Замуж за бельгийца

Замуж за бельгийца

Неужели у Ольги Чеховой в это время не было никакой личной жизни? Вокруг красавицы кинозвезды должны были увиваться стаи поклонников. Так оно и было, но… "Должны были быть причины, что друзья в меня влюблялись, поклонялись мне, восхищались мной, но ни один из них не предлагал руку и сердце. Дело было во мне самой, в том, что я все еще испытывала безотчетный страх перед замужеством, в том, что семейная жизнь мне никогда не казалась такой же важной, как очередная роль, полученная мной… Брак в моем представлении — это нечто обременительное, опутывающее по рукам и ногам".

Причиной такого отношения был не только печальный опыт брака с Михаилом Чеховым, но и желание в полной мере реализовать себя в профессиональной сфере. Повседневные заботы, бытовая рутина тоже ничуть не привлекали Ольгу. Она уезжала из дома рано утром на съемки, возвращалась поздно вечером уже из театра. "По счастью, и мать и сестра, которая теперь тоже живет со мной, избавляют меня от быта. Мой вклад в домашнее хозяйство ограничивается постоянно повторяющимся вопросом: "Деньги тебе нужны?" Возможно, друзья чувствовали, что я слишком самостоятельна для длительного союза с мужчиной и уз брака".

Особенно учитывая тот факт, что, несмотря на завоеванное женщинами право работать, брак все еще воспринимался подавляющим большинством общества сквозь призму самых что ни на есть традиционных ценностей. Ольгу Чехову роль просто чьей-то фрау взамен разноцветья ее театральных и киноролей явно не устраивала. "Вероятно, это ощущали мои настоящие друзья, а о других я и вовсе не хочу говорить, о тех коллегах, которые заводили любовные интрижки поочередно (а то и параллельно) почти с каждой смазливой актрисой, или о тех "творческих личностях", которые каждую сексапильную даму представляли исключительно в горизонтальном положении".

Кому-то и такой расклад позволял в полной мере демонстрировать храбрую самостоятельность. Или, по крайней мере, удачно играть ее. Чехова в качестве примера описывает Адель Зандрок, которая к моменту событий утвердилась на амплуа "комической старухи" в немецком кино, а когда-то была звездой "Бургтеатра", блиставшей в "Даме с камелиями" и покорявшей всю Европу не только талантом, но и красотой. Но время безжалостно. "И тут кто-то открывает ее удивительно смешное дарование… Внутренне она отторгает это амплуа, живет воспоминаниями о своем великом прошлом, игнорирует то, что происходит вокруг нее, или все зло вышучивает. Меня — всегда величественно — Адель одаряет милостью своей дружбы. Она зовет меня "Мышка"…"

Чехова вспоминала ее многочисленные соленые шутки и экстравагантные выходки, а также неожиданные откровения: "Если бы ты знала, кто в те времена всё бросал к моим ногам, когда я гастролировала с "Дамой с камелиями", — великие князья, а однажды уж одним-то из них я полакомилась. Я бы и царя не пощадила, думаю, да жаль… жаль, он уже был болен. А вообще — мужчины! Все они трусы, моя дорогая Мышка, все… ну, скажем так: почти все. Я понимаю, почему ты не выходишь снова замуж".

А. Гитлер

А. Гитлер

Однажды Адель Зандрок попросила Чехову отвезти ее на прием в министерство пропаганды, поскольку своей машины у нее нет, а ехать как обычно на такси вместе с сестрой легендарная звезда не может — сестру не пригласили. В одиночку Зандрок нигде появляться не желает.

"Итак, мы вместе приезжаем в министерство; Адель, как всегда, закутана в широкие, ниспадающие волнами одеяния, на руке висит огромная вышитая сумка… В этот момент входит Гитлер и начинает, как обычно, сразу же с монолога. Он знает "Бургтеатр" с юношеских лет, с восхищением вспоминает великие спектакли и тут же сожалеет, что в те времена также "добились чести и славы и еврейские актеры". Гитлер намеревается и далее развивать эту тему как вдруг происходит нечто, чего до сего момента уж точно не случалось: его перебивают!

Адель безмятежно и отчетливо произносит:

— Господин рейхсканцлер, оставим эту тему. Я не желала бы об этом ничего слышать. Но если это вас интересует — и между нами: моими лучшими любовниками всегда были евреи.

Гитлер столбенеет.

Адель поднимается, с достоинством кланяется и спокойно бросает:

— Au revoir, господа. — Поворачивается ко мне и приказывает: — Отвези меня, пожалуйста, домой, Мышка".

