ЛИНИЯ РУДАКОВА

ЛИНИЯ РУДАКОВА

Уже десятый рассвет встречал в своем узком окопе Леонид Рудаков. Шли дожди, тяжелые тучи заслоняли небо, или солнце согревало землю, а жизнь Рудакова не изменялась. Он сидел у своего маленького ящика с черной трубкой на витом шнуре и выкрикивал то гневные, то поучительные, то одобрительные слова. Рудаков умолкал и напрягал все свое внимание, когда к нему в окоп спускался командир полка майор Юлдашев. Он бросал на ходу приказания, советы, донесения. Рудаков передавал их с поспешностью и сноровкой, которые были необходимы в эти дни боевых действий у Днепра.

Майор иногда прислушивался издали к басовитому голосу телефониста, словно проверяя его, но вскоре уходил. Командиру части приходилось не раз убеждаться в аккуратности и безупречности Леонида Рудакова. Майор оглядывал этого высокого парня с русыми, даже чуть-чуть рыжеватыми волосами, с приплюснутым носом, грузной, неповоротливой походкой. «Как обманчива бывает внешность», — думал командир. За развалкой таилась изумительная исполнительность, а вялый взгляд, какое-то равнодушное и монотонное отношение ко всем событиям скрывали то быстрое восприятие событий и мгновенную реакцию на них, которыми так дорожил майор Юлдашев.

Еще на пути к передовой линии вызывал удивление высокий молодой телефонист. Он был немногословен, даже молчалив, временами задумчив. Комиссар заставал его иногда в сосредоточенной позе в лесу. О чем думает этот человек? Может быть, его что-то угнетает? Что он делал до войны? Леонид Рудаков сразу оживлялся, когда речь шла о его труде. Он был учителем, обычным сельским учителем в белорусской деревне Аскино. Рудаков любит свою профессию, с увлечением рассказывает о детях, непоседливых и способных ребятишках, с которыми он был дружен, знал их самые затаенные мысли и желания, помогал им во всех делах, все равно, касались ли они математики, рыбной ловли, географии или лесных жучков. Он сам захотел быть учителем, но был им только один год. Леонид Рудаков пошел защищать свою землю, попросил послать его на передовые позиции, — его место там, — ведь он комсомолец, молодой, сильный человек.

Рудаков удивился, когда узнал, что будет телефонистом. Только-то всего? Он хотел бы стать пулеметчиком. «Потом посмотрим», — сказал командир. Утром они шли уже в зоне артиллерийского обстрела. Снаряды с непривычным для Рудакова воем летели над головой, рвались где-то в стороне, в лесу. Это был тяжелый день, потому что Рудаков преодолевал в себе гнетущее чувство страха перед смертью. Еще плотнее хочется прижаться к земле, зарыть голову в траву и не думать, ни о чем не думать. Рудакову казалось, что каждый снаряд предназначен именно для него, с тревогой он следил за командиром. Майор был очень спокоен, он попросил кипяток для бритья, а тем временем что-то писал. Рудаков полез в окоп, прижал телефонную трубку к уху, хотя никто еще его не звал.

Ночью начался бой. Он длился десять дней, потому что враги встретили упорное сопротивление. Атаки врагов сменялись контратаками наших войск. Это было в районе Смоленска. Леонид Рудаков сидел в окопе и держал связь с командным пунктом части. Он уже не втягивал голову, не приникал к земле, когда рвались снаряды. Майор прав, смелость — мать воина, она его оберегает от смерти. Десять дней, не стихая, не успокаиваясь, гремела наша артиллерия. В своем окопе Рудаков видел все поле боя — донесения были лаконичными, но выразительными. Он знал, что политрук Сазонов крепко держит правый фланг, что разведчик Берченко уничтожил вражескую «кукушку», что, наконец, у старшего лейтенанта Метелева враги несут большие потери, отступают, бросают автомобили, орудия, минометы. Да, он представлял себе людей, которые дрались вблизи от него. Но ему, Леониду Рудакову, приказано сидеть в окопе, сидеть — и слушать, и передавать, и ни на минуту не отлучаться. Его еще запрашивал начальник связи:

— Как ваша линия?

— Все в порядке, — отзывался Рудаков.

