Тихий зайчик

Тихий зайчик

Тихий зайчик

Рассказ

Сегодня перед работой успел забежать на почту. Из Казахстана опять ничего нет. По дороге в институт встретил Нину С. (не пишу ее фамилию полностью, чтобы не компрометировать) из отдела машиностроения. Узнал ее по платочку, кажется, немецкому, шелковому, а она так опустила глаза, протянула мне руку и сказала тихо: «Здравствуйте, Олег…» Уже в дверях столкнулся с Аней К., и она, по-моему, рассердилась за то, что я пропустил вперед Нину.

Перед приходом Николая Семеновича успел просмотреть газету: доярки Тамбовской области перевыполнили полугодовой план на три процента, а сборщицы чая Чечено-Ингушской АССР — на десять процентов.

Пришел Николай Семенович и повесил свое шведское кожаное полупальто прямо надо мной, как всегда. Когда он отошел в сторонку, я сумел понюхать мятую кожу — ах, как она пахла…

Начальник дал мне пять папок и два письма (одно — из ФРГ) разнести по отделам. На площадке между вторым и третьим этажами курили Галочка П. и Рита 3. (из каких отделов — не помню). Подмигнул им. Разнес за день сорок одну папку и двенадцать писем. До метро шел с Зоей Р., а Тихонов из астрономии в своей замшевой итальянской куртке шел впереди.

Дома, как всегда, мама и бабуля. Мама послала меня за хлебом, а бабуля сказала, что не надо, она сходит сама. Но я сегодня не устал и поэтому сам сходил. Пообедали. Мама спросила, как я себя чувствую — я ответил, что голова не болит. Лег спать, как всегда, в десять — жаль, телевизора нет, — как там девушки из Чечено-Ингушской АССР?

Не успел сегодня до работы зайти на почту — нет ли чего-нибудь из Казахстана. В метро встретил Веру Константиновну из географии, сказал ей, что она похожа на весенний цветок. Она засмеялась и сказала, что мне никак не дашь тридцать шесть лет.

Поднимаясь в отдел, встретил Олю Ш. (из буфета) и Валентина М. (аспиранта). Он не стоит этой девушки.

Николай Семенович дал папку — отнести в химию. Я отнес, а по дороге немного поболтал с Антониной Артуровной, завотделом. Она меня спросила, как чувствует себя бабушка, а я сказал — хорошо, спасибо. Там у них в химии работает Лиля Б., замечательно красивая женщина.

Отнес две папки в биологию. Вошел, а девчонки захихикали и спросили, знаю ли я новость. Я спросил — какую. Они захихикали громче, а одна (не помню, как зовут) сказала, что Галя вышла замуж. Я спросил их, кто эта Галя. Они совсем попадали на пол со смеху и стали говорить, как же это я забыл свою любовь.

Во второй половине дня заболела голова: это такое чувство, когда ломит сначала бровь, потом выше, и вот уже полголовы болит так, что больше я ничего не чувствую и вижу все, как в бинокль, если смотреть с обратной стороны, той, которая все отдаляет, а не приближает. От этого споткнулся на лестнице и уронил одну папку. Бумаги разлетелись, курившие на лестнице две девушки (я их не узнал) громко рассмеялись.

Николай Семенович отпустил меня домой. На улице стало немного легче, и я даже сумел по дороге зайти на почту. Из Казахстана опять ничего. Вот лее скверные девчонки, как давно я написал им, поздравил с постройкой новой больницы. Они так мне понравились тогда на снимке в газете — в белых халатиках, симпатичные такие…

Дома бабуля сразу уложила меня и дала на лоб компресс. Я заснул, а когда проснулся, поклеил немного бумажные пакетики — последняя партия у меня уже кончилась. Перед тем как снова заснуть, думал о Гале, которая вышла замуж, но никак не могу вспомнить, какая же это Галя.

