Осколки киномолвы

Осколки киномолвы

С моим другом, художником Василием Вдовиным, мы готовили к изданию альбом рисунков Бориса Николаевича Ливанова: «Мастера кино». О рисунках моего отца кинорежиссер Сергей Эйзенштейн писал: «Это не портреты, а… психологически разработанные роли: их можно играть».

Вглядываясь в знакомые каждому кинематографисту, да и большинству зрителей, лица, изображенные артистом-художником, я вспоминал забавные истории, с ними связанные, какие-то ситуации, в которых они оказывались, их характерные слова и выражения, оставшиеся жить в мире кино. Осколки киномолвы…

* * *

Артист Черкасов негодовал:

— От Эйзенштейна с ума можно сойти! На моем крупном плане смотрит в камеру и требует:

— Коля, лоб — ниже, а подбородок — выше!!!

* * *

Николай Черкасов и режиссер Всеволод Пудовкин вдвоем представительствовали в Индии на «Неделе советского кино». По их возвращении журналисты спросили Черкасова:

— Что произвело на вас в Индии самое сильное впечатление?

— Пудовкин, — ответил Черкасов.

* * *

Сергей Эйзенштейн говорил о режиссере Григории Рошале: «Вулкан, извергающий вату». Но ему же принадлежат слова: «Рошаль был весь открыт, и струны в нем дрожали…»

Один из старейших кинорежиссеров А. Ивановский как-то заметил:

— Я предпочитаю неискреннюю вежливость искреннему хамству.

* * *

Режиссер Александр Довженко:

— Кинематографу свойственно преувеличивать. На экране даже муха, снятая крупно, может угрожать человечеству.

Разросшиеся помещения «Мосфильма» Довженко охарактеризовал так.

— Всюду долго и никуда не прямо. Здесь есть места, где еще не ступала нога человека.

* * *

Фильм «Сталинградская битва» создавался по личному указанию Сталина. Участвовали все рода войск: пехотные полки, танковые соединения, авиация.

Готовилась съемка главной эпической сцены: решающее наступление наших войск. Киногруппа во главе с режиссером Владимиром Петровым расположилась на холме, возвышающемся над степной равниной. Вдали, за линией горизонта, военные консультанты, недавние боевые генералы, сосредоточили пехотные полки, танковые бригады. За ними, на подготовленных взлетных полосах, десятки самолетов ждали сигнала, чтобы подняться в воздух. Операторы на холме готовили к работе несколько кинокамер.

Старший военный консультант с белым флагом на коротком древке в опущенной руке подошел к режиссеру:

— Владимир Михайлович, по всей степи расположены наблюдатели с биноклями. Они следят за каждым вашим движением. Когда будете готовы, махните флагом — это будет для наземных войск и авиации сигналом к наступлению.

И передал Петрову флаг.

— А как махнуть? — спросил режиссер. — Вот так? — И махнул.

Через считанные секунды танки вылетели на равнину, за ними с криком «Ура!» — пехота, а за ней на бреющем полете, ревя моторами, авиация. Заработала взрывная пиротехника.

Петрову и главному консультанту потребовалась врачебная помощь. Но все обошлось. Оправдались тем, что была необходима генеральная репетиция.

* * *

Выступая с речью на Учредительном съезде Союза кинематографистов, сценарист и кинокритик Виктор Шкловский, в частности, сказал:

— В советском кинематографе много прекрасных режиссеров, талантливых артистов, блестящих операторов… Пора, чтобы в наш кинематограф пришли мужчины!

Зал отозвался овацией.

* * *

До учреждения Союза кинематографистов был создан Оргкомитет, и кинематографистам раздали удостоверения членов Дома кино. Но, как оказалось, это не помешало совершенно посторонней публике заполнять зрительный зал Дома.

Однажды председатель Оргкомитета режиссер Иван Пырьев сам встал в контрольных дверях и каждого входящего грозно спрашивал:

— Член Дома?

Ему предъявляли удостоверения. Когда вошел Ростислав Плятт, Пырьев автоматически спросил:

— Член Дома?

