Глава I. Марафон без легенды
Глава I. Марафон без легенды
— Итак, с чего начнем?
— С самого трудного,
— Значит, с марафона. Скажи, Петр Григорьевич, тебе не приходилось участвовать в соревнованиях по марафону?
— Всего один раз.
Рассказ человека, пробежавшего 42 километра 195 метров
Как-то я читал, будто Геродот, описавший битву с персами при деревне Марафон, ни словом не обмолвился о гонце, который прибежал в Афины, чтобы крикнуть: «Радуйтесь, мы победили!» — и упасть замертво. Об этой спустя пятьсот лет рассказал Плутарх. А в еще более позднее время кто-то из историков попытался даже восстановить имя легендарного гонца. Впрочем, нашлись и скептики, утверждавшие, что никакого гонца быть не могло и что если кто и прибежал с поля битвы в Афины, то он был просто-напросто дезертиром.
История, конечно, наука точная: что было, то было, а лишнего привирать, наверное, ни к чему. Но надо отдать должное Плутарху. Если он и придумал гонца, то придумал здорово. Красивая легенда. Пусть историки спорят, а мне приятно в нее верить. Так же, как приятно вспоминать свой первый и единственный марафон. Хотя дался он мне страшно трудно.
Это было в 1954 году, я служил тогда в армии, занял второе место на первенстве Вооруженных Сил в тридцатикилометровом пробеге и думал, что марафон станет моей спортивной специальностью. Так и говорил Феодосий Карпович Ванин, опытнейший бегун, которому поручили готовить сборную ЦСКА к лично-командному первенству страны. Дней за сорок до соревнований мы начали тренировки в Рублеве под Москвой. Бегали пять раз в неделю часа по полтора. Тренировки я переносил легко и потому на старт марафона вышел бестрепетно. Соревнования проходили в День физкультурника, трасса была проложена от стадиона «Динамо» по Ленинградскому шоссе до Химок и обратно.
Все как положено: ракета, «ура», круг по стадиону. Бегу и наслаждаюсь. Очень легко бежится, сбились в кучу, переговариваемся. Перед стартом Ванин каждому дал задание. Меня он определил в третий эшелон и велел внимательно следить за динамовскими бегунами, нашими основными соперниками. Держусь в третьей группе, чувствую себя легко. Не заметил, как до поворота добежали. Дай, думаю, переберусь потихоньку во второй эшелон, сил-то много в запасе. Подтянулся ближе к лидерам, стало труднее. А тут еще солнце палит. Короче говоря, к 35-му километру силы меня оставили. А как шло хорошо поначалу! Обогнал Никифора Попова, Феодосия Ванина — он был у нас, как теперь говорят, «играющим тренером». Смотрю, знаменитый Иван Пожидаев отстает, заковылял он и прямо упал на обочину.
А теперь и моя очередь. Ноги подгибаются. Шоссе поплыло передо мной. Докрутил до метро «Сокол». Дополз, точнее сказать. Там вся моя родня собралась. Слышу, кричат: «Сходи, Петенька! Не мучайся!» Видок у меня был — не описать. Майка полиняла, красная краска на шее, на ногах. Они решили, что я кровью истекаю. Глаза как у тихого сумасшедшего. «Ну, чего пришли? — думаю. — Смотреть на мой позор, на мою погибель? Вот упаду сейчас и умру. Даже если остановлюсь, все равно умру. Убил меня проклятый марафон».
Перешел на шаг. Все равно худо. Да, надо сказать, что еще перед стартом нас предупредили, на стадионе будут финишировать лишь те, кто пробежит дистанцию быстрее 2.25 — так было составлено расписание физкультурного парада. Финиш остальных — на запасном поле. Добираюсь до этого поля, вдруг вижу впереди динамовца. Это был Гена Хромов. Он теперь важный человек — председатель Центрального совета спортобщества «Зенит». А тогда у него вид был совсем плохой. И тут я вспомнил о тактических установках, о том, что надо у «Динамо» выигрывать. Издал я победный клич, а на самом деле что-то там забулькало во мне, и снова побежал. Обогнал Хромова, финишировал.
Тут же меня доктор наш подхватил, Володя Гарин, муж олимпийской чемпионки по диску Инны Пономаревой. Здоровенный парень, метатель молота. Потащил меня в душ, а я думаю: «Сейчас за ступеньку зацеплюсь и весь рассыплюсь». Но Володя не дал мне развалиться. Поставил меня под струю горячей воды, а она сразу с ног сбила. «Зачем так много воды? — говорю. — Мне одной тонкой струечки хватит». Володя кое-как привел меня в порядок. Дает стакан боржоми. «Не удержу», — думаю. И не удержал.