Утром голова не болела, и мама отпустила меня на работу. До прихода Николая Семеновича успел просмотреть газету. Завершена еще одна стройка в Сибири. Тотчас дал туда телеграмму: «Поздравляю наших замечательных девушек-тружениц знаменательным событием. Желаю успехов в труде и в личной жизни». Девушки на почте смеялись. Одной из них, Люде, с огромными, как озера, глазами, я давно уже собираюсь сделать предложение. Но она только хихикает, когда принимает телеграммы и когда отвечает, что на мое имя нет ничего. Я все равно собираюсь сделать ей предложение.

Люба Н. курила на лестнице, когда я спускался в буфет. Хотел поговорить с ней, но она резко повернулась и прошла мимо, не очень тихо сказав «идиот». Интересно, о ком это она так? Мне кажется, о ком-то, кто ее обидел. Если бы знать, кто он, этот негодяй!

В буфете все как будто обрадовались мне. Очередь, правда, не уступили. Зато по столикам прошел шепот: многие девушки наклонились к подругам и, показывая на меня глазами, стали говорить что-то. Кассирша Дарья Васильевна, замечательная женщина, только немного полная, спросила меня ласково так: «Ну что, Олег, как всегда — котлеты с картофельным пюре и кисель?» Я ответил, что да.

В отделе сказал девушкам, что, может быть, женюсь. Они этому очень обрадовались, много смеялись, расспрашивали. Но я сказал, что у меня мало времени, и убежал. Хорошие все-таки девушки — как обрадовались! Что ж, сделать Люде предложение?.. Я еще бежал, когда чуть не столкнулся с товарищем Кустинским, секретарем партийной организации. Он мне сказал ласково: «Все бегаете, Шестаков? Ах, вы наш… тихий зайчик!» Тоже замечательный человек. Надо будет у него обязательно попросить дыхание.

Вчера вечером приводил в порядок свою коллекцию дыханий. Одно удовольствие смотреть на аккуратные, со всех сторон заклеенные белые конвертики. И на каждом имя и фамилия: почти все Галочки, Олечки, Анечки нашего института. Есть тут и Николай Семенович, мой начальник. Я это так делаю: подношу ко рту нуленого мне человека пакетик и говорю: «Дохните, пожалуйста». Некоторые из мужчин далее обилеались сначала — думали, я говорю «дыхните». Потом все привыкли и иногда только улыбаются, если видят, что я останавливаю кого-нибудь и прошу дохнуть в мой пакетик. Дома у меня уже почти целая книжная полка занята конвертиками с дыханиями.

Никаких замечательных событий сегодня не произошло, кроме одного: Сергей Искандерович Камалов, завотделом математики, пришел наконец в своей знаменитой дубленке. В прошлом году он лишь несколько раз появился в ней, потому что приехал из Канады только в апреле. Это удивительная дубленка — цвета кофе с молоком, с большими белыми отворотами.

После заболела голова, но был улее конец рабочего дня, и я не стал отпрашиваться. Надя Г., наша секретарша, прощаясь со мной на выходе, подала мне руку в шерстяной перчатке и сказала серьезно: «До завтра, Олег…» Замечательная. Ее дыхание, наверное, уже месяц стоит в моей коллекции.

По дороге домой мне встретились солдаты строительного батальона. Они шли строем и дружно пели песню. Калсется, я уже где-то это слышал: там часто повторяется строчка «через два года…». В общем, солдатская песня. Да, там еще есть «поломаю шею, разобыо морду…» и «мы с тобой поженимся…». Где-то я это слышал. Надо сделать предложение Люде с почты.

Бабуля положила мне на лоб компресс, а голова уже почти не болела.

Рабочий день, последний день этой недели, начался хорошо. Выходя из метро, я увидал впереди себя знакомую дубленку С. И. Камалова. Я не стал его обгонять, а всю дорогу до института любовался изящным разрезом сзади, приоткрывающим при каждом шаге нежное меховое нутро…

На нашем этаже стояли и курили Валя Г. из ботаники и новая девушка. Я не всех помню в нашем институте, но сразу понял, что девушка новая. Она так смутилась, пожимая мне руку и называя свое имя… Я, правда, его не запомнил, оно было сложное — Виолетта или Элеонора, кажется. Хорошая девушка.

