КАК ОНИ ГОТОВИЛИСЬ
КАК ОНИ ГОТОВИЛИСЬ
1
По сути дела, вся жизнь этой замечательной тройки за последние годы была как бы подготовкой к необыкновенному перелету. Многогранная работа летчика-испытателя Михаила Громова, высотные полеты Андрея Юмашева, точное ведение военных кораблей штурманом Сергеем Данилиным — вот где ковалось мастерство и умение экипажа, пролетевшего над бескрайними просторами Северного Ледовитого океана.
Мысль о дальнем перелете зародилась в 1934 году. Спускаясь с трапа самолета, пробывшего в воздухе без посадки 75 часов, Михаил Михайлович Громов сказал своим спутникам — Филину и Спирину:
— Хорошо летает машина. На ней можно бить официальный мировой рекорд дальности!
Год спустя, узнав о готовящемся перелете Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского из СССР в Америку через Северный полюс, Громов загорелся. Он загорелся по-своему, без ажиотажа, без видимого блеска в глазах. Этот спокойный и выдержанный человек воспламенился самой идеей перелета. Он сел за расчеты, графики, географические карты. Не раз он задумчиво прочерчивал линии по белому полю Центрального полярного бассейна. Что ждет летчика здесь, в центре, где сходятся меридианы земного шара?
— Если мы бы могли знать погоду полюса! — не раз говорил Громов, лелея мечту о дальнем перелете.
Исподволь, осторожно и критически Михаил Громов присматривался к людям, подбирая себе товарищей для необычного рейса. Так, он остановил свой выбор на жизнерадостном, чуть лиричном мастере летного дела майоре Юмашеве. Штурманом он избрал инженера Данилина — человека необыкновенной скромности, изумительных знаний и богатейшего опыта. Летом прошлого года эта тройка выдвинула исключительно смелый проект беспосадочного перелета по маршруту Москва — Бразилия. Местом посадки намечался город Пернамбуку — веселый портовый город заокеанской страны. Значительную часть пути сухопутный самолет должен был лететь над водой.
Экипаж внимательно и настойчиво готовился к перелету Москва — Бразилия. Андрей Борисович Юмашев уехал во Францию и детально изучил трассу предстоящего полета, состояние аэродромов на их пути, всю немногочисленную литературу о метеорологических условиях полета над бурным и вспыльчивым Атлантическим океаном.
Полет решено было совершить на самолете АНТ-25. В эти дни на Щелковском аэродроме готовился к своему знаменитому рейсу другой славный экипаж: Герои Советского Союза Валерий Чкалов, Георгий Байдуков и Александр Беляков. В их распоряжении были два самолета типа АНТ-25: один предназначался для тренировки, другой — для самого полета. На тренировочном самолете и предполагал лететь в Бразилию Михаил Громов. Но вот неожиданно произошло несчастье. В тренировочную машину, стоящую на старте, врезался во время посадки самолет. С огромной силой быстро мчавшаяся машина ударила в крыло АНТ-25, перевернулась в воздухе и упала на спину. Летчик, к счастью, остался жив. Крыло тренировочного самолета АНТ-25 было разбито вдребезги.
Валерий Чкалов неистовствовал: тренировка к полету затруднялась и усложнялась. Но еще в большей печали были Громов и его товарищи: их машина разбита, лететь нельзя…
Громов уехал за помощью в Центральный аэрогидродинамический институт. Творцы самолета АНТ-25 несколько дней осматривали повреждения, нанесенные истребителем, коротко посовещались и сказали:
— Через месяц можете лететь!
В течение месяца в цехах завода опытных конструкций шла напряженная ювелирная работа. Мастера и рабочие завода делали новое крыло. Спустя месяц они позвали Громова, Юмашева и Данилина. Экипаж несколько раз обошел вокруг машины, затем они поочередно проползли по тонким лонжеронам внутри крыла и, удовлетворенные осмотром, зашли к директору завода.
— Жаль, что истребитель не сломал нам оба крыла, — заявил Громов серьезно, и эта фраза была высшей оценкой качества проделанной работы.
В это время правительство Бразилии прислало через консульства держав-посредников ответ на просьбу принять советские самолеты.