Прибежал майор. Он был возбужден. Намечается серьезная операция — обход фашистов с правого фланга. Эта лощина станет их могилой. Рудаков должен был держать связь с командным пунктом и майором. Телефонист будет своеобразным передаточным пунктом. Командир сказал на ходу:

— Держитесь, следите за линией… Передай, что мы пошли в обход… Понятно?

Рудаков все понимал, он оставался один в окопе и все время связывал майора с командным пунктом части. Весь день телефонист передавал донесения, приказания, даже первые сводки о трофеях. Потом врагов окружили — операция удалась. Рудаков уже кричал на весь лес, когда начальник связи звал:

— Линия Рудакова… Есть ли еще что-нибудь?

Неожиданные выстрелы на опушке леса заставили Рудакова поднять голову. Он увидел фашистов. Они ползли к окопу. Очевидно, их теснили и в поисках выхода им пришлось продвигаться по лесу. Задержать их уже не удастся. Теперь и враги заметили Рудакова. Они начали его окружать, решив, должно быть, захватить линию связи. У телефониста были две гранаты. Он бросил их, одну за другой. Переступая через убитых и раненых, фашисты продолжали двигаться к окопу. Рудакова ранили в плечо. В это время раздался гудок в аппарате. Он взял трубку. Начальник связи ждал донесений. Рудаков сказал:

— Я ранен, но буду держаться…

Еще одна пуля попала в руку. Рудаков перевязал ее. Пришлось действовать левой рукой. Потом он позвонил, что его окружают. Здесь больше нет никого, два связиста ушли с командиром, потянули провод. Вот они его вызывают.

Рудаков прислушался. Майор приказывал выдвинуть пулеметы и уничтожать отходящих фашистов. Рудаков все отчетливо сознавал, хоть кровь уже просачивалась сквозь повязки, ему пришлось снять гимнастерку. Он решил обороняться, у него была винтовка и патроны. Меткие выстрелы сражали окруживших его врагов. Их оставалось не больше десятка. Начальник связи спрашивал:

— Удалось ли задержать кровь? К вам вышли на помощь…

Рудаков ответил, стараясь быть спокойным:

— Кровь задержал, не беспокойтесь… Присылайте скорей телефониста… Если я не доживу — моя линия нужна командиру…

Он поднялся, чтобы прицелиться, и был ранен в третий раз. Рудаков уже не в силах был перевязывать. Он сказал в телефонную трубку, что слабеет, линия в порядке, осталось три патрона, где телефонист. Все это он говорил залпом, словно боясь, что не сможет, не успеет сообщить. Рудаков еще пытался отстреливаться. Но фашисты уже приближались, они ползли, а у Рудакова не было уже ни одного патрона. Он сказал начальнику связи очень тихо: «Прощайте, друзья!» В руках израненного, истекающего кровью телефониста появился кинжальный штык от винтовки — это широкий и острый нож. Он берег его на случай внезапного пленения. Рудаков нащупал сердце, воткнул ручку ножа в землю и прижался всем своим телом к острию.

Его нашли в таком же положении, рука, прижатая к сердцу, очевидно, направляла нож-кинжал. Фашисты не решились тронуть этого героического воина, даже когда он был мертв. Услышав выстрелы в лесу, они бежали. Леонида Рудакова подняли и унесли. На его место сел новый телефонист. Линия Рудакова продолжала связывать передовые позиции с командным пунктом.

Никто не мог заснуть в эту ночь. Леонид Рудаков был близок всем, его все знали. Это он как-то сказал, что у каждого человека должно быть дорогое имя, которое произносят, пусть даже про себя, в предсмертную минуту. У Рудакова много друзей. Имя его становится олицетворением стойкости и большой любви к родной земле. «Линия Рудакова» стала символом самой высокой жертвенности, на какую только способен человек. Тонкая, чуть заметная проволока в сознании людей, знающих о бессмертной доблести Рудакова, приобрела какую-то бронированную силу, фундаментальность, несокрушимость. «Линия Рудакова» — это звучит в части, которой командует майор Юлдашев, как непобедимость, как призыв к смертельной борьбе с врагом. В «линии Рудакова» как бы сконцентрировалась та великая моральная сила советского народа, которая не может быть сломлена — ни огнем, ни танками, ни пушками, ни бомбами. Она сильнее бетона и стали, потому что проходит сквозь сердца и кровь наших людей, дерущихся с фашизмом.

Западный фронт. 1941, июль

Данный текст является ознакомительным фрагментом.