вниз на ее прикрытие, а сам с ведомым остался вверху.

Наконец Крупински выбрал момент и стремительно бросился в лобовую атаку с русским. Машина Фадеева, мгновение назад казавшаяся точкой в синеве безоблачного неба, стремительно нарастала. Зная по опыту, что стрельба на встречном курсе малоэффективна, Вальтер всегда старался отвернуть пораньше, с тем чтобы, опередив противника в развороте, занять лучшую позицию для повторной атаки. Вот и сейчас, выбрав момент и пустив для острастки парочку трасс, он резко крутнул «мессершмитт» в сторону, как бы подставляя его под удар русскому.

К его удивлению, Фадеев за ним не погнался, как в таких случаях делали другие летчики, а кинул свою «кобру» вверх.

Вальтер понял: это не случайный маневр. Стало ясно – навязать ему свою волю и заставить драться на виражах на этот раз не удалось. Разгадав его маневр, Фадеев рывком выскочил на несколько сотен метров вверх и сразу стал опасен. У кого высота, тот и хозяин неба.

«Как быть, – лихорадочно соображал Крупински. – Я ниже русского, вести бой на вертикальном маневре для меня опасно, а на горизонтальном – он не хочет. Да и виражи для меня сейчас опасны».

А Фадеев, не теряя даром времени, стал забираться выше, намереваясь, очевидно, набрать высоту и атаковать сверху. Крупински ничего не оставалось, как броситься следом и, пользуясь преимуществом «мессершмитта» в мощности двигателя, попытаться связать противника боем и помешать ему занять выгодное положение.

Заметив, что Крупински устремился за ним, Фадеев резко развернулся и пошел навстречу. Снова лобовая атака, и опять трассы обоих, пройдя мимо, растаяли в бездонной голубизне неба.

Наконец Крупински удалось добиться того, к чему он стремился с самого начала, – они перешли на виражи. Теперь успеха добьется тот, кто лучше владеет техникой пилотирования. А в том, что у него она лучшая, – самонадеянный Крупински не сомневался.

Положив машину на крыло градусов под восемьдесят, «граф Пунски» начал вращать ее с максимальной угловой скоростью. Мотор выл на предельных оборотах. В глазах поочередно мелькали горизонт, небо, солнце, земля под ногами кружилась волчком. Только самолет Фадеева застыл, словно прикленный, слева. «Странно, – подумал Вальтер, – кажется, этот русский совсем не уступает мне в качестве пилотирования. Стоит сейчас допустить ошибку, чуть-чуть перетянуть или ослабить рули управления, и мой «Ме-109» собьется с этого наивыгоднейшего бега по кругу, а русский своего не упустит – сразу прилипнет ко мне сзади».

Один, два, три, четыре… – он сбился со счета, пытаясь считать виражи. От чудовищной перегрузки стало темнеть в глазах, тело вдавило в кресло, словно на него упал огромный груз, ноги стали тяжелыми, как будто налитыми свинцом, ими трудно было пошевелить. А Фадеев по-прежнему ни с места. «Проклятие! Мой бог! А ведь он сильнее меня! Пока не поздно, надо уступить», – появилась у Пунски предательская мысль. Самолет от чрезмерной нагрузки тоже задрожал, предупреждая, – еще немного, и сорвусь. «Все, дальше насиловать машину нельзя, иначе сорвусь в штопор, а это верная смерть», – решил Крупински.

Он снял давление с рулей управления, и «мессершмитт», тотчас опустив нос, зарылся. Эти действия нарушали правильность виража, но и они могли принести пользу. Фадеев, видимо, тоже перегрузил свою машину, потому что Крупински продвинулся к нему ближе. «Еще последнее усилие, и русский будет в прицеле», – подумал Вальтер.

Он напрягся из последних сил, но в глазах потемнело. Опасаясь, что противник воспользуется его слабостью, он притормозил двигателем, сбросив газ.