Вывел меня Гарин на улицу, велел походить. Уже час прошел после финиша. Смотрю, еще многие бегут, бедные. Некоторые неплохо выглядят, другие никуда не годятся. «И похуже меня нашлись, — думаю, — значит, не такое уж ты барахло, Болотников». А когда узнал, что финишировал восемнадцатым, за 2.41,12, то совсем загордился. Все-таки обошли соперников, первое место заняли. Ванин был седьмым, Попов — девятым, потом я, третий в команде. Сошел из наших только Рафаэль Сусликов, он и перед этим раз пять стартовал в марафоне и все сходил, совсем веру в себя потерял. А победил тогда Гришаев, всего двое из 2.25 выбежали.
Ванин самым свежим из нас выглядел. Он посадил нас в автобус, и отправились мы в Центральные бани. Попарились, стало легче. Опять сели в автобус и поехали в Рублево ужинать. Час ехали, а потом выйти из автобуса не могли — мышцы одеревенели. Борис Реут, он постарше был, поопытнее, нас, молодых, вынимал из этого автобуса. Поужинали. И куда, ты думаешь, мы пошли после этого? На танцы. Это Ванин заставил, чтобы мышцы разогрелись. Поплясали деревянные кавалеры кое-как на танцплощадке и отправились спать. А утром в положенное время — зарядка, пробежка. Но окончательно отошел я от марафона только через неделю.
Осенью того же года я участвовал в пробеге Тарасовка — Москва. Это 30 километров. И там окончательно провалился. Был 21-м. Опять мучился и умирал, но ноги не бежали.
Вот тогда-то я и решил никогда больше не выступать в марафоне. Понял, что не моя это стихия. Но понял я, между прочим, неправильно. Сейчас ясно, что к тем пробегам, надо было готовиться не 40 дней, а года полтора. Тогда и результаты были бы иными, и самочувствие приличным.
И все-таки я благодарен своему первому марафону. За то, что получил я возможность проверить себя в большом деле. Страдания были отчаянные, а я их пересилил, добежал до финиша и обгонял даже кое-кого, хотя чувствовал себя умирающим. И потом сколько раз приходилось мне зубы стискивать, а я уже знал, что все, абсолютно все, могу вытерпеть. Ни разу в жизни не сходил я с дистанции. Потому что за спиной у меня марафон.
Репортаж журналиста, проехавшего 42 км 195 м на машине
Надо воздать должное французскому филологу Мишелю Бреалю, который уговорил барона Кубертэна включить пробег Марафон — Афины в программу I Олимпийских игр современности и пожертвовал ценный приз для первого олимпийского чемпиона на марафонской дистанции.
Спустя достаточно много лет приз лучшему марафонцу учредил журнал «Физкультура и спорт». Я был командирован редакцией для вручения приза. В отличие от стародавних времен наш приз — нечто весьма скромное и деревянное — предназначался не только марафонцам, но и ходокам.
Ходоки заслуживают особого разговора, ибо именно им по праву должны были бы принадлежать сердца всех любителей спорта. Вряд ли хоть одна сотая часть болельщиков Яшина когда-нибудь стояла в воротах, почитателей Попенченко — надевала боксерские перчатки, а Валерия Брумеля — прыгала в высоту. И потому они загадочны. А ходим мы все и очень устаем от этого. Ходьба проста и, наверное, поэтому мы не очень интересуемся теми, кто умеет ходить быстрее всех. Согласитесь, чемпионы по прыжкам с шестом — чемпионы только среди тех, кто прыгает с шестом. А чемпионы по ходьбе — это чемпионы среди всех нас, что гораздо существеннее. Именно поэтому ходоки заслуживают особого разговора.
А сейчас — о марафонцах. Вот они выстроились на старте ужгородского стадиона «Авангард», готовые бороться за приз журнала «Физкультура и спорт». 138 человек. Нет, происходит какая-то заминка. На марафоне такое бывает — на старт рвется 139-й.
Это невысокий мужчина лет тридцати пяти. Он крутит в руках медицинскую справку, страшно волнуется: «Только что прилетел из Алма-Аты. Отпуск не давали». — «Но вас нет в стартовом списке, у вас нет даже номера. Мы не сможем засчитать ваш результат и зафиксировать место», — возражает ему секретарь соревнований. «Не надо мне места, не надо результата. Мне бы только пробежать!» Это Тищенко, штукатур. Узнав о марафоне, он срочно оформил отпуск, купил билет, двое суток трясся в дороге чуть не через всю страну, толком не ел, не спал, чтобы два с половиной часа бежать по дороге, обливаясь потом и терпя боль.
