(<Воскресенье> 2 июня (1829) Петербург.

  (<Воскресенье> 2 июня (1829) Петербург.

   Мы все еще в городе, и причина тому грустна -- бедняжка Анна Антоновна очень больна, и Бог знает, поправится ли она, но я все же надеюсь на лучшее. Алексей недавно уехал в наше поместье 210. Петр с герцогом. Мы ожидаем приезда Варвары с мужем и очаровательной малышкой, она не может жить у нас, потому что у нас болели корью и все еще болеют коклюшем. Какая прекрасная погода! и один Бог знает, когда мы поедем в Приютино. Как великолепна река, какое чудесное небо, ни одного облачка! Нева, как гордая красавица, спокойна, тиха, но хороша, очень хороша... Из окна я вижу крепость, ее стены, мост через Неву211... Я слышу доносящийся издалека шум экипажей -- какая прекрасная картина, как она меланхолична, какие навевает грезы, сколько дум о жизни, и особенно о будущем пробуждает она! Меня спрашивают, что я пишу, они хотели бы прочесть мой журнал! Они никогда его не увидят! Да и зачем, он лишь опечалил бы их. Алексей, уезжая, просил меня приготовить к его возвращению сюрприз. Он часто говорил о... Мне очень бы хотелось как можно скорее получить от него письмо. И почему ж это? -- спрашивает мой внутренний голос. Да потому, что оно, как я предполагаю, должно удовлетворить мой интерес.

Интерес

   Лицо приятное, мягкое, но задумчивое, взгляд острый, живой, волосы совершенно седые, рост средний, он худощав. Одет весьма изысканно, без претензий, свойственных выскочкам. Манера поведения непринужденная, мягкая, приятная и предупредительная. Вот облик этого обаятельного человека. Увидев его впервые, я сама себе тут же сказала: "Вот настоящий джентльмен", -- и я не ошиблась. Я всегда думала и продолжаю думать, что внешность редко обманывает, особенно глаза. Эта личность с первого взгляда вызывает к себе интерес, и этот интерес сохраняется навсегда. Никогда и ни к кому не была я так расположена, как к этому человеку, он внушал мне доверие и уважение, которые лежат в основе всех самых глубоких чувств. Находясь в его обществе, мне казалось, что я в обществе такого совершенного существа, такого человека, которому охотно и безбоязненно доверила бы свою жизнь. Я не испытывала к нему идеальной любви, это было скорее поклонение, уважение, восхищение.

   Его возраст -- думаю, лет сорок212 -- нисколько меня не пугал. Да, на него я могла положиться, ибо его столь твердые правила были верным залогом счастья. Его безупречная репутация213, обожание, которое он внушает всем без исключения, убеждали меня, что видеть его и любить -- одно и то же. Счастлива та женщина, которая его полюбит; он, кажется, создан для того, чтобы нести в мир счастье.

   Во вторник мы заезжали к Фишерам. Какое прекрасное заведение!214 Как я радовалась тому, что Интерес был там тоже. Там были папенька, маменька, Мейендорф, граф Виельгорский, моя кузина Марфа2|5 и мадам Адам, урожденная Полторацкая, другая моя кузина216 -- прелестная женщина. Я подтрунивает над графом Виельгорским по поводу его учености в области ботаники. Он был, по обыкновению, очарователен, и просил позволения провести вечер у нас. Вечером у нас были Глинка и Иванов, придворный певчий. Боже, какой прекрасный тенор!217 Граф приехал поздно, но тоже пел и оставался долго, очень долго... Вот и все, вот и все, вот и все!)