Сон и явь Адрияна Прохорова и Ермолая Лопахина

Эта работа сложилась неожиданно, при сопоставлении двух персонажей: гробовщика Адрияна Прохорова из повести Пушкина «Гробовщик» и купца Ермолая Лопахина из чеховского «Вишневого сада». Помимо сходства в сюжете, где два торговых человека, два представителя предпринимателей совершают вожделенную покупку – гробовщик приобретает дворянский желтый особнячок на Никитской улице, а Лопахин прекрасное дворянское имение с садом, – у них есть много разных и неслучайных совпадений и соответствий. К примеру, есть такие детали: Лопахин в своем гимне собственному успеху говорит: «Не смейтесь надо мной», – и в пьесе дважды над ним смеются, как и над Адрияном Прохоровым в гостях у немца-ремесленника. «Экая страсть», – говорит работница Адрияна, услышав от подвыпившего гробовщика приглашение на пир «мертвецов православных», а Лопахин этим же словом иронически восклицает после рассуждения Пети Трофимова о возможности бессмертия. И одному, и другому столь желаемая покупка не приносит ожидаемого счастья: «старый гробовщик чувствовал с удивлением, что сердце его не радовалось», а Лопахин признается: «О скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

Обратимся же непосредственно к характеристике двух персонажей. «Адриян Прохоров обыкновенно был угрюм и задумчив», – пишет Пушкин, а вот его новый сосед, немец-сапожник, наоборот, весел, учтив, нежен с родными и справляет с гостями серебряную свадьбу; его семейство дружно, трудолюбиво, а супруга в сорок лет свежа и добронравна. У «старого», как пишет Пушкин, гробовщика есть две дочери-девушки и работница, он любит строгий порядок и бранит их поэтому. Видно, что супруга его преждевременно умерла от тяжелого обращения, да и сам он не по летам состарился. Живет он, вероятно, с работницей: она говорит ему «ты», снимает ему обувь и подает халат, участвует в его делах. В новый домик, в небольшой дворянский особнячок он привез «кивот с образами, шкап с посудою, диван и кровать», которые «заняли им определенные углы». Вот и все его интересы, разошедшиеся по своим углам. Когда на вечеринке пили за здоровье многих, то «Адриян пил с усердием», а когда при взаимных поклонах сапожник, булочник, портной, переплетчик стали пить за здоровье тех, на кого они работают, и будочник Юрко воскликнул: «Что же? Пей, батюшка, за здоровье своих мертвецов», – то Адриян Прохоров обиделся. В самом деле, есть какая-то двусмысленность: «пить за здоровье мертвецов». Эта сюжетная и словесная пушкинская находка уже предлагает какие-то перевороты и превращения в нашем сознании: комическое, фантастическое, серьезное, бытовое сошлись и существуют вместе. «Что ж это в самом деле… чем ремесло мое нечестнее прочих? Разве гробовщик брат палачу? Чему смеются басурмане? Разве гробовщик гаер святочный?» Гаер в переводе с французского означает «весельчак», а одно из значений – «шут в барском доме», и перекликается с фамилией Гаев, образ которого в пьесе Чехова в чем-то соответствует этому значению шута. И гробовщик приглашает на пир своих благодетелей, «мертвецов православных» – опять пушкинская ироническая двусмысленность, от которой уже близко к «мертвым душам» Гоголя. Все дальнейшее в повествовании происходит как бы наяву, и лишь потом гробовщик вместе с читателями узнает, что это был лишь сон. То есть композиционно и по смыслу сон уподобляется яви, и наоборот. И для Адрияна Прохорова сон есть его подсознательное, его скрытые мысли, которых он сам боится и избегает. Что же это за сон, и что же это за мысли? Сначала ему снится, что наконец-то умерла купчиха Трюхина и, как всегда, наследник о цене не торгуется и полагается на него. По-обыкновенному, гробовщик «побожился», что лишнего не возьмет, и тут же объяснился с приказчиком «значительным взглядом». Вскрывается нечестная подоплека его действий: он желает смерти купчихи, пользуется случаем и берет «лишнее». Не его ремесло и не его дело «нечестнее прочих», а он сам нечестен в своем деле и своем ремесле. Потом он в ужасе видит приглашенных мертвецов в доме, – проявляется его страх перед разоблачением его нечестных действий и взысканием за них. «Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому, в 1799 году, ты продал первый свой гроб – и еще сосновый за дубовый?». Если Адриян свой первый гроб продает с обманом, значит, он и стал гробовщиком с намерением в этом деле нечестно разбогатеть. Скелет отставного сержанта, протягивающий ему руки, – символ смерти, смерти как наказания для Адрияна, и смерть для него приходит в облике обманутого им мертвеца, и с обмана, с намерения жить нечестно наступает для него, как человека, смерть.