Возможно, и впрямь в окружающих ее мужчинах Чеховой не хватало силы и цельности. Или просто никто всерьез не нравился, несмотря на слухи о ее многочисленных романах?

Но вот однажды во время съемок в Вене ее внимание привлек какой-то посторонний господин, внимательно наблюдавший за кинематографической суетой. Поначалу он своим присутствием отвлекал, раздражал и сердил актрису, хотя она отметила, что он вполне достойно выглядит. А потом он… пригласил ее поужинать в знаменитое кафе "Захер". В первый момент Чехова была намерена отказаться, но почему-то слово "нет" так и осталось непроизнесенным. "За ужином Марсель Робинс доказывает, что он незаурядная личность. Беседа его увлекательна, шарм необыкновенный. Я узнаю, что он бельгийский промышленник, и ловлю себя на удивительной мысли. До сих пор, размышляю я, ты существовала для других — для мамы, детей, брата и сестры, друзей, знакомых… Не жертва, конечно же нет. Но если бы вдруг появился некто, кто живет и груди гея только для тебя, кто о тебе заботится и защищает, если бы так было…"

— Могу ли я засвидетельствовать нам свое почтение в Берлине, мадам?., учтиво интересуется Робинс.

Она соглашается. И приехав в Берлин, Робинс делает ей предложение. Ольга отвечает "нет". "Я действительно отказываюсь: моя профессия и моя вошедшая в плоть и кровь самостоятельность…"

Но тут вмешивается мама, та самая ревнительница традиций и правил приличия. "Мама советует мне сказать "да", завести свой дом. Не буду же я вечно актрисой, говорит она и добавляет: "Может, не так уж и плохо иметь возможность при необходимости уехать из Германии, если дела пойдут так и дальше…" Я размышляю над фразой"…не вечно же быть актрисой"… Это точно".

Но запасной аэродром Ольга уже готовит для себя самостоятельно, намереваясь после окончания кинокарьеры стать косметологом, она собирается в скором будущем получить в Париже соответствующий диплом.

"Со времен Голливуда, с тех пор, как я там увидела, что для каждого утром все может быть кончено, я поняла, что стану косметологом. Я уже готовлюсь к получению моего первого диплома в Париже". Но в голосе мамы ей слышится и другая тревога: надо иметь возможность покинуть Германию, если… Если что? Пока актриса не видит повода для беспокойства, но… "Здешняя политическая сумятица все же должна улечься, все снова должно прийти в норму. Не могут же люди идти против всего света… и кроме того: здесь мы все вместе — мама, дети, моя сестра и я. Мы живем своей жизнью. Я снимаюсь из фильма в фильм, играю в театре, мне никто ничего не диктует. Я могу сниматься и играть то и так, как хочу… Впрочем, время от времени уже приходится… как-то подлаживаться. Точно. Скажем, на этих смертельно скучных официальных приемах с их удивительно напряженной атмосферой и недоверием, которое испытывают друг к другу почти все. Все чаще хочется отказаться. Чаще — да, но всегда ли?.. Какая женщина не любит поклонения?.."

Марсель Робинс настойчив, он делает второе предложение.

— С женщиной, которую я люблю, я не вступаю в связь, — говорит он и продолжает упорную осаду сердца кинозвезды.

Ольга Чехова соглашается. Они договариваются, что актриса будет приезжать к супругу в промежутках между съемками, и заключают брак в Берлине в 1936 году. Свидетелями на регистрации становятся дочь Ольги — Ада и ее муж, их брак, к слову, свершился так же рано и скоропалительно, как когда-то поженились Ольга и Михаил Чехов. "После регистрации брака мы выпиваем по бокалу шампанского в отеле "Бристоль" на Унтер-ден-Линден. На вечер в мою квартиру на Кайзердамм приглашены около сорока друзей. Само собой разумеется, пришло, как это у нас водится, гораздо больше. Пришли и русские — для подобного торжества факт немаловажный…"

И тут сразу оказалось, что интуиция недаром предостерегала Ольгу от брака вообще и брака с Марселем в частности. "С самого начала атмосфера устанавливается непринужденная и очень скоро даже шаловливая. И почти каждый заклинает Марселя оставить меня такой, какая я есть, и не превращать в настоящую домохозяйку. Марсель явно чувствует себя чужим среди этого раскованного творческого люда. Моя профессиональная одержимость, о которой так много и при каждом удобном случае говорится в шутливых речах, не очень-то поднимает его настроение. Он держится вежливо, но официально. Вероятно, он прикидывает, а что будет, если он потребует от меня чуть большего внимания к себе".

