Потехи
Потехи
На празднествах весенних и летних непременным развлечением были фейерверки. Празднеств же было много – и при дворе, и у вельмож.
Фейерверки шли по ученой части. Готовили их академики. Составляли аллегорические фигуры из разноцветных огней и ракет, сочиняли приличные случаю стихи. Занимался в прежние времена фейерверками, хотя без особой охоты, и сам Ломоносов.
Механический художник Кулибин, славный выдумщик, мог пригодиться для забав двора. Надлежало поручить ему фейерверки.
Во время публичного собрания – праздновали пятидесятилетие Академии наук – показал Кулибин первую свою картинную иллюминацию.
Двор не ошибся: и здесь Кулибин поступил своеобычно. Невелик был бы труд по описанным образцам составить пороховые смеси для ракет и огненных фигур, взлетавших в небо. Да это уж видано.
Кулибин искал новые составы, завел тетрадь для записи опытов. Делал он огни разноцветные из инбиря[17], шафрана[18], из змеиной крови.
А для иллюминаций комнатных приготовил особые составы на спирту.
Но то еще не было диковиной. А слава великого искусника пошла с того, что применил Кулибин для ночных и комнатных иллюминаций свои оптические опыты.
На академическом празднике трудами Кулибина представлено было в воздухе средь ночи сияющее солнце. И чудо: в небе пронеслась фигура греческого бога Аполлона.
Свеча, оптические зеркала, резанная из картона фигура Аполлона да механические устройства, чтобы луч света, усиленный и отраженный зеркалами, перенес изображение Аполлона на облака, – вот что придумал для иллюминации Кулибин[19].
И с той поры фейерверки поручали ему постоянно.
Был почет, была слава, да не радостная. Сгорает фейерверк – сгорает и труд, на него положенный. А пользы обществу от того труда не проистекает нимало. Это Ивану Петровичу горько.
Стоит модель моста на Волковом дворе. Зимой вырастает на модели снежный холм, летом поливают ее дожди, сушит солнце.
О строении же моста через Неву-реку молчит императрица, молчит и Потемкин.
Приходил к Кулибину Николай Фус, один из членов комиссии, свидетельствовавшей модель. Принес письмо, полученное из Базеля, от славнейшего механика и математика Даниила Бернулли. О кулибинском мосте ему писал Фус. Бернулли был удивлен, как выдержала модель огромную тяжесть. Писал, что чистой теории для выполнения таких работ мало – невозможно исчислить все обстоятельства, которые должны быть приняты в расчет. Приходится работать ощупью, обращаться к врожденной сообразительности. В этом признает Бернулли некое преимущество Кулибина-строителя над теоретиками.
«Великий мастер» – так назвал в своем письме Бернулли смотрителя академических мастерских. И это было радостно.
На Волков двор всякий день и в немалом числе хаживали любопытные – поглядеть модель. Справлялись, когда мост начнут строить. Вопрос был безответен – великий мастер сочинял иллюминации и фейерверки. Искал, как бы забаву обратить на пользу обществу. И нашел.
Применив для картинных иллюминаций игру света, рожденную зеркалами, Кулибин приметил, как много могут усилить зеркала малый свет. Он сочленил десятки небольших зеркал – и представил, к великому удовольствию двора, невиданный фонарь. О том сообщали «Санкт-Петербургские ведомости».
«Санкт-Петербургской Академии наук механик Иван Петрович Кулибин изобрел искусство делать некоторою особою согнутою линиею составное из многих частей зеркало, которое, когда перед ним поставится одна только свеча, производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз противу обыкновенного свечного света… Оно может поставляться и на чистом воздухе в фонаре[20], тогда может давать от себя свет даже на несколько верст, также по мере величины его… Изобретатель имел счастие 11 сего месяца представить таковое зеркало Ее Императорскому Величеству и в Ее высочайшем присутствии произвесть разные опыты действия оного. Галерея на 50 сажен была освещена сим зеркалом посредством одной только свечи… Сие же изобретение рассматривано и свидетельствовано было в общем Академии наук собрании, и по рассмотрении отдана всеми должная справедливость умопроизведению почтенного господина Кулибина».
Еще ни одно изобретение академического механика не имело такого успеха. О Кулибине говорили. Императрица его наградила.