Пришедшие мертвецы были с «желтыми и синими лицами», покойная купчиха Трюхина тоже была «желтая как воск». Европейский наряд дочерей Адрияна состоял из «желтой шляпки и красных башмаков». Желтый – это и есть цвет смерти. И «желтый домик» Адрияна Прохорова – это удобный престижный гробик для его оставшейся жизни, домик-гробик, где обитает живой мертвец или мертвый жилец, «мертвец православный». Богатея на чужом несчастье, он жизнь свою сам умертвил и уложил в гроб – поступил с ней как настоящий гробовщик. Любопытно, что у Лопахина тоже «желтые башмаки», а Гаев постоянно, а однажды и Любовь Андреевна и Петя Трофимов говорят фразу – «желтого в угол». Свой сон Адриян Прохоров принимает за реальность, и, что примечательно, он верит, что можно в жизни встретиться с мертвецами, это и есть его невидимая тайная реальность, голос совести, которого он так боится и от которого в ужасе шарахается. Но есть рядом те, кто настойчиво предлагает «проснуться». Уже на вечере у немца-сапожника «благовестили» к вечерне, а на следующее утро после сна «к обедне отблаговестили». С утра заходили портной и будочник Юрко с объявлением, что «сегодня частный именинник». То есть это воскресенье, праздничный летний день в память о каком-то святом. Может быть, это праздник Петра и Павла – ведь руки во сне протягивал Петр Петрович Курилкин – и конец петровского поста, последняя возможность для покаяния. Будочник Юрко приходил… будить: «да ты изволил почивать, и мы не хотели тебя разбудить», – говорит работница Аксинья.

Будочник Юрко «верой и правдой» прослужил двадцать пять лет возле церкви Вознесения у Никитских ворот. Пушкин пишет: «Пожар двенадцатого года, уничтожив первопрестольную столицу, истребил и его желтую будку. Но тотчас, по изгнании врага, на ее месте явилась новая, серенькая с белыми колоннами ордена, и Юрко стал опять расхаживать около нее с секирой и в броне сермяжной». Не с этой ли «секирой» приходил будочник к гробовщику будить его от страшного сна? Никитские ворота происходят от имени Никита – «победитель», и таким победителем в жизни, верой и правдой прослужившим на своем месте, является будочник Юрко. Возможно еще одно осмысление описываемых событий. Все они укладываются в три дня. Первый, пятница – переезд в новый «желтый домик», что можно уподобить смерти. Второй, суббота и застолье с немецкой речью, – страшный сон как «страшный суд» в лице «честной компании», «мертвецов православных», которые приступили к гробовщику «с бранью и угрозами»; и третий день – утро воскресенья, когда проснувшийся Адриян узнает, что это был сон, и, обрадованный, обо всем забывает. Воскресенье пришло, а Воскресенья не настало, и он не избавился от своего нечестия и от укоров своей совести, так и не обрел радости сердца и увеселения души. Адриян – значит «сильный, зрелый», а Прохор – «который далее идет». Этот «сильный» преуспевающий московский предприниматель «идет далее», и мы вслед за ним, к образу Ермолая Лопахина.