— Почему дома? — удивился артист. — Всегда с собой.

* * *

Артист Алексей Дикий как-то сказал:

— У нас как принято: назначат человека уборной заведовать — он сразу думает, что стал «Главговно».

* * *

Корней Чуковский шутил по поводу фамилии драматурга Корнейчука:

— Корнейчук — это мой театральный псевдоним.

* * *

Александр Вертинский утверждал:

— Если человек умер, то это надолго. Если дурак — это навсегда.

* * *

Режиссер Александр Зархи славился своей рассеянностью. Однажды он пригласил большую компанию кинематографистов к себе на дачу, на ранний обед.

Гости приехали к назначенному часу и застали хозяина, загоравшего на террасе голым по пояс, в одних пижамных штанах. Повторился сюжет бессмертной гоголевской «Коляски». Хозяин вынужден был признаться, что забыл о приглашении.

— Никакого обеда нет… Жены дома нет… — лепетал сконфуженный Зархи, при этом от крайнего смущения и растерянности поминутно оттягивал на животе резинку пижамных штанов и заглядывал в образовавшееся отверстие.

— Саша, чего ты туда заглядываешь? — поинтересовался Борис Ливанов. — У тебя и там ничего нет.

* * *

Режиссер Михаил Калатозов был одно время руководителем советского кинематографа. Его гражданскую жену, вдову писателя Алексея Толстого, стали называть «кинематографиня».

* * *

Главный режиссер Театра имени Маяковского Николай Охлопков устроил предновогоднюю премьеру спектакля «Гамлет» для творческой интеллигенции. Съехалась, как говорится, вся Москва.

Наиболее именитые гости оставляли верхнюю одежду не в гардеробе, а в кабинете главного администратора. Жена писателя Кочетова обратила на себя общее внимание, появившись в роскошной норковой шубе до щиколоток.

Вешалка в администраторской быстро заполнилась, гости складывали пальто и шубы на диван, на кресла, завалили даже письменный стол.

Когда спектакль кончился и гости стали разбирать свою одежду, выяснилось, что норковая шуба исчезла.

Закрыли все выходы из театра, никого не выпускали, вызвали милицию с поисковой собакой, обследовали в театре каждый закуток. Безрезультатно!

Жена Кочетова рыдала в три ручья, ее отпаивали валерианкой.

На следующее утро Сергей Михалков позвонил Кочетову и спросил:

— Ну, ты п-п-понял, что «Гамлет» — это т-т-тра-гедия?

* * *

Одно из изречений Фаины Раневской:

— Сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность.

* * *

Однажды композитор Арам Хачатурян выступал с докладом на собрании Союза композиторов. Зачитывал заранее написанный текст.

— …мы должны быть благодарны партии и правительству за внимание к музыкальной культуре нашей многострадальной Родины…

— Многонациональной! — поправили из президиума.

— Да… — сказал Хачатурян, — конечно…

И, помолчав, добавил:

— Простите, я не в тех очках!

* * *

Композитор Дмитрий Шостакович как-то спросил своих учеников:

— Какой самый плохой инструмент?

Ученики затруднились с ответом.

— Флейта! — провозгласил Шостакович и пояснил: — Однажды музыканты играли перед падишахом. Ему очень понравилось, и он приказал: «Насыпать музыкантам полные инструменты золотых монет!»

В барабан сколько войдет? А в геликон? Даже в скрипку можно насыпать… А во флейту ни одной монетки не запихнешь!

В другой раз музыканты играли перед падишахом, и ему очень не понравилось. «Засуньте их инструменты им в задницу!» — приказал.

Барабан не лезет, геликон не лезет, даже скрипка не лезет. А флейта? Вот поэтому — самый плохой инструмент.

* * *

Самое известное изречение сценариста Иосифа Прута — записного остроумца:

— Если тебе шестьдесят лет, ты проснулся утром и у тебя ничего не болит, — значит, ты уже умер.

* * *

Артист Георгий Жженов рассказывал, что ему и Борису Ливанову предстояло партнерствовать в каком-то важном эпизоде в фильме Киевской киностудии.

