Тютчев и Денисьева

1850 год в личной жизни стал для Федора Тютчева особым: его захватила новая и одновременно самая глубокая в жизни любовь. Женщиной, которой поэт обязан рождением этого чувства, была Елена Денисьева – племянница инспектрисы Смольного института. И, между прочим, этот факт сыграл главную роль в завязке этой романтической истории.

Дело в том, что впервые встретились они именно в знаменитом Смольном институте благородных девиц, где в 1845 году начали обучение дочери Тютчева от первого брака – Дарья и Екатерина, и где в это же время завершала учебу Елена. К тому же в одном классе с дочерями Тютчева учились и младшие сестры Денисьевой – Мария и Анна. А чуть позже Елена даже подружилась с Анной. Естественно, все это удивительное стечение обстоятельств и положило начало знакомству Елены Денисьевой и Тютчева.

В то время, когда поэт впервые увидел Елену, ему было сорок два года, а ей – двадцать лет. В последующие четыре года они встречались достаточно часто, но дальше взаимных симпатий их отношения не выходили. И только в 1850 году они стали видеться не просто как обычные знакомые, а как самые настоящие влюбленные. Конечно, своим свиданиям они старались придать максимальную скрытность, но тем не менее уже в марте 1851 года их общая тайна раскрылась. А так как Смольный тщательно оберегал свою репутацию, то в связи со случившимся сразу же была уволена из института и тетя Елены – Анна Дмитриевна. Кроме того, отец, узнав о романе дочери с Тютчевым, в гневе отрекся от нее и даже запретил встречаться с нею родственникам.

А спустя всего два месяца, 20 мая, Денисьева родила дочь, которую, как и мать, назвали Еленой. Это событие еще силнее скрепило отношения между влюбленными. Правда, радость рождения девочки была испорчена тем фактом, что, даже несмотря на то, что ее окрестили Тютчевой, она все равно считалась незаконнорожденной.

Рассказывая о развитии романа между Тютчевым и Денисьевой, мы не должны забывать, что у Федора Ивановича в это время была законная супруга – Эрнестина Федоровна, которая родила ему двух дочерей и сына. И, конечно же, на этом фоне встает естественный вопрос: как воспринимала жена любовь мужа к другой женщине?

И как это ни удивительно, но Эрнестина, которой в то время не было еще и сорока, в очень трудных жизненных обстоятельствах проявила удивительное самообладание. Так, в течение всех четырнадцати лет она ни разу не показала, что ей известны истинные отношения мужа и Денисьевой. Единственное, что она позволяла себе, – это написать в письмах мужу, что он ее больше не любит и им следует расстаться.

Впрочем, в этот период отношения Тютчева с супругой довольно продолжительное время поддерживались лишь благодаря их переписке. Такое случилось, например, с весны 1851 до осени 1854 года, когда Эрнестина с детьми почти безвыездно находилась в Овстюге, а в июне 1853-го она уехала в Германию, где и прожила почти год. Кстати, она даже подумывала не возвращаться назад в Россию, но все же нашла в себе силы отказаться от этой мысли. И сделала она это прежде всего потому, что безгранично любила своего Федора.

Это видно хотя бы по отрывку из письма Дарьи сестре Анне о том, как в августе 1855 года Эрнестина встречала Тютчева из Рославля в Овсюг: «Дважды в день напрасно ходила на большую дорогу, такую безрадостную под серым небом… По какой-то интуиции она велела запрячь маленькую коляску, погода прояснилась… и мы покатили по большой дороге. Каждое облако пыли казалось нам содержащим папу, но каждый раз было разочарование… Наконец, доехав до горы, которая в 7 верстах от нас… мама прыгает прямо в пыль… У нее было что-то вроде истерики… Если бы папа не приехал в Овстюг, мама была бы совсем несчастна».

Но даже самое любящее сердце не всегда может выдержать постоянные душевные нагрузки. И, конечно же, Эрнестина Федоровна тоже иногда срывалась. И в 1853 году отношения между ней и мужем настолько обострились, что оказались на грани разрыва.