Ответ содержал лестные похвалы по адресу советских летчиков, выражения умиления перед их смелостью и отвагой и отказ в просьбе о посадке в Бразилии. Делать было нечего: без разрешения не полетишь и не сядешь. Андрей Юмашев предложил изменить маршрут и лететь в Тасманию либо во Французскую Гвиану. Громов решительно возражал.
— Нет, — говорил он, — метеорологические условия здесь слишком сложны и мало изучены. Если лететь, так через Северный полюс. Вот это путь!
2
И они снова и снова возвращались к этому заветному проекту. Их мечтой было проложить еще одну новую трассу между материками через Северный полюс.
Еще не успели улететь Герои Советского Союза Чкалов, Байдуков и Беляков, а в Щелкове, в гулком коридоре штаба, появился новый экипаж. Со своими радистами, механиками, техниками, со своим врачом, заботами и снаряжением. Два героических экипажа жили по соседству: Чкалов, Байдуков и Беляков — в комнате № 63, а Громов, Юмашев и Данилин — в комнате № 58. У экипажей был общий склад, общая оперативная комната. Они питались в одной столовой. Их самолеты — два близнеца АНТ-25 — стояли в одном ангаре.
Утром 17 июня 1937 года шесть летчиков, шесть отважных сынов Советского Союза, вышли на аэродром. Валерий Чкалов своим неторопливым баском сообщил, что нынче ночью — в 4 часа утра 18 июня — они начинают свой полет в Соединенные Штаты Америки. Михаил Громов помолчал несколько мгновений и, улыбаясь, ответил:
— Скоро встретимся, желаю успеха!
Конечно, они не сомневались в успехе! Слишком много труда, испытательных ночей, тренировочных полетов, споров и волнений осталось позади.
Они прошлись по бетонной дорожке, зашли в ангар, где загружался самолет Чкалова, снова неторопливо прогуливались по бетону, говорили о посторонних делах, вспоминали друзей, первые полеты на «самолетах-гробах», с восторгом отзываясь о советских истребителях. Утро было безветренное и знойное, солнечные лучи сверкали на лопастях винта. Одинокое облачко плыло над землей, будто торопясь очистить небо для авиаторов.
— Пойдемте завтракать, — предложил Юмашев, и все пошли к столовой.
Потом экипажи расстались. Чкалов, Байдуков и Беляков уехали в Москву доложить о готовности самолета к старту. Громов и Юмашев ушли на аэродром, собираясь в испытательный полет. Данилин вернулся в свою комнату, где на полу лежали карты, на которых вычерчивалась трасса перелета.
Под вечер из Москвы в Щелково вернулся экипаж Чкалова. В это время Громов и Юмашев совершили посадку: испытательный полет обнаружил какой-то стук в моторе, и летчики были озабочены. Но они не ложились спать, решив проводить и пожелать счастливого пути Чкалову и его друзьям. И когда на рассвете Чкалов взлетел над Щелковским аэродромом, Громов стоял у края стартовой дорожки. Не отрывая глаз от самолета, Михаил Михайлович дважды повторил:
— Еще килограммов полтораста бензина можно взять… Еще полтораста… Безусловно!
3
Во время полета Чкалова «вторая тройка», как называли в штабе экипаж Громова, снова испытывала то на земле, то в воздухе мотор. Это сердце самолета. Оно не имеет права, не должно стучать, от него зависит успех перелета. Опытный слух Громова улавливал какую-то нечеткость в работе этого сердца. Решили переменить мотор, привлекли специалистов. Конструктор мотора АМ-34 А. Микулин ощупывал и проверял детали нового самолетного «сердца», прислушивался к его пульсу, следил за приборами.
Тем временем экипаж самолета занялся радиотренировкой. Радист-инструктор А. Ковалевский превратил в радиорубку рабочую комнату экипажа, где были и секстанты, и глобусы, и медикаменты, и кислородные приборы. Юмашев и Данилин садились к столикам, к которым были прикреплены ключи, и начинали выстукивать друг другу те точки и тире, с помощью которых мир будет следить за полетом советских летчиков. Юмашев начал быстро осваивать радиотехнику, у него обнаружились неожиданные способности, и он получил от Ковалевского высокую оценку. Как известно, радисты ревностно относятся к своей профессии, скупы на похвалу.
— У вас хороший слух, — говорил Ковалевский. — Дело пойдет быстро… Только побольше усидчивости!