Пока чопорный бельгиец осознает, в какую авантюру он, кажется, ввязался, русские гости решают еще больше повысить градус веселья: "…они не могут удержаться, чтобы не продемонстрировать русские свадебные обряды, и именно на "живом объекте", на Марселе. Они кладут его на растянутую простыню и трижды подбрасывают в воздух после каждой круговой чарки… Марсель растерян. Он пытается выбраться из простыни, и так неудачно, что падает на пол и несколько секунд лежит без сознания".

Ольга спешно везет новоиспеченного супруга в ближайшую клинику. Врач успокаивает ее — признаков сотрясения мозга и серьезных повреждений внутренних органов нет, видимо, это просто результат шока вследствие сильного нервного и душевного напряжения. Очнувшийся Марсель просит жену вернуться к гостям. "Если мы дадим ему немного времени, он тоже освоится с нашими суровыми "немецко-русскими нравами".

— Ну, иди же к своим сиротам, — улыбается он.

Я вздыхаю. В конце концов, и врачи иногда ошибаются. Марсель кажется таким непринужденным…"

Разумеется, веселье продолжилось, но утром, когда Ольга с друзьями вновь приезжает в клинику, Марсель выглядит так, что она попросту пугается. "Друзья тотчас всё понимают и оставляют меня с ним наедине. В отличие от вчерашнего Марсель напряжен, нервозен, погружен в себя. Врач не ошибся. Я еще раз прошу Марселя сказать мне, что его угнетает. Он говорит с трудом, отрывисто. За несколько недель до нашей свадьбы Марсель понес серьезные финансовые убытки. Нервы его были нас только расшатаны, что он был вынужден отправиться в санаторий. Ко дню свадьбы Марсель еще не совсем выздоровел".

— Почему ты ничего не рассказал мне?! — восклицает Ольга.

— Я люблю тебя!.. Начинать наш брак с рассказа о санатории?..

Ольга растерянно умолкает. Марсель невесело усмехается:

— А вот к немецко-русскому празднику я все же оказался не готов… Я должен сам разобраться с собой.

С этими словами он покидает Берлин и жену, отправляясь в родной Брюссель. Ольга приступает к съемкам в фильме с многозначительным названием "Любовь выбирает странные пути". В ближайшем будущем у нее новый спектакль, Ольга будет "играть в "Чернобурой лисице", венгерском водевиле".

Пока съемки закончены, а репетиции еще не начались, она садится в машину и едет к мужу в Брюссель. "Марселя по сравнению с днем нашей свадьбы в Берлине словно подменили. Он, как и в Вене во время нашего ужина в "Захер", очарователен, гостеприимен, умен. Мы переживаем чудесные дни. Только через неделю я решаюсь сказать ему, что уже подписала новый театральный контракт. Он оказывается на удивление чутким, просит рассказать меня о роли, заранее радуется тому, что будет приезжать на выходные ко мне в Берлин, и с гордостью представляет своим друзьям: "Это моя жена — мадам Чехова"".

И кажется, все прекрасно. "Чернобурая лисица" идет с огромным успехом, контракт продлен. "Марсель часто бывает в Берлине. Он неизменен: любит свою "фанатичную жену", читает всю критическую прессу и не упускает возможности очаровывать меня в наши краткие совместные часы… В Брюссель я возвращаюсь только после того, как спектакль "Чернобурая лисица" сходит с репертуара".

К этому времени установлены строгие ограничения в обмене валюты. "Мне, например, разрешается брать за границу лишь десять марок. В день моего приезда Марсель дает званый ужин. Перед этим мне хочется сходить к парикмахеру. Моих десяти марок для этого недостаточно, и я прошу Марселя дать мне денег или еще лучше чек, чтобы я, как мы договаривались, во время моего пребывания могла пользоваться его счетом.

Он бросает на меня странно напряженный взгляд:

— Зачем тебе деньги?

Вопрос выводит меня из себя — сама его постановка: разве я должна давать объяснения? Давать отчет? Он что, не доверяет мне? Как это возможно?..

— Прежде всего на парикмахерскую, — озадаченно говорю я.

— Разве ты не обменяла свои десять марок?

— Но их же не хватит.

— Для дешевой парикмахерской вполне достаточно…"

Опешившая актриса не находит, что сказать, а тут еще вбегает дочь Марселя от первого брака, и папаша приказывает прислуге купить девочке "самую красивую куклу в Брюсселе", цена не имеет значения…

Ольга изо всех сил старается сохранить лицо, принимает вечером гостей, лишний раз убеждаясь, что Марсель не стеснен в средствах — стол накрыт роскошный. А когда большинство гостей расходится, Марсель зовет Ольгу и близких друзей в бар. "Вскоре я понимаю, что мы не просто в баре, а в "заведении". Мой муж и его друзья флиртуют со смазливыми девицами, словно меня нет. Марсель обещает Лу, особенно породистой красавице, навестить ее на следующей неделе". И тут Чехова не выдерживает — она настаивает, чтобы муж отвез ее домой, а там требует ответа на вопрос, почему он так унизительно с ней обращается.