На старте 139 человек. Воздух, тихо шипя, прочертила сигнальная ракета. И все 139 бросились вперед, прокричав негромкое протяжное «ура». Такая традиция. Даже если марафонец бежит 42 километра 195 метров один, проверяя свои возможности, он обязательно прокричит на старте «ура».
Итак, начался долгожданный и нелегкий праздник. Сперва круг по стадиону. Марафонцы не спешат. Они растягиваются по битумной дорожке длинной вереницей. В отличие от отчаянных ребят средневиков они не борются за место у бровки, не расталкивают соперников локтями, не наступают друг другу на пятки. Марафонцы мудры и понимают, что старт не решает ничего. И кроме того, соперники для них не соперники, а добрые коллеги.
К 10-му километру несколько человек так взвинтили темп, что караван растянулся на добрый километр. Темп лидеров губителен для них самих, они это прекрасно сознают, но сделать уже ничего не могут: резко менять ритм еще хуже. Впереди стройный худощавый Бугров из Южно-Сахалинска и тринадцатый номер — туляк Анатолий Анисимов, зловеще поблескивающий темными очками.
Анисимов, взявший приз за промежуточный финиш на середине дистанции, и Бугров никак не могут сбросить темп. Они все еще лидеры, хотя уже ясно всем, что их обойдут. Сразу после поворота это сделал опытный туляк Моисеев. Маленький, сухощавый, его лицо высушено солнцем и обветрено на тысячекилометровых тренировках, как у старого морского волка. Боцманские пшеничные усы придают Моисееву еще большее сходство с бравым морским бродягой. Он не спеша набирал скорость и по-настоящему разогнался только к середине трассы.
Из глубины подтягивается дружная группа армейских марафонцев. Словно печатая шаг, пробиваются вперед железные ребята Щербак, Пензин, Мухамедзянов. Они настигают лидеров с неуклонностью рока. И между прочим, именно они решили судьбу нашего приза, который в конце концов достался армейцам.
После поворота, когда марафонцы пошли в обратный путь — от Чопа к Ужгороду, задул сильный встречным ветер. Бегуны сбились в компактные группы, все время меняясь местами, ведут друг друга вперед, точно велосипедисты на велогонке. Этот ветер сдует немало минут, многих лишит высокого результата. Такая длинная дистанция обязательно подготовит какую-нибудь неприятность — ветер или жару, дождь или даже снег.
Ужгородская трасса считается быстрой — тут нет подъемов. Но рекорды устанавливают не здесь, а в Японии У конькобежцев «фабрика рекордов» — Инцель, Медео. У марафонцев — Фукуока. Трасса там ровная, как стол, тянется вдоль морского побережья, воздух чистый, безветрие, умеренная температура. Каждый год список сильнейших в мире наполовину состоит из результатов, показанных в Фукуоке. В идеальных условиях установлено высшее мировое достижение австралийцем Дереком Клейтоном — 2 часа 8 минут 33,6 секунды. Да и высшее всесоюзное достижение Юрий Волков установил в Фукуоке — 2 часа 14 минут 28 секунд. Заметьте: не рекорд, а высшее достижение. Это как в лыжных гонках — слишком много зависит от состояния трассы.
Вот и страшный 35-й километр. Говорят, что настоящий марафон начинается отсюда. Это значит, что до 35-го сил хватит у любого марафонца, независимо от взятого темпа. А с этой точки начиняется отсев — отстают плохо подготовленные, не рассчитавшие сил, не долечившие свои забитые, истертые ноги, да и те, кто не умеет терпеть, хотя, впрочем, таких в марафоне не бывает.
На питательных пунктах оживление. Длинные столы уставлены бумажными стаканчиками с минеральной водой, глюкозой, теплым чаем. На пути к Чопу бегуны здесь не задерживались. Девушки, дежурившие у питательных пунктов, запустили транзисторы и что-то кричали спортсменам. Питание потребовалось на обратном пути: за один забег марафонец в среднем теряет три килограмма, хотя лишнего веса у него нет. Ребята хватают минеральную воду, выплескивают себе на грудь, на бегу выпивают глюкозу.
Я попробовал этот темно-бурый напиток. Вероятно, по тем усилиям, которые затрачивает марафонец, прежде чем выпьет стаканчик глюкозы, это самое дорогое питье в мире.