Отбою не было от заказов. Вся столичная знать требовала кулибинские фонари – их ставили на кареты для освещения пути.
Была слава, в доме завелись деньги, но это было совсем не то, ради чего трудился великий мастер. Умопроизведение господина Кулибина опять пошло на забавы. А он пытался показать, что фонарь годен для дела. Выставил его как-то в окне своего дома и осветил набережную на Адмиралтейской стороне, по другую сторону Невы.
Потом из нескольких фонарей соорудил звезду над набережной, а сам поехал в Красное село, за двадцать пять верст от столицы, и отсюда, с церковной колокольни, видел свет своего фонаря.
Тем хотел показать Кулибин, что годны фонари и для освещения улиц, и для ночных работ. Предложил Адмиралтейству освещать зеркальными фонарями корабли и гавани для безопасности ночного плавания.
Адмиралтейство предложением Кулибина пренебрегло, на улицах фонарей не поставили. И двадцать лет спустя освещались еще улицы столицы подвешенными у подъездов плошками со светильным маслом да свечами, выставленными в окнах домов, и то лишь в праздники.
А Потемкин был доволен: императрица милостиво улыбнулась. Еще бы, невидаль какую показал: фейерверк в дворцовом зале.
Потемкин царицу предуведомил о потехе. Поначалу Екатерина перепугалась:
– Да он дворец сожжет, все вещи перепортит – ракеты в покоях пускать!
Потемкин хитро улыбнулся:
– Что испортим, мы с Кулибиным за свой счет обновим.
Одной игрой света чрез зеркала да поставленными пред зеркалами картинками, без натурального огня, Кулибин такую устроил иллюминацию, что императрица приказала повторить и пожаловала механику две тысячи рублей. Что за часы, что за модель моста, плоды трудов многолетних, в которые вся сила таланта вложена, что за игрушку – цена по царскому счету вышла одна.
Ах, не по ветру ль развеять трудные мысли о важных замыслах, о пользе общественной, не предаться ли душою забавам? Деньги, почет…
В зимних сумерках сидит Иван Петрович за клавикордами[21], наигрывает грустные напевы. Мысли неотвязны. На строение моста через Неву потребно полмиллиона. Да деньги, видно, царице на другое надобны. Триста тысяч потрачено на пикник, полмиллиона уплатила государыня за алмаз некоему греку. Архитектура моста не понравилась! Ее переменить можно.
Однако надо думать: долголетен ли мост деревянный? И можно ли сочинить проект моста железного?
Иван Петрович вышел на Неву – посмотреть, подумать. По наплавному Исаакиевскому мосту свернул к Адмиралтейской стороне. Навстречу – карета Льва Нарышкина, пребогатого чудака и великого любителя пиров. При царском дворе – главный забавник.
Завидев Кулибина, Нарышкин остановил карету, подзывает художника:
– Садись! Не отпущу – выручать меня надо. Завтра праздник даю в Петергофе, государыня будет. Механический фокус припас для праздника, а вышел конфуз. Подвел театральный механик, итальяшка Бригонций.
И умчал Кулибина в Петергоф. Едва дал время собрать потребные инструменты.
Иноземный фокус был занятный: автомат. Сидит в кресле старик – переставляет шашки, считает деньги. При перевозке в Петергоф Бригонций автомат разобрал, а собрать не сумел.
Без большого труда Кулибин привел автомат в действие. Шутник Нарышкин позвал итальянского механика, слезно просит его еще раз попробовать как-нибудь с автоматом справиться.
– Голову мне рубите, коли хоть один человек, кроме того, кто построил автомат, теперь собрать его сможет!
Автомат рукой на Бригонция указует и говорит басом:
– Руби ему голову.
Это сказал Кулибин, спрятанный за автоматом. Бригонций от страха слова молвить не может, бросился бежать, потеряв шляпу.
Повезло Нарышкину. Вместо одной потехи на празднике – сразу две. Гости смотрят, как механический старик считает деньги, а Нарышкин им рассказывает, как он с Кулибиным подшутил над Бригонцием.
Вот опять на забавы день ушел. Да редко днями отделаешься. Приказала императрица для малолетних внуков механические игрушки сочинить. Построил Кулибин гору со стеклянным водопадом, с водяными мельницами, с прудами, по которым игрушечные утки плавают. Игрушка заводная – все движется. Занятно, а время ушло несчитанное.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.