Сегодня день зарплаты, и за мной, как всегда, пришла бабуля. Она получила деньги и зашла в отдел. Я попрощался со всеми и пошел за бабулей, но вспомнил, что не простился с новенькой девушкой. Побежал наверх, но не нашел ее, а нашел эту Валю Г., которую утром видел с ней. Спросил у Вали, как ту девушку все же зовут — она сказала, что Катя. Спросил еще у Вали, сколько лет Кате. Сказала, что девятнадцать.

Я догнал бабулю на улице, пошел с ней рядом. Девятнадцать лет. А вот я как-то слышал, как мама говорила бабуле: «Хоть бы десятку прибавили, ведь он девятнадцать лет у них работает».

Девятнадцать лет? Ну, сам-то я этого не помню.

День сегодня совершенно особенный! Первое — Николай Семенович после обеденного перерыва подошел ко мне (какие же у него пуговицы на блейзере!) и сказал: «Награждаю вас, товарищ Шестаков, за хорошую работу», — и вручил мне замечательный значок «БАМ». Все наши девушки засмеялись и захлопали. Было очень приятно.

Второе — самое главное. Я получил письмо из Краснодарского края. Девушка Раиса Мишутина — 29 лет, трактористка совхоза «Советский труженик», пишет, что хочет со мной дружить и переписываться. Я хорошо помню, что два месяца назад поздравил ее с перевыполнением нормы на двенадцать процентов. Но ответа от нее не ждал, так как снимка ее в газете не было, а я как-то не представлял ее себе без снимка.

Я очень, очень обрадовался письму. Вечером рассказал о нем маме и бабуле. Мама с бабулей переглянулись, а бабуля сказала: «Ну что ж, и хорошее дело».

Еще в том же письме Рая приглашает меня приехать погостить, а заодно, пишет, и познакомимся. Очень хочу поехать. Попрошу завтра у Николая Семеновича неделю за свой счет — это ведь в первый раз, неужели откажет?

Николай Семенович не отказал, только, кажется, очень удивился. Сказал: «Что вы, Олег, разве захворали, вы ведь любите быть среди людей?»

Я ответил ему небрежно так, но чтобы девушки слышали: «Спасибо, я не заболел, а наоборот, еду жениться!» Какая тишина стояла в комнате — замечательно.

Только вот беда — мама, конечно, не отпустила меня одного к Рае, и сейчас мы вместе с ней мчимся в Краснодарский край. Купе у нас очень хорошее, из окна я весь день смотрел на леса и поля и другие просторы нашей необъятной Родины. Проводница принесла нам горячий чай, и мы попили чай с сахаром и бутербродами, которые мама взяла, конечно, с собой в дорогу. Потом по вагону прошла женщина, и в корзине у нее была масса всяких вкусных вещей. Мама купила мне шоколадку — я очень люблю шоколад. Еще я попросил ее купить шоколадку для Раечки, мама вздохнула и купила самую красивую — «Дружок». Скоро уже мы приедем. Рая написала, что встретит нас на платформе. Завтра утром проснусь — и сразу Рая… Вспомнил Лилю Б. — очень красивая женщина. А вдруг и моя Рая такая? Такой красавицы я недостоин, конечно, но я знаю — все равно Рая красивая. Она непременно согласится выйти за меня замуж, мы с ней приедем домой, все будет замечательно! То-то будет рада бабуля… А девчонки в институте все попадают со своих лестниц, где они целый день курят.

Я еду в новом костюме в полоску, на лацкане значок, что подарил мне Николай Семенович.

Рая встретила нас на вокзале. Она оказалась совсем такой, как я ее представлял: русые волосы и глаза немного с косинкой, это придает ее лицу лукавое выражение. Мы с ней поздоровались за руку. Устроились очень хорошо, у Раиной мамы. Рая весь день была на работе, а вечером мы с ней пошли в кино. Смотрели «Пламенную любовь». Может быть, и нас ждет это светлое, настоящее чувство?