И утром, и вечером, и ночью тренировались летчики, передавали из одной комнаты в другую: «Иду над Северным полюсом, видимость плохая, высота — 5 тысяч метров…» Или: «Летим уже вторые сутки, облака закрыли землю, наши координаты… переходим на работу с Америкой…» А Данилин выстукивал в другом конце комнаты: «Дайте обзор погоды над Канадой, скорость сто восемьдесят километров, на самолете все в порядке…» Был вечер, когда Ковалевский приучал летчиков и к другой «тематике» радиограмм: «Началось обледенение, идем в тумане слепым полетом, проходим район циклона, дайте погоду….» А иногда летчики передавали друг другу отрывки из радиограмм Байдукова и Белякова, статьи из газет о Северном полюсе. Приходил Громов и отрывал от радиодел.
Начались тренировочные и испытательные полеты — ночные и дневные, длительные и короткие.
4
Полеты следовали один за другим. То они испытывали новый мотор, то горючее, то радиооборудование, то работу приборов. В воздух поднимались инженеры-электрики, врачи, моторостроители, астрономы. Они проверяли все сложное хозяйство самолета, прислушивались к дыханию мотора, его пищеварению, смотрели за показаниями десятков приборов. На разных высотах врачи исследовали воздух кабины пилотов, инженеры ползали по фюзеляжу, проверяя электропроводку, моторостроители напрягали свой слух, стараясь уловить какие-нибудь изъяны в работе мотора. Механики сидели у доски приборов и следили за стрелками, записывали все наблюдения в свои дневники. Порою самолет АНТ-25 напоминал научно-исследовательскую лабораторию, поднятую в воздух. Громов неустанно все сам проверял, осматривал, испытывал.
Тысячи людей — на авиационных заводах, на меховых фабриках, в портняжных мастерских, в институтах и лабораториях — готовили этих трех смельчаков в дальний, беспосадочный перелет. С любовью и вниманием подбиралась или изготовлялась каждая деталь снаряжения экипажа. Как мать готовит любимых сыновей в далекий путь, так заботливо и трогательно народ снаряжал трех своих героев. Вот почему советские летчики, поднимаясь в воздух, никогда не чувствуют себя одинокими. Даже на Северном полюсе, даже у полюса неприступности!
— Почему аптечка весит так много? — начал допрашивать Громов доктора Борщевского. — Зачем порошки упакованы в тяжелые стеклянные банки? Выкинуть!
И доктор, еще несколько дней назад кричавший на летчиков, когда они отказывались есть диетические простокваши, робко и послушно уносил в свою комнату криминальные банки, заменяя их простой плотной бумагой или коробочками из пластмассы. Но иногда пилоты требовали увеличить «груз». Просматривая как-то содержимое походных рюкзаков, Юмашев обнаружил, что ни в одном из мешков нет иголок.
— А если у меня дорогой лопнут штаны? — спросил Андрей Борисович врача, пробегавшего мимо. — Что ж, я, по-вашему, так и должен вылезать в Америке? Почему не положили иголок?
— Я боялся, что вы дорогой можете уколоться, — ответил растерянно Борщевский и через несколько минут принес в комнату десять дюжин иголок. Юмашев, смеясь, уложил одну дюжину в карман рюкзака, а остальные девять вернул.
Затем, притащив в комнату насос, летчики испытывали резиновую лодку. Юмашев качал, Данилин смотрел на часы. Наконец лодка была надута.
— 18 минут 32 секунды, — меланхолично сказал штурман. — Предлагаю лодку оставить в Щелкове, не загромождая самолет лишним грузом. Все равно при посадке в воду утонем раньше, чем успеем достать насос и накачать эту махину.
И лодку оставили в Щелкове. Она лежит в углу комнаты, рядом с лыжами, оставленными экипажем Чкалова, и приемником радиостанции, на котором летчики тренировались перед стартом.
Стараясь проверить все, инженеры иногда выводили летчиков из терпения. Особенно им досаждали специалисты по маслу. Они бесконечно проверяли поведение масла в воздухе и на земле, его теплопроводность, вязкость, определяли различные коэффициенты и показатели. За несколько дней до старта в комнату экипажа вошел инженер из Центрального института авиационного топлива и масел и сказал:
— Нужно налить горячее масло в баки и посмотреть, насколько оно охладится в полете.
