В режиме ожидания
В режиме ожидания
Слухи о женском наборе летали в воздухе. В какой-то момент учебный класс рядом с «греческим залом» расцветился яркими кофточками.
Теоретическая подготовка второго набора советских женщин-космонавток проходила у меня на глазах. Были они очень симпатичными эти возможные космонавтки. И постоянно прописанные в отряде Наташа Кулешова и Ирина Пронина, и сразу оказавшаяся за бортом отряда Наталья Верёвкина и девочки-медички, севшие в 80-ых за космические парты – милая и мудрая Елена Доброквашина и очаровательная Галина Амелкина и их на редкость симпатичные «боевые подруги». Но полетели не они, а включившаяся позже в марафон подготовки Светлана Савицкая.
Маршал авиации Евгений Савицкий своими звонками вопросами напоминаниями поддерживал свою дочь. Как-то увидел я фото в «Комсомолке»: парашютистка-красавица в шлеме, после прыжка. Улыбается, лежит себе в траве, а кругом ромашки. Словом, красота. А пришла, увы, совсем иная. Пугала её настойчивость. Такая перешагнёт через всё. И действительно, она не стала отдавать дань технике, хотя после полёта некоторое время числилась замом начальником отдела в ОКБ, а ушла в политику, пополнив в Думе фракцию КПРФ.
Что в это время чувствовали нелетавшие космонавты? Каждый в душе был «Наполеоном» и имел грандиозные планы. После полёта Владимир Соловьев, например, создал в ЦУПе мир под себя.
Перед полётами они были готовы на всё. Саша Серебров повторял: «Как вы не понимаете, я из полёта всем привезу докторские диссертации». Но в очередности всё было схвачено и у готовящихся не было элементарной ясности и реальной перспективы. Многие долгое время оставались в авангарде надежд, но так и не слетали и оставались в отряде до пенсии.
Были они на всё готовы ради возможного полёта. Неопределённость угнетала, и когда ожидать стало невмоготу, подняли «бунт». На очередном партсобрании отряда было высказано так много нелицеприятного, что Елисеев, до этого ратовавший за «звездное братство», ушёл из партгруппы гражданских космонавтов и перевёлся в партгруппу своих подчинённых, которые не смели сказать ему подобное в лицо. И это было только начало. «Бунт космонавтов на корабле» продолжился: начальника службы Кубасова не выбрали в партбюро, и это было тогда знаковым сигналом.
В жизни во всём поддерживалось кастовое разделение отряда на летавших – нелетавших. В апреле 1981-го, на очередной день космонавтики слетавшие угодили на какой-то высокий приём, а нелетавшие собрались в престижном Центре Хаммера, казавшийся нам тогда местом неуёмной роскоши. Здесь были искусственные деревья, изваянные дизайнерами, по стенам божьими коровками ползли прозрачные скоростные лифты, работали необыкновенные эскалаторы. Всё это поражало неискушенного советского обывателя. Собрались нелетавшие: Соловьев, Баландин, Александров, Манаров, Стрекалов, Кулешова и Пронина и начался настоящий «плач Ярославны», общий стон и разговор о надеждах и чаяниях.
Хаммеровском центре был местом международных встреч, и теперь здесь проходил международный шахматный турнир, и не было удивительным, что под конец нашего застолья в зале появился почётный арбитр турнира космонавт Виталий Севастьянов и чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов.
Затем мы поехали в гости к Севастьянову, и оказалось, что он жил в доме напротив Моссовета, где жил и Левитан. А по дороге Севостьянов ехал по центровой и хвастался, что всегда разворачивается на Тверской, где не положено, и постовые «не замечают» нарушения.
На стенке прихожей квартиры Севастьянова были развешены иконы раритеты, и хозяин горделиво пояснял, что это такой-то век, а это такой. У Севостьянова пили душистый греческий коньяк, который считался редкостью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.