А после фильма Раечка пожаловалась на головную боль. Рассказала, что это у нее с тех пор, как, перевыполняя норму на двенадцать процентов, она получила сразу два солнечных удара. Мне так ее стало жалко, что я сразу сделал ей предложение. Она тут же согласилась. Жаль только, что она чуть-чуть косит и поэтому все время как будто смотрит в сторону. Весь вечер мы проговорили с Раей — очень интересно. Она рассказывала о замечательных финских сапожках их бригадира Клавы Ткаченко, а я ей рассказывал о дубленке товарища Камалова.

Я спросил маму, как ей понравилась Рая — мама сказала, что понравилась.

Через три дня мы все вместе поедем домой, к бабуле.

Рая оказалась именно той девушкой, о которой я мечтал. Бабуля полюбила ее как родную. Когда мы все вместе вошли в прихожую, бабуля посмотрела на Раю, всплеснула руками и даже всплакнула на радостях. Потом вздохнула и говорит: «Ну что ж это я плачу? Два сапога — пара. Живите, детки, счастливо». Через два дня мы тихо отпраздновали нашу свадьбу. На Рае было розовое платье, я надел костюм в полоску. Все выпили шампанского, а мою рюмку Раечка накрыла рукой и сказала, что сегодня мне не надо. Конечно, я не стал спорить — зачем же омрачать ей такой чудесный вечер? Мама и бабуля очень радовались. Бабуля все хотела плакать, но мама ее останавливала и говорила: «Ничего, ничего, мамаша, все образуется…»

На следующий день я пришел на работу в новом костюме. Николай Семенович спросил сразу: «Ну, как ваши дела, Шестаков?» Я небрежно так ему ответил, но чтоб девчонки слышали: «Да вот, женился, Николай Семенович, на замечательной девушке — передовой трактористке, в газетах писали — может, знаете такую фамилию — Мишутина? Только теперь ее фамилия Шестакова!» Тут я не выдержал, схватил со стола папки и побежал — сначала в отдел математики — рассказать обо всем товарищу Камалову, ну и девчонкам из биологии, химии, географии и всех других отделов. Забежал еще в партийную организацию к товарищу Кустинскому. Он очень, очень за меня порадовался.

Вот какой это был праздничный день. Когда после обеденного перерыва я поднялся в отдел, на столе Николая Семеновича меня ждали: большая кукла в коробке, торт, цветы. Какие все прекрасные, душевные люди — у всех ли я взял дыхание? И когда только они успели это все приготовить? Девушки все пожимали мне руку и говорили: «Поздравляю, Олег». А секретарша Надя Г. даже поцеловала меня в щеку.

Домой пришел нагруженный подарками. На почту по дороге не заходил — некогда, и не напишут мне из Казахстана, наверное. А Раю мы пока устроили работать в магазин «Овощи-фрукты», это в соседнем доме.

Прошел почти год с тех пор, как я женился. В институте за это время не произошло почти никаких событий. Немного, правда, поистерлась канадская дубленка товарища Камалова, зато замечательный плащ из джинсового материала привез себе из Японии товарищ Кустинский. Несколько девушек из разных отделов вышли замуж. Николай Семенович подарил мне два очень красивых значка — «Космос» и «Русская зима». «Русскую зиму» я, конечно, подарил Раечке.

Два месяца назад произошло самое лучшее в моей жизни — у нас с Раей родился сын. Я назвал его Эрнестом в честь писателя Хемингуэя. Бедная Раечка тяжело переносила беременность, ее милые глазки стали косить еще больше. Но теперь она счастливая мать и прекрасна, как все женщины-матери.

Николай Семенович, поздравляя меня, сказал проникновенно: «Вот и у вас, Шестаков, появилось потомство. Это прекрасно. Будет кому продолжать наше общее дело». Девушки подарили четыре погремушки и два чепчика из фланели — голубой и сиреневый.

Когда маленького Эрнеста принесли домой и развернули, бабуля расплакалась от счастья — ведь это ее правнук. «Паучок, как есть паучок», — приговаривала она, качая на руках запеленутого Эр-нестика.

Я очень счастлив, потому что у меня теперь есть сын. Может быть, я далее самый счастливый человек на свете. У него по шесть пальчиков на каждой ручке и оба глазика совсем скошены к переносице — ну и что же? Это отличный крепкий мальчишка, и я его обожаю.

1975 год.