В первых же словах, сказанных Лопахиным в пьесе, в их правдивости можно усомниться. Он действительно приехал в дом, чтобы встретить приезжающих на станции, но он вряд ли проспал, как он говорит, сидя за книгой, уж очень неудобно и достаточно долго (более двух часов) пришлось бы ему спать. Первое, что он спрашивает у горничной Дуняши, – который час, хотя вскоре уже неоднократно смотрит на имеющиеся у него часы. Может, скрыл, что они у него есть, а может, необходимые часы оказались у Дуняши, которая без надобности почему-то смотрит в это же утро на свои часы, будто любуется только что доставшемуся ей подарку. Возможно, у Лопахина с ней любовная связь. Тогда становится более понятным, почему они вошли вместе и она тушит свечу, и почему и что ее так сильно волнует, и чего она так боится – о связи может узнать приехавшая хозяйка, и зачем она признается Лопахину о сватовстве Епиходова, и почему столь доверительно наставляет ее Лопахин: «Очень ты нежная… Надо себя помнить». Лопахин – человек времени: это он говорит – «время идет», «время не ждет». У него каждая минута на счету. Когда уезжали, то он предупреждает – «до поезда всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию ехать». Он служит времени, сегодняшнему дню, и оно помогает ему свершать его дела. Он и есть сын своего времени, еще молодой, крепкий, неутомимый. Время и жизнь призвали его в купцы, и он вступил на поприще, мало что зная и что умея другое. И он никак не мог проспать. И не горничная Дуняша тому виной. Этим же ранним утром он признается Любови Андреевне: «Хотелось бы только, чтобы вы мне верили по-прежнему… собственно, вы сделали для меня когда-то так много, что я забыл все и люблю вас, как родную… больше, чем родную». Ему есть что помнить, есть и что забыть. Здесь, в этом доме, его научили читать, писать, его по-семейному воспитывали и учили обхождению – как учтиво и с умением он прощается в это утро с разными людьми. Этот дом, его люди и его атмосфера, сама Любовь Андреевна и юношеская влюбленность в нее по-своему облагородили характер сына крепостного мужика, и это тоже способствовало столь быстрому его успеху в делах. Он действительно многим обязан этому дому и его хозяйке, и, когда она приезжает, считает для себя необходимым ее встретить и помочь: или дать денег на уплату долга, а значит, полностью потерять их для себя, или еще что-то придумать и предложить. Если ехать на станцию, значит, показать свое полное расположение, и, значит, надо быть готовым дать денег, если попросят, а попросят обязательно. И Лопахин не едет, отказывается – ведь это как вернуться в прошлую жизнь, к восторженному прежнему юноше, не вкусившему еще сладостей и горестей предпринимательства. Лопахин не едет встречать свою прежнюю «Любовь» и говорит, что проспал, а Адриян Прохоров повесил над воротами своего желтого домика «дородного Амура с опрокинутым факелом в руке» – символом окончившейся жизни и потухшей любви. Но Лопахин и не ждет, пока попросят, а сам первый делает предложение использовать землю под дачи, и уже на это «взаймы тысяч пятьдесят» он достанет. Тогда и его деньги не пропадут, и он исполнит долг и поможет хозяйке. Его категоричность: «Решайтесь же! Другого выхода нет, клянусь вам. Нет и нет!» – означает, что денег на уплату долга под вексель просто так он не даст, и это Любовь Андреевна и ее брат понимают. Хотя в это же утро, успокаивая Аню, Гаев все еще надеется на какую-то возможность: «Твоя мама поговорит с Лопахиным; он, конечно, ей не откажет».

Во втором действии, при новом разговоре, спустя какое-то время Лопахин вновь настойчив и категоричен в своем предложении и этим вновь отсекает для Раневской возможность самой просить денег. Выясняется к тому же, что имение собирается купить богач Дериганов, и Лопахин уж очень сильно взывает к хозяйке высказать ее окончательное решение: «да или нет». У него у самого возникло желание завладеть имением, но он также должен помочь Любови Андреевне – и этим он мучается, и потому он так нервозен и настойчив. Согласятся они на его предложение, и совесть его будет чиста, а не согласятся, он сможет сам совершить важную для своего честолюбия покупку усадьбы, где «отец и дед его были рабами». И прежде всего, если бы желал помочь, то пробовал бы уговорить брата и сестру, а не ставить им ультиматум, понуждая их молчать и не соглашаться. «Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей», – и Ермолай Лопахин это хорошо знает, на себе знает. И когда он, смеясь, хохоча, топоча ногами, со слезами произносит славословие себе самому – он в душе раздосадован и ущемлен в своем человеческом достоинстве, так как поступил не по совести, а по выгоде, и, громогласно юродствуя, играет настоящего хозяина: «Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай все, как я желаю! (с иронией) Идет новый помещик, владелец вишневого сада (толкнул нечаянно столик, едва не опрокинул канделябры). За все могу заплатить!». Вот откуда будущий купеческий разгул. «Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие…» – и придут, и посмотрят, как пришли мертвецы к Адрияну Прохорову.

Лопахин (смеется) Позвольте вас спросить, как вы обо мне понимаете?

Трофимов. Я, Ермолай Алексеевич, так понимаю: вы богатый человек, будете скоро миллионером. Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен.

А у Пушкина в «Гробовщике» звучит схожая мысль: «У ворот покойницы уже стояла полиция и расхаживали купцы, как вороны, почуя мертвое тело».

Для Лопахина приобретение имения и постройка на его месте дач тоже переломное событие, он тоже уничтожает свой Дом и свой прекрасный Сад, свою первую любовь и юность. Все теряют Сад, не могут и не хотят его сохранить, как не могут сохранить свою молодость, прежнюю чистоту и радость души. Сад – это лучшая пора их жизни, лучшая часть их души, и эта жизнь и эта душа гибнет у них на глазах, гибнет от их собственных рук. «Сейчас уедем, и вы опять приметесь за свой полезный труд», – говорит, прощаясь, Петя Трофимов. Что за труд ждет этого человека с «тонкими, нежными пальцами, как у артиста»? Будет это очередной «желтый домик» в Москве на Никитской улице или, может, новый «вишневый сад»?

«Очень уж ты нежная, Дуняша. И одеваешься как барышня, и прическа тоже. Так нельзя. Надо себя помнить».

Надо себя помнить. Надо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.