По этому поводу Тютчев в сентябре того же года писал жене в Мюнхен следующее: «Что означает письмо, которое ты написала мне в ответ на мое первое письмо из Петербурга? Неужели мы дошли до того, что стали так плохо понимать друг друга? Но не сон ли все это? Разве ты не чувствуешь, что все, все сейчас под угрозой?.. Недоразумение – страшная вещь, и страшно ощущать, как оно все углубляется, расширяется между нами, страшно ощущать всем своим существом, как ощущаю я, что оно вот-вот поглотит последние остатки нашего семейного счастья, все, что нам еще осталось на наши последние годы и счастья, и любви, и чувства собственного достоинства, наконец… не говоря уже обо всем другом…» И когда в мае 1854 года Эрнестина возвратилась из Германии, между ней и Тютчевым наступило примирение, хотя и не полное.

А 11 октября 1860 года Елена, находясь в Женеве, разрешилась от бремени вторым ребенком, которого назвали Федором. С этого времени и до конца жизни Денисьевой поэт почти не расставался с ней надолго. Они вдвоем уезжали за границу, а также в Москву, куда поэт отправлялся по делам…

А 22 мая 1864 года Денисьева снова родила ребенка. И тоже сына, которого окрестили Николаем. Но эти роды оказались для Елены Александровны трагическими. Сразу после них у нее стал быстро развиваться туберкулез. Как раз в это время Тютчев по неотложным делам должен был выехать в Москву. Возвратившись через три недели в Петербург, он практически все время посвящал уходу за умирающей Денисьевой.

Но, несмотря на все принимаемые меры, жизнь Елены медленно затухала, и 4 августа 1864 года она скончалась на руках у Тютчева. А 7 августа ее похоронили на Волковском кладбище в Петербурге.

Смерть возлюбленной опустошила Федора Ивановича. Об этом на следующий день после похорон он написал в Москву А.И. Георгиевскому, женатому на сестре Денисьевой Марии: «Пустота, страшная пустота… Даже вспомнить о ней – вызвать ее, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу. Страшно, невыносимо…» По сути, Тютчев в это время оказался на грани душевного срыва. Дочь Анна, проживавшая в Дармштадте, к которой он приехал в конце августа, сообщала сестре Екатерине, что папа «в состоянии, близком к помешательству, что он не знает, что делать».

5 сентября Тютчев прибыл в Женеву, где его ожидала Эрнестина Федоровна. Свидетельница этого события отмечала, что «они встретились с пылкой нежностью». Казалось, эта встреча притупила душевную боль Тютчева от потери Денисьевой. Однако это его состояние успокоенности продолжалось недолго. 6 октября он пишет Георгиевскому: «Не живется, мой друг, не живется… Гноится рана, не заживает». А спустя два месяца с лишним, 8 декабря, – Полонскому: «Друг мой, теперь все испробовано – ничто не помогло, ничто не утешило, – не живется – не живется – не живется…»

Одно время у людей, хорошо знавших поэта, даже стало складываться мнение, что после смерти Елены Александровны Тютчеву «самому осталось недолго жить». А тут еще, словно в подтверждение пословицы, что «беда не проходит одна», 2 мая 1865 года от скоротечной чахотки умирает четырнадцатилетняя дочь Тютчева и Денисьевой – Елена. А на следующий день от этой же болезни скончался сын Коля.

Сколь страшным было его горе, можно судить хотя бы по его письмам. Так, 17 мая в письме Георгиевскому он пишет: «Последние события переполнили меру и довели меня до совершенной бесчувственности. Я сам себя не сознаю, не понимаю…» 20 июня – сестре Елены: «Не было ни одного дня, который я не начинал без некоторого изумления, как человек продолжает еще жить, хотя ему отрубили голову и вырвали сердце».

И все же не зря говорят, что любую боль лечит время. Глухую пустоту в сердце Тютчева постепенно стала заполнять другая женщина, подруга Денисьевой Елена Богданова. А начиная с конца 1865 года он стал видеться с ней все чаще и чаще.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.