Юмашев подошел к окну и молча показал на термометр. Он отмечал 32 градуса в тени.
— Вы лучше налейте холодного масла и посмотрите, насколько оно нагреется, — посоветовал Громов.
Все рассмеялись.
Отдыхая после полетов, летчики уходили в лес, раскинувшийся за аэродромом. Они молча бродили по тропинкам, собирали ягоды, рвали цветы, прислушивались к извечному счету кукушки, к соловьиной трели. Андрей Юмашев устраивал Громову и Данилину экзамен по естествознанию. Они резвились и бегали по лесу, выходили к реке, купались, загорали, катались на лодке. Потом вновь возвращались на аэродром, где их ждали новые испытания и контрольные полеты, где ведущий инженер Евгений Карлович Стоман, всегда чем-то озабоченный, возился у самолета.
5
День старта приближался, напряжение в комнате № 58 достигло своего кульминационного пункта. Михаил Громов объявил:
— Приготовьтесь: сегодня вечером уходим в десятичасовой полет.
Доктор побежал готовить бутерброды и фрукты, инженер Кербер проверил шлемы с прикрепленными к ним телефонами, синоптики принесли сводку о погоде над Москвой.
— Куда вы пойдете? — спросил Стоман у Громова.
— Будем путешествовать из Москвы в Рыбинск и обратно… К утру вернемся.
В сумерки они поднялись в воздух. В течение десяти часов экипаж придирчиво испытывал мотор, приборы, расход горючего, поведение масла, послушность самолета. Поднимались на большую высоту и проверяли кислородные приборы. Всю ночь, когда Москва отдыхала, три летчика бодрствовали в воздухе, испытывая высокую технику и самих себя. И всю ночь не спал на аэродроме Евгений Карлович Стоман. Он сидел у радиоприемника и по выражению лица радиста угадывал, что на самолете люди бодры и веселы, что мотор работает идеально, приборы послушны, а рули податливы.
Утром экипаж прилетел на Щелковский аэродром. Громов и Юмашев ушли спать, Данилин начал писать телеграммы — запросы в Америку.
Сергея Данилина больше всего интересовал вопрос о поведении приборов в районе Северного полюса. Поэтому он специально запросил Белякова, перечислив все свои недоумения. Беляков немедленно ответил, что магнитные компасы работали сносно, гирополукомпас — хорошо, солнечный указатель курса и радиокомпас — превосходно. С этими же вопросами Данилин обратился к приехавшим в Щелково участникам экспедиции на Северный полюс. Внимательно прослушав их подробный рассказ, он удовлетворенно сказал:
— Я так и думал.
А Юмашев, проснувшись, вызвал по телефону товарищей, недавно вернувшихся из Америки, и попросил их срочно к нему приехать.
— Вот что, друзья, — сказал он им, — видимо, скоро нам придется встретиться с населением Северной Америки. Языка мы не знаем. Составьте для нас небольшой, но исчерпывающий перечень английских фраз. Там должны быть выражения на все случаи жизни: где найти советского консула, как проехать на телеграф, просим подозвать такси и прочее в этом роде.
Накануне старта друзья вручили ему этот оригинальный словарь, аккуратно переписанный на пишущей машинке. Юмашев бережно спрятал его в нагрудный карман.
— До свидания, ребята, сейчас у нас уже все есть, — говорил Юмашев таким тоном, будто без импровизированного словаря полет был бы невозможен.
В ночь перед стартом, после ужина, они снова прошлись по лесу. Звездное небо сверкало над миром, тишина обнимала и успокаивала их. Они вернулись в свою комнату, легли спать.
6
Самолет и экипаж были готовы к старту. Предстояло еще совершить последний контрольный полет. Перед вечером Михаил Громов, Андрей Юмашев и ведущий инженер самолета АНТ-25 Евгений Стоман поднялись в воздух.
В этом последнем полете Громов, продолжавший придирчиво проверять поведение машины и приборов, обнаружил, что мотор расходует слишком много горючего. В воздухе он многозначительно взглянул на Стомана.
— Что же у вас мотор — с ума сошел?
— Не может этого быть, — обиженно ответил ведущий инженер.