37-й километр. Впереди Моисеев, Щербак, Анисимов и Бугров. Двое последних выглядят неважно. Бугров держится за правый бок. Мучается и терпит не он один. Ну и праздники у марафонцев!..
38-й километр. Когда-то, на самых первых Олимпийских играх современности, марафон заканчивался именно здесь, ибо таково расстояние от деревни Марафон до Афин. Посмотрим на секундомер: ровно на час быстрее, чем Спирос Луис, первый олимпийский чемпион. В 1969 году, когда в Греции разыгрывался чемпионат Европы, к древней дороге приделали петлю, чтобы довести дистанцию до той, какая принята сейчас. В течение доброго десятка лет длина марафона колебалась в пределах 40 километров. А потом во время Олимпийских игр в Лондоне королева попросила отнести старт марафона к балкону Виндзорского дворца, от которого до олимпийского стадиона ровно 42 километра 195 метров.
Говорят, американские марафонцы, отличающиеся особыми чувствами к своей прародине, на последнем дыхании пробегая сороковой километр, распевают «Боже, храни королеву!».
Между марафонцами лавируют огромные «икарусы». В одном — судьи, в другом — тренеры, в третьем — чехословацкие любители марафона, специально приехавшие в пограничный Ужгород посмотреть розыгрыш приза «Физкультура и спорт». Еще один автобус подбирает тех, кто сошел с дистанции. Эти будут терзаться пока когда-нибудь не пробегут свой марафон полностью.
Вообще, каждый марафон знает кучу неудачников, но ни на одном еще не было счастливчиков, волею чудес получавших почетные награды. Фортуна не гостит на марафонских дорогах. История сохранила имя одного ловкого парня, поднявшегося на олимпийский пьедестал почета, не успев даже вспотеть на трассе. Это был некий Лорц, американец, прокатившийся на попутной машине и первым вбежавший на стадион. Но спустя несколько минут медаль у него отобрали с великим позором.
К 40-му километру лидеры прибавили. Уже не видно Анисимова и Бугрова, безнадежно отстали фавориты — Скрыпник, Байдюк, Цыренов, Горелов. Они не готовы к очень высокому результату, который — теперь это уже ясно — покажут Моисеев и Щербак.
Убивает темп, а не дистанция. Любой марафонец, если захочет, протрусит хоть двести километров. Но стоит прибавить скорость, как организм начинает решительно протестовать. Я убедился в этом сам после неоднократных и тщетных попыток пробежать хоть четверть марафона.
На 41-м километре Щербак спросил тяжело дышавшего Моисеева: «Прибавим?» — «Не могу, — ответил тот, — я на пределе». Потом внимательно посмотрел на товарища, и сказал: «Ты в порядке. Иди вперед!» И Щербак ушел, щедро обращая в скорость резервы, накопленные в зимних тренировках.
На стадион он вбежал почти как спринтер. «Рекорд! Рекорд!» — кричали трибуны. Да, капитан Советской Армии Игорь Щербак на минуту с лишним перекрыл фукуокский результат Волкова. 2 часа 13 минут 16 секунд показали секундомеры. Быстрее старого достижения был и Владимир Моисеев.
И тут же один за другим посыпались на стадион марафонцы. Мокрые, измученные, в полинявших майках, счастливые. Убийственный темп, заставивший сойти с дистанции человек тридцать, не менее полусотни марафонцев привел к серебряному значку мастера спорта. Ажиотаж достиг кульминации, когда по стадиону стали отсчитываться в микрофон секунды, оставшиеся до 2 часов 25 минут — мастерского норматива. Это раньше считалось, что марафон выигрывают на 42 километрах, а не на последних 195 метрах и что марафонцам неприлично обгонять друг друга на стадионе. Теперь обгоняют, удачно сочетая, по-моему, истинно марафонское благородство с весьма понятным желанием стать мастером спорта.
Все кончено. Прибежал человек без номера — счастливый штукатур Тищенко. А вот, как полагается, под бурные аплодисменты финишировал последний марафонец, отставший от победителя на добрых полчаса. Ребята принимают горячий душ, пьют сладкий чай.
Вот они выходят промытые, осунувшиеся, разговорчивые. Завтра будет все болеть, завтра они будут ковылять на негнущихся ногах. Сегодня самочувствие отличное. И врачи довольны, хотя многих не хотели допускать к пробегу. Потому что кардиограмма в покое показывала какие-то изменения. Но стоило перед контрольной кардиограммой дать трехминутную нагрузку, как картина становилась идеальной.
Вот какие это сердца. В покое они как рыбы, выброшенные на берег. Их стихия — бег.