Сразу стало легче, в глазах посветлело. «Где Фадеев? – подумал он, едва опять стал видеть. – Мой бог! Да он уже почти на моем хвосте! Уходить! Немедленно!»

Русский несколько приотстал, но позиции не изменил. Крупински был известен в люфтваффе своей азартностью и агрессивностью. Вот и на этот раз его буквально распирало от злости, но внутренний голос опытного бойца уже шептал: «Уймись, на виражах ничего не получится. Нужно придумать что-то другое. Но что? Перейти с горизонтального маневра на вертикальный? Это не так просто сделать. Фадеев гораздо умнее, чем я думал. Он тут же воспользуется переходом и займет выгодную позицию. Значит, остается вариант с Буби. Другого выхода нет».

– Буби, ты готов? – прохрипел он в микрофон.

– Готов, Пунски, готов! Куда ты пропал? – послышался взволнованный голос Хартманна.

– Я иду на вертикаль! Атакуй!

Не выводя самолет из виража, Вальтер перевернул его вверх животом и направил выше Фадеева. Рывок! На этот раз русский подвоха не уловил. Он мастерски ускользнул и тоже, перевернув свой истребитель, стал подбираться к противнику сзади.

Лучшего положения для Эриха нельзя было придумать. Он атаковал с мертвой зоны, со стороны живота, пока ведомого Фадеева связывала пара Ори Блессина, и тот, естественно, помочь не мог.

– В яблоко! – воскликнул Хартманн и свечой пошел вверх.

«Кобра» какое-то мгновение продолжала по инерции полет, потом нехотя перевалилась на крыло, а затем в беспорядочном падении закувыркалась к земле.

Крупински соединился с Хартманном. Круто снижаясь, они старались не упустить из вида падающий самолет. Уж очень хотелось увидеть, как он врежется в землю.

Когда до земли оставалось совсем немного и «мессершмитты» начали выходить из пикирования, «кобра» неожиданно выровнялась и на бреющем потянула домой.

– Буби, он жив! – крикнул Крупински. – Атакуем! – Они резко развернулись для атаки, но и Фадеев не дремал. Пока они разворачивались, он пошел на вынужденную посадку и посадил машину на «живот».

Пара «мессеров» с ходу ударила трассами по неподвижному самолету, намереваясь его поджечь. Набирая высоту, Хартманн оглянулся и увидел, как черная маленькая фигурка выбралась из кабины на крыло бессильно распластавшейся «кобры».

– Вальтер! Он жив, выбрался из кабины, – доложил командиру эскадрильи Хартманн.

– Понял! Делаем еще заход!

Они вновь резко развернулись и еще раз спикировали. На этот раз они стреляли по темной фигуре летчика, лежавшей на земле, неподалеку от самолета. Видно было, как пушечная трасса рассекла лежавшего и пошла дальше, вздымая на земле фонтанчики пыли.

– Все! Идем домой!

После приземления Крупински выбрался из кабины совершенно мокрый, словно побывал в бане.

– Ну что, будем обмывать сегодня победу? – улыбаясь, спросил Хартманн.

– Скорее день рождения, – с измученным видом ответил Крупински.

А вечером, когда они в очередной раз набрались шнапса, Вальтер, с трудом ворочая языком, стал разъяснять молодым:

– Ребята, вы еще не знаете, что это такое – попасть противнику в прицел. Чувствовать – вот-вот он тебя разнесет. Такое ощущение, скажу я вам, словно впадаешь в кому. Кажется, будто в твоем мозгу зажигают спичку и она горит прямо в черепной коробке… Мозги плавятся от нестерпимой боли, приходится призывать все силы, чтобы удержать контроль над собой, над собственным рассудком… Пока борешься, сжимаешь изо всех сил сердце в кулак, да так, что белеют кончики пальцев на ручке… Э-э, да что там говорить, давайте еще выпьем…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.