Они всю ночь проверяли литромеры бензиновых баков, вычисляли коэффициенты удельного расширения горючего от высокой температуры, считали нормы расхода бензина различными двигателями. Ранним утром Стоман разбудил командира перелета.
— Что я вам говорил?! — торжествующе произнес он. — Литромеры выдумывают черт знает что, а вы им верите. Сейчас мы их исправим.
Громов недоверчиво вновь поднял самолет в воздух. Пресловутые приборы вели себя в этом полете чинно и благопристойно. Расход бензина был нормальным.
Затем потянулись мучительные дни ожидания погоды.
Лететь нельзя! — категорически говорили сводки погоды, развертывая перед экипажем бесконечную вереницу циклонов, теплых фронтов и окклюзий, затеявших немыслимую чехарду во всем Полярном бассейне от Кольского полуострова до берегов Канады.
И вот строгий метеорологический консилиум подписал наконец пропуск на океан. Радостный и взволнованный, Громов почти сбежал с широкой лестницы, сел в машину и вихрем понесся в Щелково.
— Летим! — еще от ворот крикнул он Стоману. — Готовьте самолет.
Техники бережно вывели гигантскую машину из ангара. Огромные баки до пробки залили бензином, заправили машину маслом и водой. В кабину штурмана Стоман уложил несколько термосов, наполненных горячим чаем, свертки бутербродов, апельсинов и другой дорожной снеди.
Затем наступил торжественный обряд взвешивания самолета. Стоман настороженно ждал результатов.
— 11 500 килограммов, — удовлетворенно сказал он. — Хорошо. Почти на 300 кило больше, чем весила чкаловская. А оторвется легко!
Светало. У стартовой дорожки Щелковского аэродрома стояли люди, пришедшие проводить экипаж. Здесь были родные летчиков, члены правительственной комиссии — Рухимович, Туполев, Алкснис, Шмидт, Герои Советского Союза Шевелев, Спирин, Бабушкин, участники экспедиции на Северный полюс, летчики, полярники, инженеры, советские и иностранные корреспонденты.
Пилоты вышли на поле. Они пристальным взглядом окинули белесый горизонт и широкое поле аэродрома. На горке, могуче распластав крылья, стоял, пригнувшись, красавец самолет, готовый к гигантскому прыжку.
Спортивные комиссары Кривиский и Дымов опечатали бензиновые и масляные баки, уложили в крылья и фюзеляж три барографа.
Летчики попрощались с провожавшими. Громов подождал, пока его товарищи — Юмашев, Данилин — поднялись по трапу в кабину самолета. Спокойный и сосредоточенный, взглянул он на летное поле, на дорожку, на людей, очищающих путь самолету, на облака, плывущие над лесом. Герой Советского Союза постоял несколько мгновений молча, будто прощаясь с родной землей, с народом, верным сыном которого он является. Потом летчик влез в кабину самолета, приказал убрать трап, вытер и без того чистые стекла кабины.
Прозвучала и вспыхнула ракета, искры ее рассыпались в воздухе. Это был сигнал: путь свободен.
Михаил Громов дал газ, и самолет побежал. За бегом самолета напряженно и взволнованно следили все — и участники экспедиции на Северный полюс, и ученые, и герои, и друзья летчиков. Громов спокойно вел быстро несущуюся машину, выжидая, пока она наберет достаточную скорость для взлета. С поразительным искусством и мастерством, плавно, без единого толчка Михаил Громов оторвал машину от земли. «Блестяще взлетел!» — послышались восклицания со всех сторон. А Громов уж набирал высоту, повернув самолет на север.
Далекий и ровный шум мотора был отчетливо слышен в предутренней тишине. На стартовой дорожке все молчали. Трое отважных понесли на мощных крыльях славу авиаторов Советского Союза. В то мгновение, когда Михаил Громов совершил взлет на Щелковском аэродроме и вышел на великий воздушный тракт Москва — Северный полюс — Северная Америка, в то мгновение Советский Союз поднялся на новую, еще более высокую ступень цивилизации и прогресса. Это не только три летчика — советский народ совершил еще один смелый взлет. И мировая слава Союза Советских Социалистических Республик вновь гремит, пробуждая человечество, открывая перед ним новые пути и горизонты.
1937
Данный текст является ознакомительным фрагментом.