— Я ожидаю от моей жены, — слышит она в ответ, — что она будет всегда рядом. Мне нужна она. Мне нужна и физическая близость, постоянно, каждый день и каждую ночь. Если моя собственная жена избегает меня, я иду к другим женщинам… я вынужден это делать, понимаешь ли ты меня, я вынужден…

— Когда же я избегала тебя?..

— Тебя не бывает неделями, часто месяцами.

— Ты же знал, что я не откажусь от своей работы. Ты был с этим согласен.

— Я надеялся, что однажды ты меня полюбишь больше, чем свою работу. И я был твердо уверен, что ты покинешь эту ужасную страну…

— Я не брошу свою профессию, — отрезала Ольга.

— Если это делает тебя счастливой…

Вскоре после возвращения фрау Чеховой наносят визит гестаповцы в штатском. "Они знают, что по особому разрешению мне дозволяется постоянно выезжать к моему мужу в Бельгию ("выезд за границу отныне требует специального разрешения…"), им также известно, что мне дозволено сохранить немецкий паспорт, хотя после замужества я стала бельгийкой, — все это им известно, разумеется, "хотя… — один из них иронично улыбается, — с таким интернационализмом мы сталкиваемся редко: муж-бельгиец живет в Брюсселе, жена-бельгийка и одновременно немка проживает в Берлине да еще и родилась в царской России, да к тому же мать, дочь и племянница — переселенцы из большевистской России, ну да, да…""

Актриса крайне встревожена, она восклицает: "Это допрос?" Но визитеры пока учтивы и угрожать не настроены. "Что вы, милостивая госпожа, ничуть. Всего лишь парочка уточнений. Ничего особенного… просто отношение вашего мужа к новой Германии, его и его друзей… нейтральное, тенденциозное, критическое?.. Не пытался ли он оказать на вас политическое давление?.. Нет, ну хорошо… тогда все в порядке… мы хотели всего лишь удостовериться… собственно, мы были уверены… но по долгу службы обязаны проверять все подозрения — даже когда узнаём анонимно… в большинстве случаев это завистники или пустомели — вот как и в данном случае…

Господа делают вид, будто кланяются, и уходят.

Я изображаю улыбку и провожаю их. Когда дверь за ними захлопывается, перевожу дух".

Брак Марселя и Ольги вскоре распадется. Причиной будет, конечно же, то, что фрау Чехова так и не соглашается смириться с единственной ролью просто жены. А поводом станет надвигающаяся война. "Кое-что все же вселяет надежду: пакт о ненападении с Россией, подчеркнутые заверения власть предержащих в своем миролюбии. Марсель развенчивает иллюзии: "Будет война…"… Марсель спрашивает меня, решилась ли я наконец ехать к нему в Бельгию. Я колеблюсь. Я пытаюсь представить себе все это: ведь я не одна, тут моя мама-сердечница, тут моя дочь и племянница… Забирать и их с собой?.. Мама никуда не поедет, она уже заявила мне об этом. Марсель достаточно ясно дает понять — он имеет в виду только меня, а не мою семью…"

Такого Ольга представить себе оказалась не способна — бросить близких в Германии, уехать… А будет ли она там востребована профессионально?

"Тебе больше не потребуется твоя профессия, ты будешь моей женой", — жестко резюмирует он.

При этих словах Ольга вспоминает унижение из-за денег на парикмахера и то, как муж привез ее в бордель. Она и раньше не хотела ни от кого зависеть, а с такими воспоминаниями… "Итак, ты остаешься? — Да. — Я понимаю тебя, но и себя переделать не могу. — Как и я…"

Получить развод оказывается не так просто, как хотелось бы. Аргументы вроде "не сошлись характерами" или невозможности поддерживать упорядоченные супружеские отношения не принимаются. Приходится, как вспоминала Чехова, идти на риск: "Мой адвокат получает от судьи дельную подсказку: "неподчинение властям" остается одной из немногих причин развода, признаваемой в чадолюбивом Третьем рейхе… Чтобы избежать возможного ареста, Марсель возвращается в Брюссель. Мой адвокат обвиняет его в клевете на фюрера и рейхсканцлера и других министров. Наш брак расторгается в несколько минут…"

Данный текст является ознакомительным фрагментом.