Режиссер, приятель Жженова, позвонил ему в Москву и попросил:

— Жора, возьми Борису Николаевичу билет и поезжайте в одном купе. Проследи, чтобы Ливанов не позволил себе в дороге выпить лишнее. А то съемка завтра прямо «с колес», ну, ты понимаешь…

Партнеры встретились на вокзале и поехали в одном купе. Жженов все-таки прихватил с собой бутылку коньяку, решив, что одна бутылка не повредит. Когда распили коньяк, выяснилось, что Ливанов тоже взял в дорогу такую же бутылку. Проснулся Жженов от того, что кто-то похлопывает его по щекам. Продрал глаза и увидел, что Борис Ливанов стоит над ним в белой рубахе и при галстуке, чисто выбритый и свежо пахнущий одеколоном.

— Жора, вставай, дружочек, приехали. Поезд уже стоял у перрона.

Жженов кое-как заправил рубашку в брюки (спал не раздеваясь), неумытый, небритый, всклокоченный, за спиной Ливанова вышел из вагона.

Режиссер встречает:

— Здравствуйте, Борис Николаевич! Прекрасно выглядите. Я очень рад.

— Ты рад? — Тут Жженов выступил из-за спины Ливанова. — А теперь на меня посмотри!

* * *

Артисты Иннокентий Смоктуновский и Борис Ливанов встретились как партнеры на съемках фильма режиссера И. Авербаха «Степень риска».

— Борис Николаевич, — сказал Смоктуновский, — давайте договоримся: вы — великий, а я — гениальный.

— Экран покажет, — ответил Ливанов.

* * *

Одиозная популярность молодого театра «Современник» раздражала высокое советское начальство. Министр культуры СССР пригласил Олега Ефремова, руководителя театра, для беседы.

— Есть мнение, — сказал министр, — объединить два театральных коллектива: ваш «Современник» и Театр юного зрителя.

Ефремов опешил:

— Но вы же знаете, что театр «Современник» — мое создание, я там главный режиссер, актеры — мои товарищи… А у ТЮЗа есть свой главный режиссер, своя труппа. Если театры объединятся, кем же я буду в этом новом театре?

— Не волнуйтесь, — успокоил министр, — вы как были Олег Попов, так и будете Олег Попов…

* * *

Олегу Стриженову позвонили из киностудии и предложили «сыграть Чайковского».

— Чайковского сыграть можно только на рояле, — ответил артист.

* * *

Артист Петр Глебов прославился в образе шолоховского казака Григория Мелехова в фильме «Тихий Дон».

На съемках Глебову завивали строщенный чуб, который лихо курчавился из-под казачьей фуражки.

В те времена Бюро пропаганды советского киноискусства устраивало встречи популярных артистов со зрителями на спортивных стадионах различных городов страны.

Петр Глебов появлялся перед зрителями в казачьей форме, верхом на коне и совершал круг почета по беговой дорожке стадиона.

Но после окончания съемок артист подстригся, завить чуб стало невозможно. Глебов проявил актерскую смекалку: заказал гримерам отдельный курчавый чуб и намертво пришил его с внутренней стороны к околышу фуражки.

Эта чубатая фуражка стала легендой среди киноартистов. Жаль, если ее нет среди экспонатов нашего музея кино.

* * *

Среди артистов режиссер Пчелкин носил прозвище Пчелини.

* * *

О сценарной «лениниане» драматурга Михаила Шатрова ходила эпиграмма:

Его октябрьский порыв

Горяч, как борщ по-флотски!

И между строчек вечно жив

Великий вождь товарищ… Троцкий.

Позволю себе привести мой ответ на встрече со зрителями в одном очень серьезном правоохранительном учреждении.

— Скажите, товарищ Ливанов, — последовал вопрос из зала, — вот вы семь лет снимались в роли Шерлока Холмса. А могли бы вы сейчас раскрыть какое-нибудь преступление?

— Знаете, — ответил я, — артист Игорь Кваша сыграл роль Карла Маркса. Я не думаю, что сегодня он пишет продолжение «Капитала».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.